Он воплотил в себе всю русскую эксцентрику — и музыкальную, и театральную, и просто жизни. Это — русский юродивый, который замечательно изображает чисто национальную стихию.
Я познакомился с Мамоновым в середине 80-х годов, когда русский рок впервые привезли в Нью-Йорк и Мамонов выступал в Линкольн Центре, где он показал балет абсурда. Дитя Франкенштейна со словарем косноязычия, Мамонов двигался уникальным образом. Его пластический язык позволял изобразить парад уродов на сцене.
Я пробрался за кулисы и подошел к обессиленному и босому Мамонову, снявшему насквозь промокшие кеды, в которых он плясал свой танец на сцене. «Что это было?», — спросил я. И Мамонов, который все еще не мог отдышаться после выступления, прохрипел: «Русская народная галлюцинация!»