Искандер Ясавеев , Доктор социологических наук, старший научный сотрудник Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург)
Фото: Евгений Епанчинцев / ТАСС
В конце апреля правительство утвердило «Концепцию развития уголовно-исполнительной системы России на период до 2030 года». Этот документ был разработан авторским коллективом Научно-исследовательского института ФСИН, впоследствии документ дорабатывался в Министерстве юстиции. Ряд поправок был предложен членами Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Концепция представлена правительством как «документ планирования», определяющий «цели и приоритетные направления развития» уголовно-исполнительной системы.
Таким образом, в течение ближайшего десятилетия Федеральная служба исполнения наказаний будет отчитываться о продвижении по указанным направлениям. Социолог Искандер Ясавеев проанализировал концепцию с криминологической точки зрения и сделал вывод, что документ не изменит положения дел с насилием, пытками, неоказанием медицинской помощи в следственных изоляторах и исправительных колониях, поскольку сохраняет главную черту этой системы — закрытость от гражданского общества.
Лейтмотивами новой концепции являются слова «совершенствование», «улучшение» и «повышение». Сама суть этих слов предполагает, что уголовно-исполнительная система России успешно выполняет свои задачи и нуждается лишь в наведении лоска. При этом необходимость «улучшения» обосновывается ссылками на «права заключенных»: подозреваемых, обвиняемых и осужденных. «Обеспечение прав» — еще один лейтмотив этого документа, соседствующий с лейтмотивом «повышения» («повышение эффективности обеспечения прав лиц, содержащихся под стражей и отбывающих наказание»).
Однако концепция не определяет и не разрешает принципиальную проблему, касающуюся прав заключенных в российской уголовно-исполнительной системе.
Ключевое обстоятельство, способствующее нарушению прав человека в следственных изоляторах и исправительных колониях, — закрытость, непрозрачность учреждений Федеральной службы исполнения наказаний, невозможность осуществления гражданского контроля над тем, что в них происходит. Но концепция, несмотря на заявления о необходимости «повышения уровня взаимодействия с институтами гражданского общества», не предусматривает изменений в принципах формирования общественных наблюдательных комиссий (ОНК).
Фото: РИА Новости
В настоящее время решение о составе ОНК принимает совет Общественной палаты России, совершенно лояльный по отношению к власти и Федеральной службе исполнения наказаний. Кроме того, общественные организации, признанные иностранными агентами, лишены права выдвигать кандидатуры в состав ОНК. Целый ряд авторитетных правозащитных организаций: «Мемориал», «Общественный вердикт», (внесены Минюстом в список иноагентов) «Институт прав человека», «За права человека» и другие уже признаны таковыми. В результате формируемые в последнее время общественные наблюдательные комиссии не являются независимыми от власти и региональных управлений ФСИН, в них, как правило, оказываются «свои» по отношению к уголовно-исполнительной системе, не вмешивающиеся в происходящее с заключенными. Независимые правозащитники постепенно [исключаются](https://novayagazeta.ru/articles/2021/04/06/marinu-litvinovich-iskliuchili-iz-onk-teper-ona-namerena-idti-v-gosdumu) из ОНК в процессе переформирования комиссий.
В концепции утверждается: «лица, освободившиеся из мест лишения свободы, не адаптированы к жизни в гражданском обществе», однако вместо расширения возможностей для реабилитации и адаптации заключенных новый документ способствует сокращению этих возможностей.
В частности, концепция предполагает «укрепление сотрудничества и расширение участия религиозных организаций, относящихся к основным традиционным религиям, в духовно-нравственном просвещении и воспитании осужденных и лиц, содержащихся под стражей».
Но российская власть относит к числу «основных традиционных религий» не христианство в целом, а только православие.
Священник проводит обряд крещения в колонии. Фото: РИА Новости
Между тем одним из немногих институтов реабилитации бывших заключенных в России являются протестантские религиозные сообщества, действующие по принципу «равный — равному». Помощь бывшим заключенным — трудоустройством, жильем, открытыми, доверительными и поддерживающими отношениями с другими людьми — оказывают в них те, кто преодолел серьезные жизненные трудности, возникшие после освобождения. Эти сообщества ранее занимались «тюремным служением», их участники приезжали в колонии, разговаривали с заключенными, обсуждали с ними их будущее. Их действия были примером «человеческого отношения» к заключенным, о необходимости которого заключенные так часто говорят в исследовательских интервью, но которое, по их же словам, почти полностью отсутствует со стороны администрации и сотрудников колоний. В документальных работах о положении бывших заключенных, включая недавний специальный репортаж «Пробация по-российски» канала «Редакция» и социологический фильм «Долгая дорога назад» Дмитрия Омельченко, показаны действия таких сообществ, помогающих бывшим заключенным. Однако участники протестантских сообществ сообщают социологам, что вход в колонии им в настоящее время закрыт. Выражение «основные традиционные религии» в новой концепции развития уголовно-исполнительной системы закрепляет недопущение представителей протестантских сообществ в следственные изоляторы и колонии для общения с заключенными.
В концепции умело используются статистические данные, создающие благоприятное впечатление об уголовно-исполнительной системе и ФСИН. Вот, например, такое утверждение: «По сравнению с 2010 годом благодаря эффективному оказанию медицинской помощи, внедрению современных методов профилактики, диагностики, лечения и реабилитации после перенесения наиболее распространенных заболеваний отмечается снижение смертности осужденных, подозреваемых и обвиняемых в учреждениях уголовно-исполнительной системы в 2 раза (в 2010 году — 4774 человека, в 2020-м — 2400 человек)». Но ведь и число заключенных, и это указано в концепции, значительно сократилось за десять лет — с 864 тысяч человек к 1 января 2010 г. до 482,9 тысячи к 1 января 2021 года.
Именно это снижение и стало основным фактором двукратного уменьшения числа смертей.
Конечно, сокращение числа заключенных за последние десять лет — это очень важная позитивная тенденция в уголовно-исполнительной системе. Однако произошло это сокращение опять же не в результате «проводимой государственной политики, расширяющей возможности применения альтернативных уголовных наказаний, не связанных с изоляцией от общества», как утверждается в концепции, а главным образом из-за существенного сокращения в этот период числа регистрируемых преступлений, включая убийства, разбойные нападения, грабежи и кражи. В 2010 году в России было зарегистрировано 15 563 убийства и покушения на убийство, в 2020-м — 7695. Разбоев в 2010 году было зарегистрировано 24 537, в 2020-м — 5280, грабежей в 2010 году — 164 547, а в 2020-м — 38 392.
Фото: РИА Новости
Концепция уделяет значительное внимание «совершенствованию медицинского обеспечения осужденных и лиц, содержащихся под стражей», но не предусматривает принципиальных изменений в организации медицинской помощи заключенным и возможностей контроля за медобеспечением извне. Это означает, что неоказание медицинской помощи заключенным и крайне низкое ее качество сохранятся.
Некоторые положения концепции свидетельствуют об отсталости ФСИН в отношении стандартов гигиены и приватности. Новая концепция предусматривает обеспечение ежедневным душем беременных женщин и женщин с малолетними детьми. Это означает, что до настоящего времени нет такой возможности и что возможностью ежедневного душа не будут обеспечены остальные. Концепция рассчитана на десятилетний период.
Получается, что к 2030 году у российских заключенных в целом по-прежнему не будет возможности принимать душ ежедневно? Концепция предполагает также «обеспечение приватности при установлении санузлов во всех учреждениях уголовно-исполнительной системы», подтверждая, что они до настоящего времени — начала третьего десятилетия XXI века — не обособлены. Кроме того, в концепции есть положение о «совершенствовании… порядка проведения досмотров и обысков лиц, посещающих учреждения уголовно-исполнительной системы, направленном на проведение указанных процедур в условиях, не унижающих человеческое достоинство». Тем самым концепция подтверждает, что посещение заключенных сопровождается унизительным обыском. Об этой практике уже много лет говорят родственники заключенных и сами бывшие заключенные, но голоса ни тех, ни других почти не слышны.
Новая концепция предполагает «развитие сети исправительных центров» для «кратного увеличения размещения осужденных к принудительным работам». Расширение принудительного труда — это одно из основных направлений развития уголовно-исполнительной системы, вызвавшее дискуссию в обществе о возврате к практикам ГУЛАГа. Концепция предусматривает использование труда осужденных «при строительстве крупных объектов, а также привлечение к работам по очистке территории Арктической зоны Российской Федерации от загрязнения (отходов производства и потребления)». Однако направление на принудительные работы на «объекты Арктической зоны» противоречит декларируемой в этой же концепции необходимости поддержания связей с семьей. Кроме того, направление заключенных на принудительные работы в удаленных местах почти полностью исключает возможность гражданского контроля за осуществлением прав заключенных.
Один из разделов концепции посвящен пробации, то есть «оказанию содействия лицам, освободившимся из мест лишения свободы, в занятости и бытовом устройстве». Но пробация, судя по тому, как она описана в концепции, может осуществляться государственными органами в дальнейшем точно так же, как это происходит сейчас, — только в отчетах. Более того, система пробации вместо обеспечения бывших заключенных достойными жильем и работой может стать еще одним механизмом надзора за ними. Единственное положение, не вызывающее никаких вопросов и замечаний: «Отбывание уголовного наказания в условиях изоляции от общества влечет за собой ослабление, а нередко полный разрыв социальных связей, потерю навыков жизни в обществе, что влияет на формирование дезадаптивной направленности в поведении и, как следствие, на совершение повторных преступлений». Логичным выводом из этого положения является необходимость развития альтернатив «изоляции от общества» как наказания, но о таком развитии ничего в концепции нет.
Фото: РИА Новости
Наконец, новая концепция по-прежнему нацелена на исправление осужденных посредством уголовно-исполнительной системы. А это утопия.
Современное криминологическое знание говорит о том, что лишение свободы имеет исправительный эффект только в исключительных, очень редких случаях. Если исходить из этого, то настоящей целью уголовно-исправительной системы является не исправление осужденных, которое недостижимо, а развитие альтернатив тюрьме и минимизация вреда, наносимого наказанием, в частности, лишением свободы. Именно такие идеи и шаги — развитие других форм наказания, не связанных с лишением свободы, и максимально возможное сокращение вредного воздействия тюрьмы — были бы в интересах граждан, а не представление старых идей в новой форме, чем является принятая концепция.
В отношении уголовно-исполнительной системы в концепции используется много современных выражений, включая «цифровую трансформацию», но положение дел остается прежним: это предельно закрытая, недоступная для гражданского контроля система учреждений с недостойными условиями содержания, отсутствием уважительного отношения к заключенным, пытками, пресс-хатами, множеством теневых и коррупционных практик. Новая концепция подтверждает, что саму себя изменить эта система не может, не может это сделать и действующая власть.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»