Интервью по законам военного времени

Шокирующие «признания» арестованного в Минске в результате спецоперации КГБ Белоруссии известного белорусского диссидента Романа Протасевича, сделанные им в интервью белорусскому каналу ОНТ, породили в СМИ и соцсетях массу злорадных или горестных комментариев (в зависимости от позиции авторов) о его трусости, непоследовательности, предательстве идеалов. Однако его слова следует рассматривать в контексте всех предыдущих событий и входящих обстоятельств. Два из них определяют все.

**Первое.** Так называемое интервью является неотъемлемой частью всей операции, это не отдельное событие, не ситуационное использование слабости арестованного. Ловушка для авиалайнера внутреннего рейса ЕС, чреватая серьезными экономическими и политическими последствиями, строилась не просто ради мести.

С некоторых пор режим Лукашенко ввел в свой арсенал признания арестованных политических противников на внешнюю и внутреннюю аудиторию, интервью Протасевича и есть желаемый результат. Конечно, это возврат к советской еще довоенной практике в стиле Вышинского: самооговор — король доказательств. Но раз уж они прибегают к этому средству регулярно, значит считают, что оно работает.

**Второе.** Уникальность положения Протасевича, на задержание которого сделана ставка в борьбе в Европой, Западом вообще, экономическими санкциями. Он станет клином в единство белорусской оппозиции, дискредитирует ее перед народом и активными сторонниками. Спецслужбы и сам Лукашенко возлагают на Романа очень большие надежды.

Военный давал присягу, участвовал лично в войне, осознает себя частью народа, на него распространяются правовые конвенции о военнопленных. В конце концов за ним стоит государство, обязанное его вытащить всеми силами своих специальных служб и учрежденных для этого органов. Подобных обстоятельств в деле Протасевича нет. Никто не придет ему на помощь, ни Меркель, ни Тихановская — нет у них ни по-настоящему действенных инструментов, ни должной мотивации. Не поможет теперь и вся белорусская оппозиция.

Часто в борьбе за пленных выступает и общество. «Новая газета» и сама участвовала в этом процессе, фамилия нашего обозревателя, майора Вячеслава Измайлова, [освободившего из плена 174 человека](https://novayagazeta.ru/articles/2021/04/02/v-lysogo-ne-streliat-bolshoe-kino-na-ekranakh), известна по всей России. Много делают для этого гражданские активисты в Израиле и США. Но в любом случае военнопленный представляет интерес только как объект обмена и источник военной информации. До тех пор, пока из ситуации с Протасевичем не выжмут все, никаких переговоров о его обмене быть не может. Как источник информации он практически бесполезен.

Роман сегодня часть системы ниппель, созданной для него — он не получает сигналов из внешнего мира, внешний мир получает сигналы от него через контролируемое следствие. Ради этого

Немного теории и истории. Вопрос об искренности агента, находящегося в непроверяемом положении на территории противника был важен всегда. В случае пленения информатора возникала ситуация потенциальной двойной игры. И тут в полный рост вставала проблема доверия к источнику. Ради этого доверия Шарапов и получил от Фокса хитростью писаную его рукой записку главарю банды — она стала основой всей операции по ликвидации. Но настоящая война за доверие врага разыгралась с лета 1942 года между советской фронтовой разведкой и абвером. Попадавшие в руки противника разведгруппы сторон давали возможность продолжать передачу информации. Это называется работа под контролем. Радисты имели индивидуальные особенности работы с радиоключом, так называемый почерк передачи. Он выражается в темпе работы, паузах и личных закодированных приветствиях, обусловлен мелкой моторикой кисти и особенностями психики. Работающие в штабах радисты-напарники прекрасно знали почерк друг друга (случаев его точной имитации почти нет) и подтверждали идентичность источника.

Сталин далеко не сразу оценил возможности радиоигры, которая могла развернуть в ложном направлении целые соединения немцев. На такой случай радисты забрасывавшихся за линию фронта советских и немецких групп с наиболее важными заданиями, а также агентура на местах знали отличительные сигналы (малозаметные и замаскированные под естественные), означавшие, что передача ведется под контролем противника. В письменных источниках для сигнала «работа под контролем» использовались избыточные или недостающие диакритические знаки, условные написания букв в определенной строке и т. д. Несоизмеримы возможности белорусской власти в самом широком толковании слова и одинокого человека в заключении.

Может показаться, что это преувеличение, но вся операция по посадке лайнера Ryanair в минском аэропорту проведена как военная и обращаются с ним как со шпионом вражеского государства. Поэтому только в такой логике и следует оценивать события.

Запись для ОНТ была сделана в изоляторе. Любой намек на вынужденное поведение, если он был, вырезали. Никаких манипуляций с одеждой, условных фраз о работе под контролем он не оговаривал. Не исключено, что Роман решил усугубить ситуацию: чем больше его обычное поведение, которое знают друзья и близкие, отличается от образа, созданного в камере, тем больше сомнений в искренности этого публичного покаяния. Это называется игра в перебор. Во время Большого террора многие пытались спастись заведомой ахинеей, признаваясь в рытье тоннелей в Лондон и отравлении Черного моря. Они надеялись, что суд или «тройка» расценят абсурд как дискредитацию следователя и оправдают их. Автократы и диктаторы самолюбивы. Они очень любят извинения и покаяния от поверженных противников. В этом смысле Сталин, Лукашенко или некоторые нынешние руководители на Кавказе весьма похожи. Настоящий оперработник обязан разглядеть в публичной речи работающего под контролем противника признаки, дискредитирующие весь оперативный замысел.

Возможно, политический заложник ухватился за этот шанс, чтобы все поняли — такое делают только под пытками или тяжелейшим психологическим давлением.

А если он наговорил все это из духовной пустоты или по слабости характера безо всякого давления? Что же, и такое вполне возможно. Противник Лукашенко — не характеристика для наших личных привязанностей или антипатий. Но до тех пор, пока Роман Протасевич не изложит в полной безопасности и психическом равновесии свою версию событий, приведших к этому интервью, мы не должны осуждать голос слабого человека из застенка. Я вообще плохо отношусь к людям, которые требуют от других жизни по меркам высокой морали, невзирая на обстоятельства. Человеку дано раскаяние через осознание и прозрение. Начать заново возможно, если ты жив.