Называя вещи своими именами, за последние годы Россия растранжирила почти все, что в качестве стартового капитала досталось ей в начале 90-х годов прошлого века как молодому государству, отказавшемуся от коммунистической идеологии и разделявшему нормы и ценности западной демократии.
Как в мире, так и в самой России многие восприняли такой поворот как необратимый. Под него декларировавшей свое возвращение на магистральный путь цивилизационного развития России был выдан доселе невиданный кредит международного доверия и доброй воли. Этот кредит обеспечил стране вступление в G7, неформальный клуб крупнейших демократий мира; фактическое признание международным сообществом ее ведущей роли в СНГ; доброжелательное «понимание» силового разрешения конфликта двух ветвей российской власти осенью 1993 года и начавшейся в 1994 году операции по усмирению Чечни; признание неочевидных итогов президентских выборов 1996 года и благодушное восприятие некоторых внешнеполитических фортелей вроде дурацкого «броска на Приштину» летом 1999 года.
Ну а потом, вслед за резким скачком цен на нефть, Россия подхватила некую политическую разновидность «голландской болезни»: у еще вчера бедной страны вдруг появились, по сути дела, незаработанные нефтедоллары и обретенная с ними уверенность в собственном «величии».
В сочетании с почти классическим «веймарским синдромом» это быстро привело Россию к «доброму старому» реваншизму.
Его первые признаки проявились в попытках помешать бескровным «цветным» революциям в Грузии в 2003 году и в Украине в 2004 году, в позорной «охоте» на грузин, устроенной российскими властями в 2006 году, и кое в чем столь же несуразном еще. В 2007 году случилась программная речь президента Путина в Мюнхене, в которой он практически открытым текстом изложил свое новое-старое видение мира. В 2008 году Россия перешла от слов к делу, развязав «принуждение Грузии к миру». В силу ряда причин эта крайне сомнительная с точки зрения международного права и морали военная операция фактически сошла России с рук.
Необъявленная война с Грузией оказалась скоротечной и не закончилась свержением ее президента, хотя его российский коллега и угрожал сделать это. Кроме того, отторжение части грузинской территории — Абхазии и Южной Осетии — под предлогом защиты проживавших там этнических меньшинств чисто формально не привело к их аннексии, а потому имело некоторое сходство с операцией НАТО в Косово. На самом деле никакого сходства не было и в помине: фактически установив протекторат над Абхазией и Южной Осетией, Россия действовала в своекорыстных имперских целях, в то время как натовцы спасали косоваров от геноцида в основном из сугубо гуманитарных побуждений.
Главное, однако, в другом: кредит доверия, полученного Россией в начале 90-х годов, еще не был исчерпан. Зато, когда воодушевленная евро-атлантическим непротивлением своей «грузинской» авантюре Россия вступила в конфликт с Украиной, захватив Крым и развязав войну в Донбассе, терпение «западников» лопнуло, и остатки кредита их доверия растаяли, как дым. Россию изгнали из G8, как флажками обложили санкциями и стали открыто третировать как изгоя.
В ответ «оскорбленная» Россия, совсем как в недобрые советские времена, нацелила свою белую, серую и черную пропаганду на Украину и на «враждебный» Запад. Ввела против обидчиков ответные санкции. А теперь еще втянулась в обременительную гонку ракетно-ядерных вооружений и геополитическое соперничество с США.
СССР, если кто помнит, подобных упражнений не пережил, а Россия неизмеримо слабее него во всем, кроме разнузданной пропаганды.
Промежуточный итог российских внешнеполитических приключений плачевен: внутри страны буйствует военно-патриотическая истерия, отношения с Западом колеблются в диапазоне от конфронтации до глухой неприязни, крупнейшее постсоветское государство — Украина — потеряно надолго, если не навсегда, дипломатические отношения с Грузией разорваны, все другие постсоветские государства, даже будучи типологически похожи на Россию, исподволь ищут от нее защиты на стороне. Проект СНГ фактически завершен.
У сегодняшней России хватает могучих и влиятельных врагов, еще больше недоброжелателей, но почти нет друзей и совсем нет союзников. Есть лишь ненадежные ситуативные попутчики и собранные по остаточному признаку сомнительные клиенты из числа мировых изгоев. В таких, прямо скажем, стесненных обстоятельствах России оказалось не к кому обратиться, кроме Китая. Но нуждается ли Китай в России как «союзнике»?
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»