«Там, где улица улетела в космос»

«Туда сейчас проехать невозможно. Если хотите — можете пешком идти. Человека для сопровождения я вам дам», — говорит военный, который уполномочен принять решение, пропускать ли нас в село. Об этой поездке мы договаривались с местными и военными в течение месяца. Уверенности, что мы туда попадем за это время не добавилось. «Да пусть идут, они через триста метров развернутся и пойдут назад», — уверенно говорит кому-то тот же военный. Мы едем на рынок в Попасной, чтобы купить обувь, которая даст нам шанс преодолеть грязевой барьер. За 300 грн ($10) я покупаю резиновые сапоги на четыре размера меньше — чтобы точно не остались в грязи.

Два с половиной километра по грунтовой дороге мы идем полтора часа. Собственно, дорогой ее сделали уже военные, накатав через лес и поле. Но поскольку ездит по этой грунтовке, преимущественно, тяжелая военная техника, то проехать по ней, например, на легковой машине, невозможно даже в теплое время года. А уж после зимы, когда снег растаял, но вода еще не высохла, нога едва ли не на каждом шаге грузнет в грязи по щиколотку. Когда я наконец вижу местного жителя, то почти готов его обнять.

# Новое летоисчисление — Добрый день! Мы тут к вам пешком пришли, — говорю ему я, словно нарываясь на сочувствие. — А я сказал, что вас не пустят! — негодует житель, словно он только что проиграл спор. — Пустили! — развожу руками я. — Какого [хрена вас пустили]?! — недоумевает он. «Так, не трогать, …! Уйди …!» — кричит Владимир Алексеевич — так зовут мужчину — на свою собаку. «Та она не тронет, — заверяет он, но для верности продолжает профилактическую беседу. — Я-те трону! Я-те трону, … В лоб [получишь]!» Последний аргумент убеждает собаку отступить, и она, жалобно скуля, скрывается в будке.

«Смотрите нашу красоту! Тут когда-то люди жили. От войны уехали», — проводит для нас экскурсию по селу Владимир. Он ходит между условными домами, словно герой фильма «Догвилль». «Тут сараи были. Хата жилая. Кухня была. Нема!» «Нема» — результат большого пожара, который бушевал в Новоалександровке 1 сентября 2020-го. «А мы день рождения сегодня отмечали, — вдруг признается мужчина, он явно навеселе. — Светланы. Ей 13 лет! Ну, 5 и 8 — сколько будет?! Чертова дюжина! А мне — 11. Она старше меня!» В традиционной системе летоисчисления Владимиру Алексеевичу 65 лет.

# Без света, дороги и перспектив на границе с «Европой» Он показывает на тропинку и говорит, что по ней ходит в Европу, и после драматичной паузы уточняет: «Ну, Попасную мы называем Европа!» «Если на Попасную ехать с Первомайской трассы, то там последние три буквы сбиты. От “Попасна” осталась “Попа”, — хохочет мужчина, но через секунду мрачнеет.

Называть подконтрольную Украине территорию Европой — популярная шутка среди жителей оккупированных территорий. Новоалександровка оккупирована никогда не была. В 2014-2018 годах она находилась в «серой зоне» — то есть между позициями украинской армии и боевиков. В 2018-м Вооруженные силы Украины взяли село под контроль. Однако Новоалександровка и сейчас находится в изоляции — к ней не ведет сколько-нибудь нормальная дорога. Сюда не ходит никакой транспорт, не ездит автомагазин. С 2014-го нет в селе и электричества. Ограничения на въезд есть и в некоторых других прифронтовых селах и городках. Например, в Болотеном, Сизом, Песчаном, Старом Айдаре, Катериновке, Золотом-4, Крымском, Опытном. При этом строгость ограничений в разные периоды разная, и зависит от позиции командования бригады, которая отвечают за данную территорию. Ситуация с полностью отсутствующей дорогой также не уникальна. При неблагоприятной погоде невозможно проехать, скажем, в Крымское, Лобачево, Лопаскино.

А вот долгое отсутствие электричества — ситуация единичная. Кроме Новоалександровки такая же проблема есть еще в Опытном Донецкой области. Там без света живут более 30 человек. Проблемы Новоалександровки решаются крайне медленно. Даже вопрос о ее административном переподчинении сельсовету, который находится на подконтрольной территории, решался почти два года после того, как украинские военные заняли село. Тогда же чиновники обещали решить вопрос с энергоснабжением. Обещают и сейчас. «Если нам гарантируют, что там будет режим тишины для того, чтобы восстановить энергоснабжение, то мы все сделаем. Но пока что такой гарантии нам не дают, к сожалению», — говорит глава Луганской областной государственной администрации Сергей Гайдай. Проблема только в том, что восстановить энергоснабжение Новоалександровки точно не удастся — село было запитано от оккупированного Первомайска. Нужно прокладывать новую линию, но об этом речь пока не идет.

# В ожидании Красного Креста «Можем пойти к Николаю. Только он матом ругаться будет», — предупреждает нас Владимир. И 57-летний Николай Николаевич не обманывает наших ожиданий.

Он рассказывает, что Красный Крест закупил для местных жителей солнечные батареи и дизельные генераторы. Первых хватает только на то, чтобы зарядить телефон. А для работы вторых нужно топливо, которое нужно не только купить, но и еще принести в канистре из Попасной.

«Мы пытаемся им помогать, но наша помощь там ограничена, потому что экономическую деятельность там вести, учитывая правила безопасности, невозможно, — рассказывает пресс-секретарь Международного комитета Красного Креста в Украине Александр Власенко. — Там невозможно стимулировать местное предпринимательство, стимулировать, чтобы люди обрабатывали землю, потому что это подвергает их опасности. Поэтому ограничиваемся тем, что ежемесячно перечисляем им на карточку финансовую помощь [каждому — отдельно]. Также в начале декабря мы завезли топливо, которым люди могли отапливать свои дома на протяжении холодного периода». О Красном Кресте упоминают все местные жители. В отличие от местной или центральной властей, о существовании которых, кажется, здесь давно забыли. А вот украинским военным от местных достается за то, что те якобы не пускают в село Красный Крест. «Нас полностью устраивает наше взаимодействие с военными, у нас нет каких-то запретов от них, кроме запретов, которые связаны с безопасностью и действуют один-два дня. Нас никто не ограничивает в том, чтобы в этом селе работать. Только погода ограничивает», — заверяет Власенко.

# Почему они остаются? До войны в Новоалександровке жило более 100 человек. Сейчас осталось всего десять. «Деревню не брошу! Кто за ней будет ухаживать?! Кто будет ремонтировать?! Я сам строитель. То крышу отремонтирую, то окна застеклю. Недавно тоже был [прилет] — отремонтировал!» — немного патетически отстаивает свое право жить на малой родине Владимир Алексеевич. Но позже озвучивает еще одну причину: «Я родную хату не бро-шу, чтоб не раз-гра-би-ли. Это если честно сказать. Я раз в “Европу” съездил за хлебом, и меня разграбили!» Его главные источники дохода — пособие от Красного Креста и доход от продажи яиц односельчанам. Пенсию 65-летний мужчина не получает. «У меня трудовая книжка намокла. Я подтверждение взял, но там печать “ЛНР” — “не признаем”. А мне 13 лет стажа не хватает», — разводит руками Владимир. У него три дочки, есть внуки и внучки. «Я богатенький буратино», — характеризует он себя. Но ни дочерей, ни внуков он не видел давно — у него просто нет средств, чтобы куда-то поехать. Они же не приезжают, потому что «наслушались обстрелов в четырнадцатом году, хватит!»

Похожая история и в случае Николая Николаевича — его дочь живет в Киеве, а сын — в Батуми, в Грузии. Сам же он уезжать не собирается. «Кто только меня не спросил, почему ты отсюда не уезжаешь, — возмущается мужчина. —

«Я здесь родился, дом построил, чтоб жить на пенсии хорошо. Чтоб дети-внуки сюда приезжали. Я ни на что не жалуюсь, у меня всё есть. Дайте только жить!» — добавляет он.

72-летнюю Галину Михайловну мы застаем за рубкой дров во дворе ее дома. «Одна живете?» — спрашиваем ее. «С кошкой! — смеясь отвечает женщина, и вполне серьезно добавляет. — А все-таки живая душа!»

В отличие от других жителей Новоалександровки, она здесь не родилась. Жила в Старобельске, работала инженером на заводе. Но более 20 лет назад выбрала Новоалександровку и переехала туда. «Во-первых, мне нравится. На свежем воздухе. У меня возраст уже. Хорошо тут. Свои продукты, у меня огород, я занимаюсь, работаю. Ну а что сидеть где-то — я привыкла работать», — спокойно поясняет она. «До магазина далеко — семь километров. Мужчин прошу, чтоб на велосипеде привозили [продукты]. А сейчас не проедешь. Вчера ходила сама. Нога болит [теперь]. Туда семь километров — и обратно. Я люблю ходить, но уже здоровье не позволяет», — вздыхает она. Галина Михайловна говорит, что в ее возрасте уже поздно что-то менять. Но потом уточняет: если бы дали вывезти вещи, то она бы, как минимум, всерьез подумала о переезде. «А многие бы в селе согласились», — уверена пенсионерка.

**˟˟˟** «Еще можем сходить на [улицу] Космическую, до бабы Ани. Там, где погорел цирк Космос. Там, где улица улетела в космос», — не устает острить Владимир. В сентябре на улице, по словам Анны Филипповны, сгорели 14 домов из-за сильного пожара. Еще три сгорели раньше — из-за обстрелов. 76-летняя женщина рассказывает, что Новоалександровку в народе называют старым названием — Рубашкино. «Жил пан Рубашкин. Тут, где мы стоим, это его территория была. Мама говорила, что хороший был пан. Пять дочерей у него было. Людям, которые бедно жили, всегда на праздники привозил продукты. А другой пан жил там, где совхоз потом был. На того обижались. Он ту территорию занимал, а этот — эту территорию, эту сторону», — рассказывает она. Хороший пан, плохой пан, «гуманитарка» на праздник, эта сторона и та сторона, отсутствующие дорога и электричество — за последние 100 с лишним лет здесь изменилось не так уж много. _При поддержке «Медиасети»._