Глава 1. Река

Метаморфозы

Анатолию Скопцову 71 год. Больше пятидесяти лет он рыбачит на Ангаре. Мы стоим с ним на галистом берегу реки.

— Раньше рыбные уловы здесь были великолепные. Такое количество рыбы я не видел нигде. За полчаса можно было выловить пятнадцать тушек хариуса и гольяна. Рыба была вкусной, мы готовили из нее шпроты, котлеты. Сейчас этой рыбы нет в реке, а ту, что водится, мы не едим, она ядовитая, — рассказывает он.

Анатолий родился в Усолье-Сибирском, был художником, скульптором, охотником, работал на пароходе матросом. «Жизнь заставила, и надо было как-то кормиться». После закрытия химкомбината «Усольехимпром», на котором работало 18 тысяч человек, город словно умер, закрылись и детская художественная школа, и художественная мастерская. Анатолия спасли удочка, ружье и работа на судне. В плаваниях он видел, как заводы убивали Ангару.

— Идем на пароходе вниз до устья реки, вижу, черные отходы льются из отстойников в воду, Ангара покрывается ядовитой черной пленкой, — и дохлая рыба всплывает наружу. После распада химкомбината за ним никто не следил, аварии случались часто и до сих пор происходят. В местах, где было много живности, не стало рыбы и уток.

Скопцов рассказывает, что из-за сбросов химических и нефтяных отходов в Ангару речная рыба мутировала. На ней появились полипы и наросты и выросли горбы. Окунь «стал коротким и головастым» и покрылся слизкой пленкой. Мутация и исчезновение рыбы нарушили пищевую цепочку. В акватории Ангары не стало уток, куда-то подевались выдры, ондатры и норки, пропал заяц, тетерев и глухарь.

— Раньше на рыбалке мы брали воду для чая и ухи прямо из Ангары, а сейчас рыбаки везут с собой на реку покупную воду. Санэпидемстанция предупреждала: «Если хотите прожить дольше на 5–10 лет — рыбу лучше не есть, она ртутная». 50 лет назад я не мог подумать, что такая беда случится с нашей Ангарой.

Люди свою реку не щадят. Скопцов рассказывает, что лесорубы сожгли и распилили километры леса, из-за чего обмелели протоки Ангары. А браконьеры, используя сети и электроудочки, — наживаются на остатках отравленной рыбы.

— Иной раз придешь на реку, видишь: рыбак стоит на берегу с двадцатью флягами рыбы. Он сегодня поймал рыбу, поехал и продал отравленный улов. Ну машину купил на вырученные деньги, а что станет с рекой, он не задумывается. Человеку нужно научиться следить за собой и беречь природу.

Дом у коллектора

Дорога вдоль Ангары тянется к заводскому коллектору «Усольехимпрома», откуда десятилетиями в реку проливались сотни тонн ртути и нефтеотходов.

После закрытия химкомбината количество сбросов сократилось, однако из коллектора продолжает течь вонючая вода. Несколько раз в год отсюда, по словам местных, кубами валят черные нефтеотходы. Они текут в Ангару, и она чернеет.

Это происходит в пятидесяти метрах от жилых домов на улице Бережки.

В ближайшем от коллектора доме живет Константин Новиков — мужчина на вид лет семидесяти с сухим морщинистым лицом. Он называет себя «последним аборигеном на деревне» и объясняет, что все старики давно «ушли» из-за экологии: кто от рака умер, а кто от туберкулеза.

Дом Константина стоит на холме, откуда с одной стороны открывается невероятный вид на Ангару, а с другой — на длинную свалку строительного мусора.

Свалку организовали местные жители, чтобы спастись от производственной золы, которая однажды почему-то хлынула из-под отвала ТЭЦ (теплоэлектростанция.— Ред.) и пошла на жилые дома. Она отравила землю, и та стала безжизненной, и уничтожила пруд, на месте которого сегодня в черной жиже одиноко стоят пни умершей ивы.

— Эту свалку мы организовали сами, а кто поможет нам? — спрашивает Константин. — Здесь был пруд, березы росли, ивы, черемуха, в воде жили окуни и караси. Ребятишки бегали вокруг.

Жители рассказывают, что коллектор «Химпрома» — их главная проблема. Вонь отходов, льющихся из него, режет глаза и загрязняет воздух так, что становится нечем дышать. Когда случается очередной сброс, жители загоняют детей в дом и сами не выходят на улицу, «пока химия не спадет».

Племянник Константина Андрей, мужчина с крепким телосложением, рассказывает, что вонючая вода из коллектора обильно сливается в реку по ночам, пока жители спят; власти не решают проблему.

— В прошлом году Кобзев (губернатор Иркутской области.— Ред.) должен был приехать. Они расставили здесь палатки. Он приехал, посмотрел коллектор, потом они все свернули и уехали. Ручей как бежал, так и бежит.

Загрязнение реки привело к экологической катастрофе. Константин рассказывает, что раньше жители пили воду прямо из Ангары, а сейчас «она делает землю деревянной».

При строительстве дома для закладки фундамента строители использовали речную воду. Сегодня фундамент гниет и весь проседает. Андрей связывает разрушения с загрязненной водой — она разъедает кирпич, бетон и металл.

Однажды Андрей и Константин провели эксперимент. Купили восемь поросят, четверых поили питьевой водой, а другую половину — водой из Ангары.

Кроме химических и нефтяных отходов комбината жителей травит пыль с заброшенного шламонакопителя «Усольехимпрома». В ветреную погоду сухой шлам (отходы. — Ред.) дует на жилые дома, образуя густой гнилой туман.

— Когда нас накрывает шламом, мы не видим соседние дома, 15 метров — и уже ничего не видно. Огурцы в огороде покрываются пленкой, песок в детской песочнице словно в цемент превращается, собаки чувствуют неладное и не вылезают на улицу. Заводим ребятишек домой, чтобы не траванулись, и сами не высовываемся. Но мы здесь уже ко всему привыкли.

Новиков предлагает проехатьна лодке к местам сброса отходов в Ангару.

Мотор начинает кряхтеть. Под бортом — сильный плеск воды, от нее тянет холодом. Лодка движется против течения, разрезая килем воду и пуская на обе стороны шипящие волны.

Перекрикивая мотор, Константин указывает на ручьи, текущие из коллекторов «Усольехимпрома», на очистные сооружения мясоперерабатывающего комбината и других промпредприятий. На километр я насчитываю четыре таких объекта. Из них в разное время в Ангару были сброшены сотни тонн вредных веществ и отравляющих металлов.

Усольские рыбаки рассказывают, что исследовавшие загрязнение реки водолазы опустились при них на дно и обнаружили там толстый слой ртути.

В 2017 году следственный отдел по Усолье-Сибирскому возбудил уголовное дело о «нарушении правил обращения экологически опасных веществ и отходов». Размер ущерба составил 11 миллионов рублей. Исследование сточных вод показало превышение предельно допустимой концентрации аммония-иона, нитрита-иона, нефтепродуктов.

Прокуратура Усолье-Сибирского выяснила, что предприятие «Усольехимпром» не имело прав на пользование участком Ангары — сбросы загрязняющих веществ производились незаконно.

В 2020 году суд удовлетворил иск Росприроднадзора к «Усольехимпрому» «о взыскании вреда, причиненного Ангаре, на 139 млн рублей».

Глава 2. «Химпром»

Шламонакопитель

Дорога отвратительная, машина тащится по ней в сторону заброшенного «Усольехимпрома», чувствуя каждую трещину на асфальте.

С правой стороны дорогу обступают ели, меж которых бродят стаи бездомных собак, с левой — унылые необозримые пространства «Химпрома».

В какой-то момент на правой стороне появляются серые проплешины. Мы останавливаемся перед лесом и, стоя на пустыре, видим, как вдалеке столбом поднимается пыль,заволакивающая небо и волной несущаяся в сторону города. Идем ей навстречу. На горизонте показывается бело-серая пустыня. Земля выжжена ртутью, деревья высохли и обломались, и трава поредела. Здесь умерла природа.

Серая пустыня впереди — шламонакопитель I класса опасности. В нем накоплены отходы ртутного электролиза. ПДК по ртути на объекте, по официальным данным, превышает норму в 283 раза. Находиться здесь опасно для жизни.

Чтобы ядовитая пыль не поднималась со шламонакопителей, их поверхности заливают водой, образуя водяные зеркала. На «Усольехимпроме» такая защита была, но с закрытием комбината ее не стало. Объект просто забросили.

Мы идем по мягкому серому шламу, поднимая ртутную пыль, чтобы пробиться к работающей вдали тяжелой технике, вынимающей из-под шлама ржавые раскоряченные трубы.

Сбоку от нас глубокий окоп. Отсюда в 2014 году главный инженер «Усольехимпрома» Владимир Дмитриев извлек 10 тысяч кубометров ртутьсодержащих отходов и продал их для производства кирпичей компании, которая занималась строительством жилых домов в Ангарске. За это и за умышленные сбросы хлора в атмосферу Дмитриев был приговорен к году ограничения свободы. Его подельник, руководитель работ по консервации Игорь Высоцкий, получил 8 месяцев ограничения свободы. Оба были амнистированы.

Ветер с пылью сечет лицо, в какой-то момент нас накрывает плотная пылевая завеса.

Внезапно впереди появляется человек в грязной с головы до ног одежде. Это рабочий, он рассказывает, что бригада занимается демонтажом труб шламонакопителя уже второй год.

Завод

«Усольехимпром» начал свою работу в 1936 году. Предприятие успешно развивалось, на нем работало 18 тысяч человек. Выпускали кислород, азот, карбид кальция, эпихлоргидрин, ацетилен. Комбинат был единственным предприятием от Урала до Дальнего Востока, производившим хлор и каустическую соду. Настоящий город площадью 610 гектаров.

Вредные вещества превратили площадку комбината в зону отчуждения. Только один цех ртутного электролиза за 18 лет работы (1970–1998 годы. — Ред.) сбросил в окружающую среду 1461 тонну тяжелых металлов. На его территории находится крупнейшая ртутная аномалия России, которая фактически представляет собой месторождение этого металла.

Загазовки, аварии, пожары, сбросы жидких отходов, взрывы и прочие ЧС на химкомбинате случались со дня открытия и до его ликвидации в 2017 году. Часто это происходило по вине работников, которые умышленно стравливали химотходы в атмосферу, сбрасывали их в реку и хоронили под землю.

Бывший начальник пожарной части «Усольехимпрома» Сергей Рыбинский рассказывает, что с завода № 3 (впоследствии назывался «Усолье-Сибирский силикон». — Ред.) на тракторах телегами вывозились опасные «разноцветные» отходы, которые сбрасывались в химическую свалку. Она представляла собой глубокий котлован без бетонированного основания и бетонных ограждений и находилась в километре от поймы Ангары. Сегодня, по словам Сергея, котлован переполнен отходами — там образовалась «цветная гора», которая поднялась высоко над уровнем земли. Объект заброшен и никем не охраняется, доступ к нему ограждает длинный перекоп.

Люди и сами катастрофически пострадали из-за деятельности и распада «Химпрома» — стали массово болеть.

Проблема — в расположении завода: «Усольехимпром» оказался неправильно построен по розе ветров: все химические утечки, которые вредили здоровью населения, шли на город, а ближайшие жилые дома оказались расположены всего в километре от промышленной площадки.

Скважины

С жителем Усолья-Сибирского Евгением Ожигановым мы идем по рыжему пустырю площадью 110 гектаров, встречая навалы бытового мусора и химические лужи, полные черной жижи.

Останавливаемся перед одиноким шлагбаумом со знаком «Проезд и проход запрещен». За ним, примерно в пятистах метрах, стоят цистерны, рядом с которыми снуют рабочие.

— Мы находимся на рассолопромысле бывшего комбината, на котором сейчас ведет работы ФГУП «Федеральный экологический оператор» (специализированная организация, занимающаяся обращением с отходами любых видов и классов опасности. — Ред.). Согласно проекту, сюда, в скважины, были закачены отходы эпихлоргидрина. Они находятся в трехстах метрах от ближайших жилых домов.

Евгений объясняет, что по законодательству закачка отходов под землю в черте города запрещена, а эпихлоргидрин опасен тем, что фракции, которые он содержит, обладают ярко выраженным мутагенным эффектом, вызывающим генетические отклонения во втором и третьем поколениях.

— Когда 15 лет назад встал вопрос о закачке отходов в скважины, я был категорически против, потому что во время общественных обсуждений проекта ни на один наш вопрос не было дано ответа. Мы спрашивали, какого класса опасности вещества, не нанесут ли они ущерб городу, нет ли под землей сообщения с другими скважинами и с соляным пластом и не контактирует ли он с выходом в Ангару.

Ожиганов говорит, что отходы эпихлоргидрина были закачены под землю с нарушениями технологических регламентов — скважины рассолопромысла не были законсервированы надлежащим образом.

Когда Евгений и другие граждане запросили официальные документы по этим работам, им ответили, что они были утеряны.

— (продолжает) В контракте на ликвидацию скважин прописано, что количество загруженных под землю отходов равно 18 тысячам тонн. Но понимания, кто ими занимался, кто разрешил провести работы и кто курировал это, нет. Все скрывается.

Евгений отмечает, что в действиях властей нет открытости, хотя от этих действий зависят здоровье и жизни усольчан.

— Это то же самое, что больной пришел в кабинет к врачу, врач точит скальпель, чтобы отрезать кусок плоти, но не объясняет, что и зачем он будет делать, не говорит больному, останется он жив или нет. Когда развалился «Химпром», ответственные за это люди все бросили и уехали, и концов не найти, а в городе возникла чрезвычайная ситуация.

Распад

«Усольехимпром» начал закрываться в 2012 году из-за финансовых проблем:большинство цехов были остановлены, начались массовые сокращения сотрудников. 1 ноября 2017 года комбинат был ликвидирован.

При закрытии химпредприятия по закону нужно разрабатывать проект консервации. Все оставленные на площадке опасные вещества должны быть утилизированы. Этого на «Химпроме» сделано не было.

На 610 гектарах промплощадки скопилось огромное количество ртути. Только в почве под цехом ртутного электролиза — около 500 тонн.

Потом ее случайно разливали в подъездах и в своих квартирах, отравляя себя, своих близких и соседей. В гаражах и в шкафах многих усольчан несбытая ртуть хранится до сих пор.

Кроме того, по словам Олега, с площадки «Усольехимпрома» мародеры вывозили вторичные стройматериалы, разбирая зараженные каркасы цехов. Из этих материалов строились жилые дома, дачи и гаражи.

Масштабы мародерства на «Химпроме» были велики: за пять лет срезали, вынесли и сдали в приемные пункты все, на чем можно было заработать.

На загнувшийся «Химпром» лезли не только алкоголики и наркоманы, но и «большие серьезные люди», заработавшие миллионы рублей на тоннах зараженного металлолома.

В феврале 2019 года сотрудники отдела МВД «Усольский» обращались к Министру внутренних дел с просьбой привлечь к ответственности участника местной ОПГ «Спортсмены» М., который, якобы под покровительством местных полицейских чинов, «занимается распилом «Химпрома» для сдачи вторичного металла». Полицейские рассказали, что

Алексей (имя изменено по просьбе героя) — бывший житель Усолья-Сибирского. Мужчина занимался вывозом черного металла с площадки «Химпрома». Он рассказывает, что «весь город» и мародеры из Ангарска, Иркутска и других регионов России грабили распавшийся завод.

— Люди приезжали на грабеж отовсюду, в том числе из соседних регионов. На территории комбината ночами бродили толпы металлистов — группами по 5–10 человек. Бывало такое, что приедешь на площадку за медью, а ее там уже нет. «Усольехимпром» начали стабильно и по-крупному грабить в 2015 году, до 2020 года оттуда вывезли все, что можно было сбыть.

Мужчина рассказывает, что он «залезал» на химкомбинат несколько раз: туда мог попасть любой человек, у которого было 2–3 тысячи рублей, чтобы дать «на лапу» охране.

— Это все происходило как бы легально. Подрядчик выкупил участок на «Химпроме», и металлисты разбирают его. Случалось такое, что сам подрядчик лез на комбинат и выносил металл. За один заход на площадку металлист зарабатывал 10–20 тысяч, подрядчик — 50–100 тысяч. Металл вывозился тоннами, и охрана была в сговоре с мародерами. Они заранее знали, где они будут работать и какой объем металла планируют сделать, — объясняет Алексей.

Алексей рассказывает, что «Химпром» грабили и ранее. Мародеры не смотрели на опасность и резали трубы, полные ртути, и цистерны, которые были заполнены жидкими отходами. Из-за «работы» металлистов в заброшенных цехах и на открытой площадке начинались пожары и случались взрывы.

— Один из мародеров полез в шахту за медными кабелями и сгорел там под напряжением. Другого убило током, — объясняет Алексей.

— (продолжает) Сегодня площадку охраняет Росгвардия. Но не важно, кто будет охранять ее: если на «Химпроме» будет что украсть, мародеры вывезут это при посредничестве охраны и «крыши».

Из-за мародерства и экологической угрозы на площадке «Усольехимпрома» в 2018 году власти города объявили режим ЧС, который действует до сих пор. По поручению Владимира Путина охрану площадки осуществляет Росгвардия. Но проникнуть туда — по-прежнему не сложно.

Задержание

1 мая. 5 утра. С экологом Дмитрием Левашовым едем исследовать зону химзагрязнения, которую нам не захотели показывать, несмотря на официальный запрос в администрацию города и обещания мэра. Таксист не удивляется, высаживая нас посреди пустой улицы без единого жилого здания.

Накануне мы выяснили, что территория «Усольехимпрома» огорожена не полностью. Оказаться в периметре опасного объекта можно и совершенно случайно: нет ни табличек «проход запрещен», ни ограничительных лент.

Подходим к зданию электротехнической лаборатории. Пару лет назад его поджигали мародеры, а сейчас оно завалено строительным мусором.

Лай: стая бродячих собак прибегает, то ли пытаясь выгнать нас, то ли прося еды.

Дмитрий тревожится:

— Сейчас охрана поймет, что кто-то на территории.

Задобрить собак нечем. Двигаемся вперед, осторожно ступая по сломанным оконным рамам, шинам, арматуре и гнилым доскам. За соседним зданием — еще одна свалка: из обломков столов и стульев. Судя по полустертому рекламному объявлению, здесь была мебельная фабрика.

Дмитрий просит не останавливаться лишний раз: мы планируем подобраться как можно ближе к площадке демонтированного ртутного цеха, чтобы взять пробы воздуха и почвы.

Идем по аллее вдоль зданий бывшего завода — административных, промышленных, каждое третье из них, судя по черному налету, пережило пожар. Собаки подуспокоились, сопровождают нас всей стаей, парочка из них забегает в цеха. В воздухе фонит «чернобыльская атмосфера».

— А вот металл пилят, — Дмитрий кивает в сторону перерытой, будто после археологических раскопок земли прямо перед высоким кирпичным цехом.

Слышим собачье подвывание: пес запрыгнул в окно на первом этаже и не может вылезти обратно — подоконник слишком высокий. Внутри — металлические балки, пол усеян обломками кирпичей, бетона, пластика. Пес мечется по помещению, но выхода нет: двери заложены горой строительного мусора, а до огромной дыры в задней стене тоже не допрыгнуть. Он подбегает обратно к окну, где стою я, цепляется когтями за кирпичи, подтягивается, и тут один из кирпичей падает вниз, лапы соскальзывают. Инстинктивно делаю шаг в сторону — здание может обрушиться в любой момент. Пес с очередным усилием выбирается.

На фасаде следующего здания белой краской неровно написано: «Не входить! Угроза обрушения».

Издалека доносится перманентный шум, будто где-то включен огромный вентилятор, и с каждым шагом он становится все громче.

Заворачиваем за угол очередного цеха — в нос бьет едкий химический запах. Перед зданием, похожим на склад, сброшены в кучу поломанные доски, паллеты и проржавевшие баллоны огнетушителей, а рядом на земле разлиты лужи с желто-белыми разводами.

К горке порошка можно пройти по выложенной кем-то тропинке из досок, утопающих в луже, но Дмитрий решает пока не рисковать.

Шум вентиляторов становится громче: если не повышать голос, мы не слышим друг друга. Перед нами, в паре десятков метров, металлический ангар, разделенный на секции.

Я замечаю, что воздух рядом с ангаром дребезжит как при высоких температурах. Подхожу и вижу огромные, диаметром с колесо внедорожника вентиляторы. Горячий ветер дует от них так сильно, что я быстро согреваюсь. Температура ветра, по ощущениям, больше 30 градусов. Иду вдоль секций — их всего восемь, в каждой по четыре вентилятора, под которыми стоит фонарь для освещения в ночное время.

Замечаю, что в нашу сторону направлено несколько камер видеонаблюдения. И буквально через несколько минут к нам подъезжает автомобиль: в салоне двое мужчин в песчаной камуфляжной форме. Один из них, не здороваясь и не выходя из машины, спрашивает:

— На кого работаете?

Узнав, что мы не сотрудники предприятия, охранники требуют, чтобы мы сели в машину и объяснили их руководству, как именно проникли на территорию. Мы не отказываемся. Нас привозят к проходной, тут стоят четыре машины с эмблемой Росгвардии. К нам подходит росгвардеец и с ходу начинает обвинять в незаконном проникновении на охраняемый объект. Вопрос о том, где начинается охраняемая территория и почему нет ни одного оповещения, он игнорирует. Сотрудник просит показать сделанные фотографии: листаю перед ним на экране камеры сделанные снимки. Он тычет пальцем и чуть ли не кричит:

— Вы вообще понимаете, что это опасный объект? Это зона ЧС! Здесь химия повсюду!

Я показываю снимок вентиляторов и интересуюсь, какой цех они охлаждают, а в ответ слышу:

— Будете сидеть здесь, пока не прибудет полиция.

Я снимаю фото из окна, и тут же один из росгвардейцев подбегает, открывает дверь машины и говорит, что снимать запрещено: режимный объект.

— Объект, на который можно спокойно заехать на мопеде, называется режимным, охраняемым Росгвардией, — с улыбкой замечает Дмитрий.

В холодной машине приходится сидеть около полутора часов. Затем нас ведут в пустую зеленую комнату. Из мебели здесь только старый деревянный стол и два обшарпанных качающихся стула. На подоконнике — цветочный горшок, заполненный железными спицами.

Двое росгвардейцев встают у выхода — видимо, чтобы мы не сбежали.

В комнату заходит начальник отдела вневедомственной охраны, майор полиции Андрей Бурков. Росгвардии он показывает удостоверение, запрещает себя снимать и обещает подать в суд, если увидит ролики с собой в интернете. Один из охранников докладывает ему, что нас «выявили». Майор спрашивает, как мы «пробрались на закрытый охраняемый режимный объект», и не верит, что это произошло совершенно беспрепятственно. Отсутствие оповещающих знаков, правда, не оспаривает.

— А какое это имеет отношение к нам?

— Ну вы же снимаете на территории Усолья… — пытается объяснить майор, но тут же осекает себя. — А вообще, здесь много предприятий, куда доступ ограничен, поверьте мне.

Приходит наряд полиции — молодые девушка и парень. Андрей Николаевич докладывает им, что нас с Дмитрием «выявили работники предприятия» и что мы «вину признаем». Поправляю его: «Это неправда». Полицейские записывают наши объяснительные и удаляются. Следующий час майор вместе с коллегой заполняют административный протокол за «незаконное проникновение на охраняемый объект». Заметно, что работать с подобным документом им приходится нечасто, и они переспрашивают друг у друга, что именно нужно записывать. В итоге протокол на Дмитрия составить не успевают — истекают три часа с момента задержания.

Интересуюсь у Буркова, часто ли в Усолье воруют металл. Он говорит: «Это уже прекращено».

Майнинг-ферма

Сегодня на территории «Усольехимпрома» функционируют 16 предприятий. Они появились на промышленной площадке в результате распродажи активов завода. Предприятия производят мебель, отбеливатели, кристаллы для космонавтики и геодезии и металлический калий.

Самый нетривиальный объект площадки — майнинг-ферма.

По словам жителей Усолья-Сибирского, ферма работает с 2015 года и потребляет примерно 60 МВт·ч, притом что само Усолье-Сибирское в лучшие годы потребляло около 130 мегаватт.

Управляет фермой ООО «Аврора». По документам ее учредителем выступает некий Сергей Кудрин, но в ЕГРЮЛ есть отметка о том, что сведения об учредителе — недостоверны. В 2018 году выручка компании составила 437 млн рублей.

Ни одного штатного сотрудника у «Авроры» нет.

Основатель «Авроры» (от которого она перешла якобы Сергею Кудрину) Андрей Веселов — совладелец и генеральный директор «Рус-Энерджи групп», занимающейся облачными технологиями и оптоволоконными сетями. Ему также принадлежат деревообрабатывающие компании «Сибэкотерм», «Реборн» и «Норд Хольц», а до 2018 года он владел компаниями «Гидра» и «Стройград», занимавшимися торговлей лесом. Сама «Аврора» также создавалась как предприятие, торгующее лесоматериалами.

Дозвониться до «Рус-Энерджи» корреспонденту «Новой» не удалось. В бизнес-центре, где зарегистрирована компания, сказали, что предоставить информацию о ней не могут. Телефоны лесопромышленных компаний Веселова не указаны.

В 2020 году перед администрацией Усолья-Сибирского была поставлена задача подобрать новые площадки для размещения организаций, работающих на территории «Усольехимпрома». В отчете Минприроды по этому поводу указано, что от переноса «Авроры» решено отказаться, так как компания «имеет сложную специфику производственной деятельности».

Взрыв онкологии

Георгий Петров, бывший директор завода № 3 «Усольехимпрома» и «Усолье-Сибирского силикона», на предприятии проработал 43 года — больше половины жизни.

Пришел в 1969 году. Направили на работу начальником смены пускового объекта завода, где производился хлоропреновый каучук (наирит. — Ред.).

Георгий признается, что работа «Химпрома» очень вредила экологии: происходила разгерметизациятруб, обрушались заторные арматуры, «газило хлором».

Из-за сбросов хлора и других веществ в атмосферу, в почву и в Ангару в Усольском районе и, в частности,в Усолье-Сибирском случился резкий скачок онкозаболеваний.

— Многие усольчане могут рассказать об этом. Врачи ставят прямой диагноз, а о причинах не говорят. Должен проводиться мониторинг ситуации, который сопоставлял бы состояние атмосферного воздуха и воды с показаниями здоровья граждан. В Усолье такая работа не ведется. Я перенес три операции по удалению злокачественных опухолей.

Мужчина объясняет, что окружающая среда и население пострадали из-за того, что комбинат устарел и истощился. Корпусы цехов и трубопроводы постоянно подвергались коррозии и разрушениям.

В памяти Георгия «Химпром» живет — работающим, с только что построенным большим современным заводом.

Мы стоим на пустыре, где лают собаки, и их лай раскатывается по пустоте. Развалины вдали — бессловесны. Перед нами огромные заброшенные цеха: сквозь пустые окна можно обозреть сотни гектаров безжизненной дали.

Небо пасмурное, плотно обложено тягучей серостью, — и все здесь серое: обессилевшая земля, обвалившиеся столбы ЛЭП, ржавые громоздкие металлические конструкции.

Заборы, окружившие участок «Химпрома», невысокие и местами повалены. На одном из них стареет надпись: «Ельцин — герой США».

Киллеры «Химпрома»

Георгий Петров рассказывает, как убивали «Химпром». В1993 году вышло постановление о приватизации производства. На тот момент сам Георгий был директором завода № 3 (на «Усольехимпроме» работало 7 крупных заводов). Руководство предприятия сообщило ему, что у завода сложная эксплуатация, и порекомендовало отделиться от «Химпрома».

Петров рассказывает, что производство вышло на кредитование Минэкономразвития. Но со сменой министра в правительстве России перечисление кредитных средств прекратилось — завод опустился в финансовую яму.

«Усольехимпром» потерял заказы на внутреннем рынке. Но за счет экспорта и финансовой поддержки областной администрации предприятие все-таки выкарабкалось и работало до приобретения руководством векселей на 800 миллионов рублей у компании «ВИТА-Фарм». Предприятие не уплатило налог на 500 миллионов рублей, а долг вместе с различными штрафами и пеней вырос до 1 миллиарда 250 миллионов рублей — весной 2003 года «Усольехимпром» был признан банкротом.

Георгий рассказывает, что потом появились предприниматели Владимир и Алексей Дмитриевы. Они выкупили завод и вложили много денег в развитие. В 2003 году «Усольехимпром» был передан Дмитриевыми братьям Котенко. Компания «Нитол», которая позиционировала себя как производитель поликристаллического кремния и принадлежала Дмитрию Котенко и Анатолию Гончарову, выкупила контрольный пакет акций «Химпрома» у государства.

Спустя два года руководители сменили вектор развития для перехода на производство высокотехнологичных продуктов для электронной промышленности и солнечной энергетики.

— Они завладели «Химпромом», потом заинтересовались нашим производством. Спрашивали, чем завод может быть полезен для бизнеса. А мы к тому времени освоили очень интересный продукт, необходимый для микроэлектроники, — трихлорсилан. Объездив заводы по всему миру, которые производили трихлорсилан, Котенко решил заняться его производством в России.

Мужчина рассказывает, что на «силиконе» планировалось производство высокотехнологичных материалов, в том числе поликристаллического кремния для фотоэлектрических элементов солнечной энергетики.

В 2006 году на площадке «Усольехимпрома» началось строительство «Усолье-Сибирского силикона» для производства трихлорсилана, поликристаллического и монокристаллического кремния.

Георгий рассказывает, что, когда Котенко начал строительство «Усолье-Сибирского силикона», цена на поликристаллический кремний на мировом рынке составляла 400 долларов за килограмм.

Планировалось, что усольский завод будет выпускать кремний по 80 долларов за кг. «Силикон» обещал Котенко много прибыли. Владельцы даже забросили остальные предприятия «Химпрома», прекратив их модернизацию, и вскоре они распались.

Производством поликристаллического кремния в Усолье-Сибирском заинтересовалось Роснано. Госкорпорация вложила в «Усолье-Сибирский силикон» 12 млрд рублей.

Глава Роснано Анатолий Чубайс заявлял, что производство поликремния в Усолье — это «старт для создания в России кластера солнечной энергетики». «Мы планируем идти с этим производством на экспорт. У нас есть конкурентные преимущества, которые сделают нашу продукцию востребованной на мировом рынке, в том числе и за счет производства в Усолье-Сибирском. Я считаю, что у него очень серьезные перспективы».

Однако перспективы поликремния разглядели не только в России. Пока «Нитол» и Роснано готовились к запуску производства в Иркутской области, бизнесмены в Китае построили десяток подобных предприятий, буквально обрушив мировой рынок. Цена на поликремний с 2008 по 2010 год снизилась в 20 раз: с $400 до $20 за килограмм. Выпускать его в Усолье-Сибирском стало невыгодно.

До 2013 года Роснано пыталось переждать ценовой кризис, планируя увеличить мощность производства до 3500 тонн поликремния в год. Однако цена так и не выросла. Чубайс сообщил, что проект «Солнечный кремний» — нерентабельный.

Ангара течет в Люксембург

Слова Петрова о том, что Дмитрий Котенко «поимел на «Усольехимпроме» большие долги», — правдивы лишь отчасти. В 2017 году, вслед за предприятием, он действительно был признан банкротом. Но это — в России.

Формальным учредителем группы «Нитол», совладельцем и гендиректором которой являлся Котенко, было кипрское INSQ Prodaction Limited. Компания закрылась за год до окончательного разорения «Усольехимпрома» — в 2016-м. При этом последние данные о ее выручке свидетельствуют: INSQ получила за год 312 801 евро.

Учредителем INSQ Prodaction Limited и формальным владельцем самого завода «Усольехимпром» была другая офшорная компания — Keadby Corporation (Британские Виргинские острова). Все данные о ней и ее прибыли скрыты.

Но Котенко оказался связан не только с традиционными офшорами. Согласно данным «Интерфакс-Спарк», он является руководителем люксембургской компании Ecolive SA, офис которой находится в двухэтажном особняке в самом центре столицы Великого герцогства. У компании ранее было подразделение в Москве, занимавшееся инвестициями в ценные бумаги и финансовым консультированием. Оно закрылось в 2014 году. Зато сейчас у Ecolive SA есть подразделение на Кипре — Ecolive Limited, годовая выручка которого, согласно «Интерфакс-Спарк», составляет $355 828.

Будучи банкротом, Дмитрий Котенко размашисто путешествует: в последние годы его видели в Милане, Салониках, Вене, Венеции и даже Тегеране.

Брат Дмитрия Котенко Андрей, руководивший в «Нитоле» подразделением «Поликристаллический кремний», сегодня успешно занимается водоочисткой и промышленной водоподготовкой. Его предприятие «Воронеж-Аква» и ассоциированные с ним компании работают с «Роснефтью», «Газпром нефтью», «Интер РАО», «Русгидро». Чистая прибыль бизнес-империи Андрея Котенко за три года после банкротства «Усольехимпрома» составила 235 млн рублей.

Другой совладелец «Нитола», Анатолий Гончаров, в 2018 году был объявлен в розыск. Правда, не из-за Усолья, а в связи с махинациями в разорившемся «Айманибанке», где он также был совладельцем. Его подозревают в присвоении и растрате вместе с подельниками 124 млн рублей со счетов банка.

Глава 3. «Завод смерти»

В начале 2020 года в Усолье-Сибирском началась ликвидация очага загрязнения «Усольехимпрома».

Оператором работ по распоряжению правительства России назначили ФГУП «ФЭО» (Федеральный экологический оператор. — Ред.), подразделение «Росатома».

Сообщалось, что исполнитель практически завершил обнаружение очагов химического загрязнения: был демонтирован цех ртутного электролиза. Сегодня специалисты очищают емкости и цистерны с отходами. В ближайшее время будут выявлены масштабы загрязнения грунта и грунтовых вод, а также прилегающей к площадке зоны; станут ясны объемы и характеристика загрязнений.

После ликвидации накопленного вреда на площадке планируют создание экотехнопарка «Восток». Его строительство будет проводиться в рамках реализации федерального проекта «Инфраструктура для обращения с отходами I–II классов» (это вещества самой высокой опасности для экологии и людей. — Ред.). Инвестиции, по официальным данным, составят около 5 миллиардов рублей.

«Росатом», городские, областные и федеральные власти уверяют, что экотехнопарк вдохнет жизнь в Усолье-Сибирское. Что экологически чистый завод, или «самое современное предприятие России», не причинит вред экологии и жителям. Но усольчане, наученные опытом бед на «Химпроме» и десятилетиями обещаний лучшей жизни, не верят. В городе экотехнопарк называют «заводом смерти».

«Им здесь жить»

У Насти голубые глаза, белые волосы и румяные щеки. Настя — мама семилетних двойняшек Давида и Поли.

Она переехала в Усолье из деревни, когда в городе объявили о создании территории опережающего развития. Подумала, что здесь есть будущее. Сегодня признается: ошиблась.

— К нам даже Медведев приезжал, говорил, что город будет развиваться, я не могла подумать, что когда-нибудь Усолье захотят превратить в химическую помойку, — говорит она.

Анастасия выступает против строительства «Востока». Когда узнала, что «Росатом» планирует создать завод по переработке отходов I и II классов опасности, полезла в интернет.

— В прошлых проектах на полигонах случались взрывы, гибли люди, — рассказывает она о своем недоверии. Но уточняет: она не против завода, главная претензия — в том, что он будет находиться вблизи города. Считает, что «Восток» необходимо расположить в пятидесяти километрах от Усолья-Сибирского.

Больше всего Настя переживает за благополучие детей — дом, в котором они живут, расположился близко к промзоне.

Она рассказывает, что в Усолье переполнены отделения онкологии, дети болеют тяжелыми заболеваниями. У сына Давида на недавнем совместном медобследовании «Росатома» и Роспотребнадзора врачи обнаружили серьезные изменения в щитовидной железе. Настя связывает это с экологией.

Она рассказывает, что после переезда в город ее здоровье «стало хуже». Появилась хроническая усталость. Девушка заметила по разговорам жителей, что такая проблема есть у многих усольчан.

— Если завод построят в шаговой доступности от нашего дома, от меня и моих детей, я буду вынуждена уехать из Усолья. Я не хочу, чтобы мои дети травились здесь. Им здесь жить.

Малыми дозами

Против строительства «Востока» усольчане собрали 7050 подписей — подписался каждый десятый житель. Многие не хотят видеть на месте умершего опасного предприятия новое — работающее с не менее опасными отходами.

— Когда мы слышим, что в городе построят сад, дороги, коммуникации, школы, я не верю в это. Звучит красиво, но где это прописано, в каком документе? — говорит активистка Дарья Ключникова.

Бывший начальник пожарной части «Усольехимпрома» Сергей Рыбинский также подписался против строительства экотехнопарка.

Он уверен, что новый завод не заменит «Химпром» по количеству рабочих мест.

Бывший работник «Усольехимпрома» Михаил Ожиганов сегодня — соучредитель фонда «Добрые люди», который помогает больным детям. Он говорит, что абсолютно безвредных химических предприятий не существует, а в проектных документах экотехнопарка нет раздела об аварийных ситуациях, которые будут случаться, как на любом промышленном предприятии.

Ожиганов рассказывает, что сегодня в городе образовалась огромная химическая свалка. Жители хотят, чтобы все отходы были переработаны и земля очистилась. Но экотехнопарку есть альтернатива — мобильные установки. По мнению Ожиганова, целесообразнее привезти в город такие установки, с помощью них избавиться от загрязнений, и на чистой площадке «Химпрома» развить крупное, неопасное для экологии и населения, предприятие.

По словам Михаила, если на заводе произойдет аварийная ситуация, внизу по течению Ангары пострадает один миллион жителей и вверх по реке — миллион.

«Люди обожглись на «Химпроме»

С мэром Усолья-Сибирского Максимом Торопкиным мы встречаемся в его кабинете в администрации города. Он говорит, что обеспокоенность горожан вопросами экологии и строительством нового предприятия ему понятна: сам, мол, долго консультировался, насколько это опасно.

— Почему жители против строительства «Востока»? — спрашиваю у него.

— Здесь есть два момента. Есть группа людей, которые на самом деле очень боятся нового завода. И я их понимаю. Они «обожглись» с «Химпромом» и с «Усолье-Сибирским силиконом». С ними нужно работать — показывать и разъяснять нашу работу. Любое химпроизводство, особенно ртутное, оставляет последствия на здоровье. Карбидный цех и цех ртутного электролиза очень вредили экологии и населению. Тех, кто работал «на ртути», сегодня нет в живых. Но есть вторая категория людей, которая против «Востока», —зарабатывающая политические баллы. Наш город — один из самых политизированных в Иркутской области. Скоро начнутся предвыборные кампании, и отлично зарабатывать очки можно, находясь в оппозиции. Мы прекрасно понимаем, что можно ничего не делать, но громко кричать. Этих людей нет смысла переубеждать в чем-то.

Торопкин говорит, что его основная задача — контролировать работу по очистке площадки «Химпрома» и строительству «Востока».

— Мы заложники ситуации. Я был на десяти совещаниях в Москве у Светланы Радионовой (руководителя Росприроднадзора). Очевидно, что никто не даст нам вывозить на переработку свои отходы. Жить с ними мы больше не можем. Не только потому, что дышим отходами, сталкиваемся с ними, они разносятся по всей области. Здесь стоит вопрос о судьбе самого города. Я помню времена, когда в городе проживало 110 тысяч жителей. Сегодня их — 75. Люди десятками тысяч ежедневно выезжают на работу — по вахтам и в соседние города. Инвесторы, которые хотят работать здесь, останавливаются на этапе прохождения экспертизы — земля на площадке очень заражена. Я бываю на «Химпроме» через день. Недавно мы обнаружили, что грунт заражен на глубине 8 метров. Мы положили его в бочку, а он горит. Неизвестно, какое количество отходов находится под землей. Из 17 цистерн больше половины мы выкопали из-под земли. Они горели и взрывались. Мы можем много говорить, что завод — это плохо, но я уверен, что такие экотехнопарки — будущее каждого крупного города России. Необходимо тщательно следить за его работой: соблюдать нормы с высоким серьезным уровнем подхода — особенно к экологии. Не надо понимать словосочетание «отходы I и II класса опасности» как что-то ядерное. Это отходы, с которыми мы сталкиваемся каждый день, — это те же лампочки и батарейки.

Торопкин признается: его позиция по заводу связана и с финансовыми трудностями, которые испытывает Усолье.

— Усолье-Сибирское сегодня — это город с дефицитным бюджетом. Мне не хватает средств, чтобы содержать город, потому что большинство предприятий, которые здесь работают, находятся на стадии банкротства или экологически загрязнены. Нужно скорее очистить площадку и завести инвесторов. Можно настроить парки и скверы, сделать фонтаны, но кто будет по ним гулять, кто будет жить в «грязном» городе? Президент говорит, что необходимо не только очистить территорию «Химпрома», но завести инвесторов и поднять социально-экономический уровень города. Например, очистные сооружения находятся в аварийном состоянии, но сегодня появились средства на проектирование новых. В наших планах построить их в следующем году.

— Вы коренной житель Усолья-Сибирского. Какой была экология здесь в советское время, в каком она состоянии сегодня?

— Мой прадедушка привез один из цехов из Донецкой области. Я непосредственно связан с «Химпромом». Моя бабушка работала на производстве. В то время люди выходили из дома и видели зеленый асфальт в зеленых лужах. В СССР за такими крупными предприятиями не следили как следовало бы. Площадка «Химпрома» — это не только 610 гектаров зараженного пространства, но прилегающая к ней территория.

Сегодня из промышленно-ливневого коллектора № 1 «Усольехимпрома» течет вода с превышениями ПДК. На руках у меня имеются предписания прокуратора и решения суда об остановке стока. Но я не могу остановить выпуск. Если я сделаю это, на площадке «Химпрома» образуется озеро. В это же время я понимаю, что вода из коллектора имеет огромные превышения по ПДК. Она наносит серьезный экологический ущерб Ангаре и городам, которые находятся ниже по течению.

В 2018 году я объявил в городе режим чрезвычайной ситуаций, в том числе из-за мародерства. ЧС сохраняется до сих пор. Я думаю, что площадка «Химпрома» защищена: поставили забор, Росгвардия работает. Еще полтора года назад можно было подойти к «Химпрому» с любой стороны и увидеть на площадке Лас-Вегас: в каждом здании мародеры что-то пилили, случались возгорания и взрывы, завод сиял. А собственников сегодня не найти.

Неуходящие отходы

На восстановление площадки в Усолье-Сибирском планируется потратить 48,5 млрд рублей. Однако насколько оправданы такие расходы — неясно.

Только на перетаривание отходов «Усольехимпрома», по информации «Новой газеты», было потрачено 2 миллиарда рублей (по информации Росатома — 171 525 000 рублей). В распоряжении редакции имеется аудиозапись совещания межведомственной рабочей группы под председательством зампреда правительства Виктории Абрамченко. Вице-премьер говорит, что перетарить отходы нужно было для их транспортировки в Ангарск. Однако в ходе заседания выясняется, что принять их на новом месте невозможно.

— По перемещению веществ вопрос проработан, — говорит представитель «Росатома» Андрей Лебедев. — Это [будет] связано с проведением государственной экологической экспертизы, с согласованиями по внесению изменений в лицензии на эксплуатацию ядерного объекта… Мы бы предложили с учетом, что Росгвардия держит ситуацию [на «Усольехимпроме»] под контролем, оставить все без изменений. Мы готовы будем в следующем году переместить [отходы] на один из экотехнопарков, которые мы сегодня создаем.

Экотехнопарки, где могут принять отходы из Усолья-Сибирского, создаются в Кировской, Курганской, Саратовской областях и в Удмуртии.

— Не получается никак по-другому? Чтобы все-таки в Ангарске, — обращается Абрамченко к (предположительно) заместителю гендиректора «Росатома» Кириллу Комарову.

— Виктория Валерьевна, не получается.

В октябре 2020 года байкальский природоохранный прокурор Сергей Зенков написал губернатору Иркутской области Игорю Кобзеву письмо, в котором раскритиковал ведущиеся на «Усольехимпроме» работы.

Представители «Федерального экологического оператора» в ответ на запрос «Новой газеты» заявили, что экотехнопарк «Восток» будет иметь замкнутую инфраструктуру: сточных вод образовываться не будет, все выбросы будут проходить многоуровневую очистку. «Вторичное загрязнение окружающей среды исключено. Никакого негативного влияния на здоровье жителей города не будет».

Ликвидацию загрязнения в Усолье-Сибирском планируется завершить в 2024 году. Справится ли человек с ртутью?

Материал подготовлен при поддержке Медиасети