Кремль. В ожидании рассвета

Смутное время в русской истории для многих так и остается смутным после школьных уроков истории. С чехардой правителей пыталось разбираться и искусство, от Пушкина до Мусоргского. Больше всех повезло Годунову; Василию Шуйскому и Лжедмитрию меньше, не говоря уже о том, что всего Лжедмитриев было четыре. О последних трех сегодня почти не вспоминают, разве что в связи с Мариной Мнишек — радикально просчитавшаяся польская княжна вышла замуж не только за первого, но и за второго Самозванца, только бы доказать его принадлежность к Рюриковичам. Впрочем, в итоге на троне полноценно посидел один, тот, что традиционно считается Гришкой Отрепьевым, хотя историки не едины в вопросе его происхождения. Мудрый Ключевский вообще отказывался углубляться в генеалогию, считая, что она останется тайной — в отличие от бояр, сперва признавших Лжедмитрия, а затем его предавших.

Тот же Ключевский считал, что «боярам нужно было создать самозванца», иначе не «открыть дорогу к престолу одному из своей среды». Последствия известны — общебоярским голосованием к власти привели род Романовых и за дело взялись мастера профессионально переписывать историю — чего только не понаписали об убитом Лжедмитрии те, кому целесообразность милее исторической истины. Выставка «Закат династии» продолжает серию экспозиций, посвященных царям — начинали в Кремле с Ивана III, Ивана Грозного и Бориса Годунова. Эпоху перехода от Рюриковичей к Романовым иллюстрируют экспонатами из многих собраний страны, от Сергиева Посада и Саратова до Кускова и Российского государственного архива древних актов (РГАДА), не говоря о грандах вроде Эрмитажа и собственно музеев Кремля. Есть и гость издалека — кунсткамера саксонских курфюрстов, известная как дрезденские «Зеленые своды», прислала ковш, выполненный повелением Ивана Васильевича из золота, взятого при Полоцке в 1563 году. А вот Королевская Оружейная палата из Стокгольма из-за пандемии не привезла шлем, его увидишь лишь в каталоге. Среди выставленного — парсуна с изображением царя Федора Иоанновича, шурина Бориса Годунова, волею судеб завершившего эпоху Рюриковичей в XVI веке. Есть и дипломатические дары — при всем бесконечном влиянии Годунова на повседневную политику формальным лидером нации оставался Федор, ему иранский шах Аббас I прислал конский набор: седло, узду и ошеек. Золото и драгоценные камни есть в каждом из предметов, два последних украшены еще и бирюзой. Робкий и болезный, проводивший время в молитвах, Федор Иоаннович вряд ли был хорошим управленцем, хотя при нем и основали многие города, от Тобольска до Воронежа, и все же не он руководил страной, но страна жила при нем своей жизнью. Самое интересное, быть может, в его судьбе — попытка еще в 1587 году занять трон Речи Посполитой. Затея, к которой был причастен его отец, Иван Грозный (поддержанный Радзивиллами, он и сам участвовал в польских выборах 1573 года, да вовремя отказался), окончилась провалом, но она напоминает о взаимности притязаний.

Как и поляки, русские правители тоже интересовались соседями на предмет воцарения у них; появление Лжедмитрия в Кремле в окружении поляков — часть привычной для времени политики, возможно, ею объясняется готовность и русского духовенства, и бояр признать самозванца царем. Они и признали, начав после некоторых сомнений и размышлений массово ему присягать. В итоге царь Дмитрий Иоаннович более подходящее имя для того, кто в мае 1605 года официально взошел на престол, пусть лишь на 11 месяцев, а вскоре объявил себя русским императором — задолго до Петра I. Среди показанного в подклете Успенской звонницы и Одностолпной палате Патриаршего дворца — памятная медаль, отчеканенная по случаю воцарения Дмитрия Иоанновича. Всего выпустили 13 штук, до наших дней дошли лишь две, но позже Монетный двор в Санкт-Петербурге делал допечатки, порой в золоте, — видимо, по заказу высокопоставленных коллекционеров, включая императоров, которых не смущало стремление «ложного» царя стать равным среди христианских венценосцев Старого Света. Позднее Петр I вывез из Кракова штемпели российского варианта коронационной медали, с них Екатерина велела отпечатать копии (раздел нумизматики и медальерного искусства на выставке очень интересен). Традиция чеканки таких медалей — западноевропейская, новый император вообще хотел привнести немало новшеств «оттуда» в Россию, начиная с основания университета, да и Боярскую думу не просто численно расширил, но и назвал ее Сенатом. Об этом благоразумно умалчивали его оппоненты, нападавшие постфактум и обвинявшие в стремлении превзойти масштабами деяний всех прежних властителей. Предоставленная РГАДА Жалованная грамота Лжедмитрия I на Смоленскую и Северскую земли — половина Сигизмунду III, другая половина будущему тестю, воеводе Юрию Мнишеку, — не оставляет сомнений в векторе его политики, пусть грамота датирована 12 июня 1604 года, дар случился до коронования. Два месяца спустя Лжедмитрий расписывается в получении займа от Мнишека, передавшего ему четыре тысячи злотых от Сигизмунда на личные надобности — когда-то революции в России делались не на немецкие, но польские деньги! И все равно в шельмовании царя, занявшего московский трон при одобрении народа и значительной части правящих элит, есть что-то от лукавого, а сознательное уничтожение потомками документов его поры выглядит попыткой замести следы, затуманить прошлое.

Пропагандистский раж, охвативший придворных авторов романовской эпохи, смешавших краткосрочного царя с грязью, понятен — поведение элит в годы падения Рюриковичей определялось смутными надеждами Смутного времени, какая рыба водится в воде таких времен, выясняется не после улова, но после коллективной трапезы. Свидетели меняли показания, сподвижники выдавали себя за скрытых оппозиционеров, венчанный царь навсегда стал преступником. Мифологизацию начал уже автор Хронографа в редакции 1617 года (показан иркутский список конца XVII века), там, например, митрополит Казанский Гермоген объявлен жертвой конфликта с Самозванцем, поскольку запрещал жениться на иностранке-иноверке. На деле, считает историк Василий Ульяновский, первоначальные напряженные отношения сменились полным доверием Самозванца: Гермоген принадлежал к священству, признавшему «сына» Ивана Грозного, а главное — будучи в Угличе, умудрился не заметить там могилы царевича Дмитрия. Ненависть ненавистью, а бизнес своим чередом. Царские ризы Самозванца после его убийства и трехдневного публичного издевательства над телом не уничтожили, но «сослали» в томский монастырь, из них сделали стихари, вывернув ткань наизнанку. Позже их обнаружил художник Андрей Карелин, его изображение Самозванца в ризах хранится сегодня в Букингемском дворце. До московской выставки портрет не добрался, но и без него та воспринимается событием.