Репортажи · Общество

О, майнинг God!

Абхазия стала Клондайком XXI века. И это несмотря на запреты, блокировки интернета, перерезанные кабели и всеобщую темноту

Ирина Тумакова , спецкор «Новой газеты»

Слово «майнинг» в Абхазии знают пенсионер, пастух, строитель и безработный. Майнинг был национальным хобби Абхазии, любимой игрушкой ее правительства, он единственный привлекал в страну инвестиции. Все кончилось в декабре прошлого года. Кончилось ли?

Петр Саруханов / «Новая газета»

В сентябре прошлого года правительство Абхазии после двухлетнего запрета на майниг решило его легализовать. Это так обрадовало население страны, что не выдержали электросети, они тут и без майнинга на ладан дышат. В домах каждый день по многу раз и на много часов стал гаснуть свет. «Кто реально мне возместит за холодильник, телевизор и компьютер?» — писала в фейсбуке Charito Chara. «Я звонила директору «Черноморэнерго», он сказал, что ему рабочим платить нечем, а вы про компенсацию», — отвечала ей Asia Asia.

В декабре добычу криптовалют снова запретили. Компания «Черноморэнерго», эксплуатирующая и поддерживающая многострадальные сети, стала вычислять, в какой точке страны имеется сверхпотребление электричества, и туда поехали наряды милиции — вырубать аппаратуру для майнинга. Через какое-то время выяснялась, что она снова работает — по прежнему адресу или по новому. На днях парламент Абхазии захотел принять закон об уголовной ответственности за майнинг. Но, как это происходит и с другими важными для молодой и не вполне признанной республики законами, остановился на дискуссии. Налоговый кодекс, например, здесь стремятся дочитать уже четыре года. Законы о госзакупках и о поддержке малого бизнеса — по семь лет. Над созданием кадастра недвижимости бьются 11 лет. За майнеров взялись яростно: для них на днях даже провели первое чтение.

Опоздаем вместе

В поезде сразу после пересечения российской границы у меня телефон перевел время на час вперед. Я догадывалась, что не может Абхазия жить по грузинскому времени, наверняка ориентируется на московское. Надеялась при случае уточнить. На сухумском вокзале часов не было, потому что нет самого вокзала. Он был разрушен во время войны с Грузией, рана слишком свежа, прошло меньше 30 лет, деревца, проросшие внутри разрушенного здания, совсем тоненькие, восстановить вокзал не успели.

Вокзал Сухуми. Фото: Ирина Тумакова / «Новая»

Немолодой, невысокий и очень подвижный человек в большой кепке заметил мой растерянный взгляд. Я спросила у него, который час. Часов у него не было, зато была черная сверкающая «Тойота», и он элегантным жестом распахнул передо мной левую переднюю дверь, а сам сел справа за руль.

— Слушай, у нас тут все машины с правым рулем, какая разница, если дешевле! — объяснил он. — И растаможка — 20 тысяч рублей!

Адреса, где находится гостиница, Размик не знал. Позвонил брату, тот сказал, что у них дома нет света. Размик крикнул что-то вроде «Вах!», потом повернулся ко мне: все кругом майнят, хотя скоро три месяца, как запрещено.

— А как жить, если пенсионерам кушать нечего? — рассуждал по дороге Размик. — Я вот тоже думаю поставить машинку. Как зачем? Ты разве не знаешь? Это сто или даже двести тысяч в месяц — и ничего делать не надо, у нас все делают этот… майнинг.

В поисках гостиницы мы дважды проехали мимо бетонного каркаса строившегося, но уже частично рушащегося 12-этажного дома. Прямо на нем крупными буквами было написано: продаются клей для плитки, шпатлевка, краска, ламинат — словом, все, что нужно было для постройки этого дома.

Телефон показывал час дня, когда мы подъехали к гостинице. Я успела протянуть портье паспорт, и тут тоже погас свет.

В последнее время жители Абхазии очень жалуются на отключения электроэнергии «сверх графика». То есть по графику — это понятно, а вот сверх него — возмутительно.

Отопление в домах у всех электрическое, холодно. Портье торопливо успокоил меня: у гостиницы есть свой дизель.

В гостиничном лифте часы показывали 17.06, 1 января 2001 года. В номере я включила телевизор, в нем на часах был 2003 год. Договариваясь о встрече с первым собеседником, я спросила у него, который теперь час. Так я узнала, что Абхазия действительно живет по Москве. И не Сухуми, как мы называли город в СССР, а Сухум. Зимний вечер должен быть не в Гаграх, а в Гагре.

Привычные в России сервисы в малопризнанной республике не работают, а телефон такси я нашла в интернете. Еще раньше, чем такси, мне на телефон пришла его реклама: «Опаздываете? Вызывайте нас — опоздаем вместе!» Это очень хорошая реклама. В Абхазии никто никуда не торопится.

Сухуми, центр города. Фото: Ирина Тумакова / «Новая»

Майнеры

Один из рейдов по незаконным майнинговым фермам в конце февраля проходил с участием президента Абхазии Аслана Бжании. Глава государства приехал в поселок Бабушара Гулрыпшского района на асфальтовый завод. Сопровождали его заместитель главы МВД, представители госбезопасности и местной власти. Все вместе они хотели посмотреть, как на территории госпредприятия демонтируют 300 майнинг-машинок — «асиков», как их называют (из-за английской аббревиатуры ASIC — интегральная схема специального назначения). Сельский глава и директор завода уже уволены.

В тот же день президент Бжания посетил чайную фабрику под Очамчирой. Раньше, когда Очамчира еще называлась Очамчири, здесь выращивали и фасовали знаменитый в СССР «Чай грузинский, второй сорт». Фабрика давно заброшена и разрушена, но один из корпусов кто-то любовно подремонтировал. Там нашли 1900 стрекочущих майнинг-аппаратов. Их владельцем числился житель соседнего села Баслаху Давид Гогия. Стоимость одной машинки варьируется от 100 до 300 тысяч рублей. Президент не поверил в предприимчивость сельчанина и приказал найти реальных владельцев криптовалютной фермы. Замглавы МВД заверил его, что найдет обязательно.

— Львиная доля крупных майнинговых ферм, которые стояли в Абхазии до запрета, были приобретены на российские деньги, — говорит Кирилл Базилевский, создатель партнерства и сайта «Абхазские проекты», эксперт по экономике и бизнесу в Абхазии. — Владельцем может значиться и кто-то местный, но реально очень часто инвестировали в это российские граждане. Нам до сих пор поступают вопросы, можно ли организовать майнинговую ферму в Абхазии.

Приходится объяснять людям, что майнинг там вне закона с декабря прошлого года, оборудование в страну ввозить запрещено, а все, что еще работает, это нелегально.

Для справки: майнинг — это добыча криптовалюты. Мы не будем подробно разбираться, что такое криптовалюта, как эта штука устроена, почему железный ящик с какими-то платами и электропроводом способен продуцировать деньги, которые можно потом получить в банкомате «живьем». Если коротко, каждый аппарат (ASIC или другой), подключенный к сети, предоставляет свои вычислительные мощности для операций в сети, а его владельцу на привязанный электронный кошелек капает вознаграждение в криптовалюте, которую можно там хранить, а можно обналичить и сразу потратить. Чем мощнее у вас аппарат — тем больший вклад он вносит в общую сеть транзакций. Тем больше и ваше вознаграждение. Но тем выше и энергопотребление — и ваши платежи за электричество.

— Это закон для криптооборудования: чем более энергоэкономично оборудование и при этом чем больше выдает мощности, тем дороже стоит, — объясняет сухумский майнер Андрей (имя изменено). — Но чем дороже стоит — тем больше окупается. В принципе, можно подобрать оборудование, но сколько вы будете получать и уйдете ли в плюс — это зависит от курса.

Майнерами называют и людей, которые добывают криптовалюту, и аппараты, которые для этого используются. Андрей занялся майнингом в Абхазии минувшей весной. По-русски он говорит без малейшего акцента, легко оперирует названиями московских улиц. Сейчас выставил две машины на продажу. Одну отдает за 100 тысяч рублей, другую за 250 тысяч. Обе майнят биткоины — самую дорогую и выгодную, как считают профессионалы, криптовалюту.

— Я взял их в октябре, поставил в Абхазии, — рассказывает он. — Не сразу смог подключить, не хватало электричества. Проработать они у меня успели полтора месяца. Та, что помощнее, приносит где-то 50 тысяч в месяц, то есть они у меня даже окупиться не успели. Дальше возникла проблема, где их держать, потому что майнинг запретили, начали на нас охоту. Теперь мне их ставить некуда. Планирую вместо асиков поставить другие фермы — на видеокартах. Они майнят не биткоин, а эфир (еще одна криптовалюта, она подешевле биткоина и не требует такой мощности оборудования.И. Т.). На видеокартах — они тихие, можно в соседней комнате поставить или на балконе. Это более выгодное решение в том плане, что не нужно делать звукоизоляцию, потому что устройство тихое и электричества потребляет мало. Но эти плюсы удорожают оборудование.

Фермы на видеокартах сложны еще и потому, что для работы с ними нужен определенный навык. А с асиками, говорит другой майнер, Руслан, «может справиться любой деревенский пастух».

— Достаточно просто уметь пользоваться хотя бы смартфоном, — объясняет он. — Я покупал свои асики года два назад, мне все настроили так, что надо было только дома воткнуть их в розетку. На телефон поставили приложение. В нем я вижу свой кошелек и могу обналичить биткоины в банкомате.

Одно из заброшенных зданий в Гаграх. Фото: Ирина Тумакова / «Новая»

Руслан не говорит, сколько асиков у него работают сейчас. Три ему пришлось продать по той же причине, что и Андрею: негде стало держать. Раньше они у него стояли в заброшенном санатории в Гаграх. Здание там пустует, но несколько лет назад его выкупил какой-то «собственник из России», хотел восстановить, поставил стеклопакеты, завез мебель, но дальше дело почему-то не пошло.

— Я платил денежку сторожу, чтобы он мои фермы охранял, — продолжает Руслан. — Когда майнинг запретили, он стал просить меня все вывезти, боялся, что ему попадет.

У Сергея (имя изменено) фермы успели окупиться. Он начал майнить три года назад, поначалу в этом ничего не понимая. Разбирался на ходу.

— Из тех, кто этим занимается, профи — процентов десять, — рассказывает он.

— Майнят обычные люди. Некоторые у нас даже не умеют читать, не говоря уж о понимании принципа блокчейна.

Было много поставщиков оборудования, они подбирали вам модель, которую вы в состоянии содержать и оплатить. Они же предупреждали, что ставить ферму в многоквартирном доме почти невозможно, потому что вентиляторы создают большой шум, напряжение будет сильно скакать. И оборудование сгорит, и бытовая техника, и пожар можно спровоцировать. Многие ставили в пустующих сельских домах. У кого-то проблема возникала разве что на этапе обналички, но есть люди, которым можно заплатить — и они все сделают.

Когда Сергей начинал, майнинг в Абхазии не был запрещен, оборудование для него легально завозилось в страну и стоило недорого.

— Тогда не надо было, как сейчас, тратить на это все сбережения, — объясняет он. — Цена поднялась пару лет назад, а начальные асики можно было купить от 20 тысяч. И это был неплохой способ подработать для простого населения. С двух-трех машин можно спокойно иметь 50 тысяч рублей в месяц, ничего при этом не делая. Зимой, когда не было другого заработка, и особенно в пандемию, когда границу закрыли наглухо, нашей семье это реально помогало держаться на плаву.

За три года фермы у Сергея окупились многократно. После запрета, уверяет он, от майнинга пришлось отказаться. И любой абхазский майнер, если он вообще согласится говорить с вами на эту тему, скажет вам то же самое: я, будет он уверять, законопослушный человек, нельзя — так нельзя. Но каждый день в разных населенных пунктах Абхазии, а особенно в столице и окрестностях, вырубается свет. Только за неделю с 3 по 10 марта полиция сообщила о 230 найденных и обесточенных майнинговых фермах.

Майнинг как способ заработать не ограничивался собственно валютодобытчиками. Фермам в заброшенных зданиях санаториев и фабрик нужны были сторожа. А жители частных домов, не имевшие возможности купить ферму, сдавали майнерам площади — и тоже становились фактически охранниками. Потому что майнинг, а особенно — запрет на него, породил новый вид преступности: грабежи и разбои на нелегальных фермах. Оборудование выносили практически в открытую, не боясь, что владелец заявит в милицию.

По 40 копеек

У Абхазии были все предпосылки, чтобы стать мировым центром майнинга. Тариф на электроэнергию здесь — 40 копеек за киловатт/час для физических лиц, 80 копеек — для предприятий. Это одна из самых освещенных стран из всех, какие я видела. Фонари на улицах загораются еще до начала сумерек. Квартиры все отапливаются электричеством. У людей нет привычки гасить свет, выходя из комнаты.

— Последняя попытка поднять тарифы на электроэнергию была предпринята у нас, дай бог памяти, в 2012–2013 годах, — говорит заместитель председатель общественного движения «Аидгылара», в прошлом — заместитель генпрокурора Абхазии Эшсоу Какалия. — Это вызвало бурю негодования у народа — и попытка сошла на нет.

— Понимаете, у нас в стране власть очень доступная, — вторит ему бывший министр иностранных дел Абхазии, потом глава Торгово-промышленной палаты, а теперь вице-президент Международного фонда «Апсны» Максим Гвинджия.

Майнинг-ферма. Фото: Сафрон Голиков / ТАСС

— Чуть ли не каждый может прийти в кабинет к министру и сказать, что он о нем думает.

И действительно, власти в Абхазии регулярно уходят в отставку досрочно, нынешний президент возглавил страну как раз в результате восстания масс, поэтому нарываться никто не хочет.

В мире есть еще с десяток стран с примерно таким же дешевым электричеством — Индия, Саудовская Аравия, Кувейт, Нигерия. Но у Абхазии перед ними неоспоримое преимущество: здесь за электричество можно вообще не платить.

— Какой такой суд? — удивлялся тренер Размик, когда я его спрашивала об этом. — Ээээ, как ты в суд пойдешь — здесь все родственники.

По данным компании «Черноморэнерго», эксплуатирующей энергосети, ежегодный долг граждан за электричество составляет в сумме 250 миллионов рублей. Примерно таков же и ежегодный дефицит бюджета Абхазии. На условиях анонимности сотрудник компании рассказал «Новой», что теоретически у них есть возможность отключать электричество злостным неплательщикам. Но контролеры боятся ходить в такие дома. Пытались, но их выгоняли с бранью, угрозами, а случались и побои. «Поэтому контролер обычно говорит, что такому-то дан срок на погашение долга, и больше туда уже не идет», — добавил наш собеседник. Можно отключать электричество и дистанционно. Но если к такому «отключенцу» прийти через какое-то время, выяснится, что он давно «врезался» в Сеть через соседей или родственников. В общей сложности, сообщал на пресс-конференции в ноябре прошлого года президент Бжания, долги населения за электричество составляют 1,8 миллиарда рублей.

— Эксперты, занимавшиеся изучением ситуации в энергетике в нашей стране, пришли к выводу: только для поддержания в рабочем состоянии энергетики нашей страны необходимо более трех миллиардов 700 миллионов рублей, — говорит заместитель председателя общественного движения «Аидгылара», в прошлом — заместитель генпрокурора Абхазии Эшсоу Какалия. — Речь идет не о модернизации, а о поддержании.

Вторая причина, по которой Абхазия превратилась в цифровой клондайк, — огромное количество заброшенных фабрик, бывших советских санаториев, полуразрушенных жилых домов. Для них здесь есть даже свое слово: «заброшка». Как упомянутая чайная фабрика, где корпус подремонтировали ради майнинга. Бывший богатейший курортный город Очамчири в этом смысле — вообще наилучшее место: считается, что там пустует три четверти жилых домов.

Я приехала в Очамчири в довольно холодный день, температура была чуть выше нуля. Рассматривая заброшенные, почерневшие многоэтажки, услышала мерный гул. На такой еще недавно жаловались люди по всей Абхазии, он начал затихать три месяца назад. Подняла голову: в окне работал кондиционер. Видимо, кому-то за этим окном было очень жарко.

Из воздуха

Перспективы Абхазии как криптовалютного эльдорадо наиболее продвинутые граждане раскусили лет пять-шесть назад. Тогда в страну начали ввозить оборудование. В стране понемногу плодились и мелкие майнеры, и небольшие фермы, а потом и фермы на сотни машин. Законом это никак не регулировалось.

— Люди сидели под хорошей «крышей» — у чиновника или авторитета, — добавляет Кирилл Базилевский. — И просто брали деньги из воздуха.

Электричество Абхазия получает от Ингурской ГЭС. Станция была построена в 1970-е годы, когда республика входила в состав Грузинской ССР, а теперь, получается, стоит прямо на границе с ее главным и непримиримым врагом.

— Турбинный зал находится на территории Абхазии, а плотина в Грузии, — объясняет Эшсоу Какалия. — Это вопрос внешнеполитический. Грузия ведь не признает нашу независимость? Они вынуждены говорить, что это их территория, то есть они обеспечивают электроэнергией собственную территорию.

Дело тут не в обязательствах, просто новая госграница «разрезала» станцию так, что турбинный зал оказался в одной стране, все остальное — в другой. И два государства, между которыми официально нет ни дипломатических отношений, ни торговли, вынуждены были договариваться о том, как делить ГЭС. Причем в Грузии есть и другие источники электроэнергии, а в Абхазии — нет.

— Соглашение, скорее, джентльменское, — уточняет Эшсоу Какалия. — Сразу после войны просто взяли территорию всего комплекса ИнгурГЭС и посмотрели по карте: 60 процентов осталось в Грузии, сорок — у нас. По такой логике и поделили генерацию электричества: 40 процентов идет нам, шестьдесят — Грузии.

В Грузии, если пересчитать на рубли, граждане платят за электричество около 4 рублей за киловатт/час. Абхазия держит тарифы в 10 раз ниже.

Абхазская компания «Энергосбыт» еще в 2019 году называла себестоимость электричества в стране — 1 рубль. По словам Эшсоу Какалии, сейчас она доходит до 1,6 рубля. При этом за генерацию всех 100 процентов электричества, за обслуживание всей станции платит только Грузия. Абхазия оплачивает только транспортировку электричества к своим потребителям и содержание сетей. Содержание в том состоянии, в каком они есть, без модернизации. Ежегодно правительство тратит на это 500–600 миллионов рублей.

В 2017 году о майнинге на государственном уровне как о способе выйти из кризиса заговорил министр экономики Абхазии Адгур Ардзинба. Его идея состояла в том, чтобы уже в 2018-м биткоин стал национальной валютой страны. На сайте Минэкономики Абхазии можно и сейчас прочесть его интервью под заголовком: «Абхазия может стать первой страной в мире, которая выпустит национальную криптовалюту. Счет идет на недели!»

Там он, в частности, говорит: «Когда эти технологии будут понятны и доступны всем, когда крупнейшие страны станут эмитентами собственных криптовалют, окно возможностей для Абхазии закроется, и мы упустим свой исторический шанс. Только сейчас, в период глобальной неопределенности, мы за счет своей динамичности можем легко опередить многих… Учитывая отсутствие у нас финансовой системы в классическом понимании, риски для нас минимальны».

«Финансовой системы в классическом понимании», замечу, в Абхазии не создали и за те четыре года, что прошли с оглашения этих планов. Но и тогда к идее Ардзинбы в стране отнеслись как к Нью-Васюкам. Потом и сам министр от нее отказался, признав, что к «историческому шансу» не готовы электросети страны. Такого счастья, как майнинг на государственном уровне, они не выдержат.

Они, собственно, и так не выдерживали;

Очамчири. Фото: Ирина Тумакова / «Новая»

уже в 2018-м по стране шли то веерные отключения, то аварии, то плановый ремонт сетей, представители «Черноморэнерго» жаловались на дефицит электричества.

И вместо того чтобы 2018 году запустить майнинг как «печатный станок» для национальной валюты, его решили запретить совсем. При этом наказаний за нарушение не вводилось, оборудование ввозить не возбранялось. Народ потихоньку майнил, инвесторам из России из всех возможностей получения дохода в Абхазии больше всего полюбился именно этот. В конце 2019 года тогдашний глава «Черноморэнерго» Аслан Басария сообщил: за последние пять лет энергопотребление в стране выросло на 28,3 процента.

Под запретом

В январе 2020-го в Абхазии случился очередной переворот, потом новые выборы, а в сентябре новые власти вдруг легализовали добычу криптовалюты. Правда, ввоз нового оборудования запретили. Но жители Сухума говорят, что баннеры с рекламой асиков стояли на въезде в город еще в феврале 2021-го. Тогда же, в сентябре, правительство в четыре раза повысило тарифы на электричество для тех, кто сам объявит себя майнером. Цифр, говорящих о количестве добровольцев, я в открытых источниках не нашла, а отвечать на вопросы «Новой» в «Черноморэнерго» не захотели. Но данные касательно запрета на ввоз оборудования известны.

— С 2016 по 2019 год включительно в республику было ввезено больше 20 тысяч аппаратов для майнинга криптовалют, — сообщил «Новой» Эшсоу Какалия. — За один 2020-й — больше 40 тысяч. Вдвое больше, чем за предыдущие три года.

На тот момент, когда абхазские власти принимали мужественное решение о легализации, уже было известно, что ИнгурГЭС скоро останавливается для ремонта. Грузия получила кредит в Европейском банке реконструкции и развития, она хочет содержать свою энергетику в порядке. Это означало, что Абхазии придется использовать единственную возможность получения электричества: как здесь говорят, переток, а попросту — покупку в России.

К этой мере Абхазия прибегала и раньше, когда на ИнгурГЭС снижался уровень воды. И российские цены — это уже точно не 40 копеек за киловатт/час и даже не рубль. За три месяца перетока в 2020 году, с февраля по апрель, Абхазия задолжала России, по данным Минэкономики республики, 619 миллионов рублей. Плюс висел долг в 190 миллионов с 2019 года. У оппозиции появился повод открыто говорить: легализацию майнинга придумали нарочно, чтобы потом все самое дорогое в стране передать за долги России.

— Я не настаиваю, что была такая цель, но основания для таких подозрений есть, — говорит Эшсоу Какалия. — Или мы имеем дело с вопиющей некомпетентностью.

В октябре в Абхазии начались веерные отключения электричества. Потом «Черноморэнерго» прекратило веерные, но начались аварийные. И 8 декабря майнинг, просуществовавший в стране легально два с половиной месяца, был запрещен как минимум на полгода. Дальше правительство планирует еще раз оценить состояние энергосистемы в республике — не улучшилось ли? А пока по всей стране пошли рейды — искать, отключать и демонтировать расплодившиеся майнинг-фермы. В конце февраля подвели итоги: потребление электричества в Абхазии с января по февраль выросло на 17 процентов.