Сюжеты · Общество

«Какое им дело до мертвых, когда нечем живым платить»

Семьям умерших от ковида медиков массово отказывают в получении компенсаций

Елена Романова , Собкор «Новой»
Фото: Сергей Карпухин / ТАСС

Роспотребнадзор, который обязан расследовать все случаи ковид-заражения медиков, все чаще приходит к выводу, что работавшие в условиях пандемии врачи и медсестры заражались где угодно, только не в больницах. Качество расследований вызывает много споров, часть которых уже перекочевала в суды и кабинеты следователей.

С начала эпидемии в Ростовской области родственникам медиков, погибших от коронавируса, в 47 случаях было отказано в получении страховых выплат. 

Положительное решение получили лишь 27 семей, еще в четырех случаях у погибших медиков не нашлось положенных наследников. Эту информацию «Новой» официально подтвердили в региональном центре по борьбе с пандемией. 

Согласно Указу президента РФ № 313 от 5 мая 2020 года «О предоставлении дополнительных страховых гарантий отдельным категориям медицинских работников», в случае смерти медицинского работника от коронавируса государство должно выплатить его родственникам 2,7 млн рублей. На компенсацию могут претендовать супруги, родители, дети до 18 лет или те, кто не старше 23 лет и учится очно, а также дети-инвалиды и опекаемые. 

Алексею Журкину в такой выплате отказали. Его жена Светлана работала операционной сестрой в БСМП-2 Ростова-на-Дону (МБУЗ ГБСМП). В ноябре 2020 года Светлана умерла, ей был 51 год.

«Смерть Журкиной С. В. наступила от коронавирусной инфекции, вызванной РНК-вирусом SARS-CoV-2 9COVID-19), подтвержденным ПЦР № 40449819 от 05.11.2020 при прижизненном исследовании и № 36196Ч11120 от 11.11.2020 при посмертном исследовании» — говорится в справке о смерти.

На первый взгляд, случай Журкиной полностью подпадает под определения страхового случая: медик, работала в больнице скорой помощи, умерла «в результате инфицирования новой коронавирусной инфекцией (COVID-19) при исполнении трудовых обязанностей».

Однако в БСМП-2 Ростова-на-Дону посчитали, что погибшая медсестра заразилась где угодно, но не на рабочем месте.

— Она могла уйти на пенсию в 46 лет — из-за условий работы, но продолжала работать. Брала полставки. Это была ее жизнь, она не могла без своей работы, — рассказывает Алексей Журкин. — Мне стало плохо 26 октября. Я позвонил ей на работу, она была на суточном дежурстве, говорю: слабость, температура повысилась. Она сразу поняла. Говорит: «Это оно. У нас на работе у сотрудницы муж заболел, его госпитализировали, она попыталась взять в поликлинике больничный как контактная, но ей не дали и отправили на работу».

Алексей Журкин. Фото из архива семьи

Утром я пошел в поликлинику сдавать тест, потому что домой ко мне никто приходить не собирался. Посидел в общей очереди, сдал. Пришел домой, жена уже вернулась. Ей тоже нездоровилось. На следующий день позвонили из поликлиники, сказали, что да, ковид, продиктовали схему лечения. Жена сообщила, что ей тоже плохо, и мы стали лечиться вместе. Лекарства доставали через друзей, некоторые даже пришлось из области привозить. Сидели дома, никуда не ходили. 2 ноября жене стало плохо. Мы договорились сделать КТ в частном порядке, снимок показал поражение легких — более 50%. Из клиники ее сразу забрали в «двадцатку», там она через четыре дня и умерла.

Алексей Петрович убежден, что жена заразилась на работе, ведь никаких экспресс-тестов на коронавирус пациентам, которых продолжали везти в БСМП-2, не делали. Медики постфактум узнавали, что оказывали помощь больному с коронавирусом.

— С марта месяца один за другим на карантин закрывались отделения: сначала потому, что в них «побывали» инфицированные больные; позже — потому что болело больше половины медперсонала, в отделениях просто некому было работать, — вспоминает одна из бывших сотрудниц больницы, которая вместе с несколькими сотнями других медиков ушла из БСМП-2 в прошлом году. — Масок не хватало. Давали две маски на всю смену, а по правилам работы надо было к каждому новому больному приходить в новой маске. Это же больница скорой помощи, там много людей травмированных, реанимации переполнены. Идешь к пациенту с дистресс-синдромом и не знаешь, от чего это у него. 

Светлана Журкина операционная сестра МБУЗ ГБСМП Ростова-на-Дону, умершая от коронавируса. Фото из архива семьи Журкиных

Большинство моих знакомых переболело, причем не по одному разу. Настоящие защитные костюмы появились только летом (прошлого года). Весной маски, респираторы — все покупали за свои. А доплат за работу с ковидными больными не было. «У нас нет «красной зоны», а подтвержденные коронавирусные больные госпитализируются в ковидные госпитали — за что вам платить?» — говорил главврач. А то, что до получения результатов тестов эти больные лежали в обычных палатах, мы их лечили, оперировали в обычных халатах и масках — ничего? 

Всего в БСМП-2 от подтвержденной коронавирусной инфекции умерли пять сотрудников. По данным «Новой газеты», больница не признала ни одного случая заражения на рабочем месте.

— Заболевание связывается с профессиональной деятельностью только в том случае, если медицинский работник в свой инкубационный период непосредственно работал с пациентами, у которых подтверждено наличие новой коронавирусной инфекции (COVID-19), и пациентами с подозрением на эту инфекцию. Инкубационный период при новой коронавирусной инфекции (COVID-19) составляет от 2 до 14 дней. После установления профессионального заболевания медицинское заключение о наличии профессионального заболевания и извещение об установлении профессионального заболевания направляются в Фонд социального страхования, где производится единовременная страховая выплата при наличии выгодоприобретателей, — поясняют в ростовском минздраве алгоритм действий в случае выявления ковида у медиков.

Если медучреждение не готово признать, что сотрудник заразился на работе, оно направляет пакет документов в Центр профпатологии ГБУ РО «ЛРЦ № 2», где и проводится расследование связи заболевания с профессией.

Здание БСМП-2 Ростова-на-Дону. Фото: Яндекс.Карты

В случае со Светланой Журкиной «ЛРЦ № 2» пришел к выводу, что в БСМП-2 операционная сестра заразиться никак не могла. Основанием для такого вывода послужили:

  • акт служебного расследования работодателя от 13.11.2020 (спустя почти две недели после информации о заражении сотрудника, а согласно Постановлению правительства от 16.05.2020 № 695, работодатель должен был сделать это в течение трех суток);
  • санитарно-гигиеническая характеристика условий труда от 22.12.2020 (спустя полтора месяца после смерти Журкиной).


Алексей Журкин добился прокурорской проверки. Так стало понятно, почему в больнице считают, что погибшая медсестра заразилась не на работе.

«В период осуществления трудовой деятельности с 18.10.2020 по 25.10.2020 (учитывая инкубационный период), Журкиной С.В. медицинские манипуляции пациентам с установленным диагнозом коронавирусной инфекции не производились, факт заражения КОВИД-19 не подтвержден» — говорится в официальном ответе МБУЗ «БСМП ГБСМП». Ведь это так удобно: считать датой проявления ковида не 26 октября, когда женщина почувствовала себя плохо, а 2 ноября — когда ей официально поставили диагноз. 

«Девочки, заболела, боюсь, до 8-го не выкарабкаюсь. Поэтому продам или обменяю дежурство, но лучше продам. Хоть в кассу, хоть на руки», — написала она 1 ноября коллегам в общем чате «Гинекологини».

7 ноября в том же чате кто-то оставил короткое: «Девочки, Света умерла».

Вдовца Светланы сейчас обвиняют в стяжательстве, дескать, хочет нажиться на смерти жены. Алексей настаивает, что Роспотребнадзор умышленно не проводит свои расследования качественно: имея доступ к данным о всех заражениях, не устанавливает, кто из сотрудников, будучи контактным, ходил на работу в БСМП-2. Он добился проверки Следственного комитета. Следователь Вагабов даже нашел и опросил ту самую санитарку, о которой за две недели до смерти рассказала Светлана Журкина, перепуганная недомоганием мужа. Санитарка (копия опроса есть в распоряжении редакции) сказала, что в октябре ни она, ни ее муж ничем не болели и за медицинской помощью не обращались. 

Бывшие коллеги Светланы с журналистом «Новой газеты» общаться отказались. Алексей Журкин говорит, что сотрудники оперблока, где работала Светлана, внесли его телефоны в черный список и разговаривать не хотят.

— С ними поработала администрация больницы, со мной не общается человек, с которым мы знакомы более 10 лет, — говорит Алексей.

Семья травматолога-ортопеда из БСМП-2 Олега Рыжкова сейчас в суде добивается правды. 

— Если ты не найдешь своего конкретного пациента, у которого 100% в этот период был выявлен коронавирус, то, к сожалению, тебе откажут <в страховых выплатах>, — говорит адвокат семьи Рыжкова Яна Зимина. — Мы сейчас запросили данные о всех пациентах и о всех сотрудниках 2-го травматологического отделения МБУЗ ГБСМП, у которых был подтвержден ковид и которые находились в отделении с 15 августа по 15 сентября, чтобы выяснить, с кем Олег Михайлович контактировал и от кого мог заразиться. Ждем очередного заседания. К сожалению, в судах уже сложилась негативная практика, они не хотят идти против сформированного механизма. Дело в определенной системе, которая играет не в нашу пользу. 

В возбуждении уголовного дела по факту проведения Роспотребнадзором некачественного расследования с использованием, как полагает Алексей Журкин, подложных документов ему отказали. 

Неофициально в минздраве Ростовской области говорят, что историю Светланы Журкиной знают, но не видят в ней ничего необычного.

— Не всем ведь отказывают, часть семей умерших медиков все же получают выплаты, — сказал источник в ведомстве. — Поэтому говорить о том, что вообще никто никому не платит — некорректно. Что касается БСМП-2, то там, скорее всего, дана установка: ни в коем случае не признавать заражение на работе. Установка, прежде всего, политическая: главврач Владимир Пономарев — член «Единой России», депутат Гордумы. Другим главврачам уважение к памяти коллег важнее партийной дисциплины; в БСМП-2 все немного иначе, отсюда и скандалы. Из-за чрезмерных трат на борьбу с ковидом ФОМС испытывает дефицит средств, нечем живым платить — какое им дело до мертвых.