Царь-депортация

Наказывать народы тотальными этническими депортациями было принято по двум основаниям. Или загодя, то есть превентивно, или постфактум, то есть в порядке возмездия.

Превентивно — это если речь заходила об этносе, титульном для воюющей с тобой страной-врагом и уже в силу этого одного обреченного на иноагентские саботаж и шпионаж против советской родины. Классический пример — миллионный с лишним немецкий народ, расселившийся под гарантии правительницы Екатерины буквально по всей необъятной империи. Не забыли и иноагентов помельче: например, всю эту финно-угру и прочих ижорцев, кровожадно нависших над колыбелью трех революций. И даже итальянцев из окрестностей Керчи и Феодосии не забыли: как отбили у немцев Киммерийский плацдарм, так и давай хватать и под вражескими бомбежками вывозить на большую землю тамошних макаронников.

С депортациями возмездия — сложнее. И то: не искать же персонально изменников — эдак можно кого-то и пропустить. А вот если выслать всех, кроме тех, что замужем за правильными нациями, то ошибок не будет! Добавить к ним поскорее фронтовиков, хотя бы и Героев Советского Союза (среди вайнахов таких 10 человек!), и тогда гарантия уже вообще стопроцентная.

#Депортация превентивного возмездия

Но есть в короне лубянских депортаторов один «брильянт» — операция «Чечевица», названная так по ассонансу с «чеченцами». Это силовая трансплантация почти полумиллиона вайнахов (нохчи), то есть 387 тысяч чеченцев (в т.ч. из Дагестана!), и 92 тысяч ингушей (в т.ч. из Орджоникидзе!), которых в течение восьми дней, начиная с 23 февраля 1944 года, жестко переместили в Казахстан и Киргизию.

Но сам по себе этот сдвоенный этнокейс не вписывается в гениально простую и ясную схему-развилку — загодя или после, превентивно или возмездно? Превентивный окрас тут не годится, коль скоро государства вайнахского, да еще воюющего с СССР, в мире и в помине не было. Да и рвались немцы изо всех сил к Грозненским нефтепромыслам летом и осенью 1942 года, а в январе 1943-го их уже далеко отогнали, а депортация произошла год с лишним спустя.

Тем более не годится и окрас возмездия, поскольку на всей территории Чечено-Ингушской АССР под трехмесячной оккупацией был один только город нефтяников Малгобек на севере республики, да и тот с русским населением. Так что обвинить в предательстве народ, даже не познакомившийся с немецким сапогом, было бы сложно. Поэтому

и чуть ли не поголовное участие в повстанческом (террористическом) движении.

По такому критерию чеченцев вольно было депортировать в любое время и в любой сезон, кроме зимы, ибо каждый божий советский год по весне, и чуть ли не в порядке природного явления, в Чечне вспыхивали антисоветские и антиколхозные восстания. Приближение фронта в 1942 году, конечно же, усилило этот феномен, но сам по себе год исключением не был. Еще в октябре 1941-го вспыхнули восстания под руководством бывших советских функционеров Хасана Исраилова-Терлоева и Маирбека Шерипова (еще одним восстанием руководил, по крайней мере в 1942-м, имам Джавотхан Муртазалиев).

Практически во всех горных районах Чечни колхозы были распущены. Исраиловцы называли себя «кавказскими братьями», а творческая энергия следователей-чекистов сфабриковала и приписала Исраилову и Шерипову создание партий с фашистскими коннотациями уже в названиях — «Национал-социалистической партии Кавказских братьев» и «Чечено-горской национал-социалистической подпольной организации». Как это ни странно, но в отчете о деятельности 141-го стрелкового полка НКВД за период с 25.10.1941 по 01.06.1943, боровшегося с повстанцами на местности, а не в кабинетах, нет ни единого упоминания о таких партиях.

Да, повстанцы были действительно антибольшевистски, антирусски и антисемитски настроены, да, они действительно рассматривали Гитлера как союзника в борьбе со Сталиным. И да, они действительно контактировали с немецкими десантами (с августа 1942-го по август 1943 года немцами было выброшено 8 команд парашютистов общей численностью 77 человек, из них большинство — завербованные вайнахи из военнопленных). Однако с утверждением о «почти поголовном» участии вайнахов в антисоветских бандах расходится статистика по их ликвидации — на учете НКВД в Чечено-Ингушетии состояло самое большее 2–3 тысячи бандитов, или 0,5% вайнахского населения, что несоизмеримо с сотнями тысяч депортированных.

Впрочем, памятуя о ежевесенних восстаниях, на Лубянке и впрямь воспринимали всех чеченцев как непокорный и конфликтный контингент, не готовый признать насилие над собой без яростного сопротивления. Поэтому готовиться к операции начали еще в октябре 1943 года, т.е. сильно задолго. В конце января 1944-го нарком Берия утвердил «Инструкцию о порядке проведения выселения чеченцев и ингушей», а 31 января Госкомитет обороны выпустил сразу два постановления: «О мероприятиях по размещению спецпереселенцев в пределах Казахской и Киргизской ССР» и «О порядке принятия на Северном Кавказе скота и сельскохозяйственных продуктов». 11 февраля вопрос рассматривался на Политбюро ЦК ВКП(б). Разногласия возникли, но только по срокам проведения операции:

Но решающим, очевидно, стал голос Сталина.

Выполнять предстояло Берии, и уже в середине февраля он и три его заместителя (беспрецедентный случай!) И. Серов, Б. Кобулов и С. Мамулов были в Грозном, откуда нарком докладывал Сталину. На учет было взято 460 тысяч человек, территория проведения операции разделена на 4 оперсектора, а сама операция, рассчитанная в целом на 8 дней, разбита на два этапа. В ходе первого (фаза «первых эшелонов», 3 дня) должно было быть отправлено 400 тысяч человек из городов и равнинных районов, в ходе второго (еще 4 дня) — остальные 150 тысяч, проживавших в горах. Оперативно-войсковые группы в составе одного оперработника и двух бойцов войск НКВД должны были обеспечить одновременное выселение от 2 до 4 семей.

В операции в первый и последний раз в истории задействованы были небывало крупные силы —

Их стянули со всей страны, переодели в армейское, разбросали по городам и аулам между Орджоникидзе и Хасавюртом, объясняя все отдыхом и «учениями в горной местности».

21 февраля тут же, на месте, Берия издал приказ о депортации, а 22 февраля, когда вся подготовительная чекистская работа была завершена, встретился с руководством республики и имамами и, предупредив их об операции, намеченной на завтра на 2 часа утра, потребовал провести необходимую работу среди населения. В плоскостных селениях намечались сходы мужского населения, на которых решение о выселении должно было быть оглашено на чеченском языке, а собравшихся тут же на месте разоружали бы и интернировали (сбором вещей должны были заниматься женщины); в горах никакие сходы не планировались.

В отличие от предыдущих, про эту операцию уже не скажешь, что она прошла без эксцессов:

более двух тысяч арестованных и более 20 тысяч изъятых стволов. Но были и другие «эксцессы», чтобы не сказать «недоработки». Я имею в виду погоду: во второй половине 23 февраля по всей республике выпал снег, существенно осложнивший и растянувший (до 2 марта) горный этап выселения.

Около 6 тысяч чеченцев из-за снега застряли в Галанчжойском районе. Старикам и больным из Хайбаха, Мелхесты, Дзумсоя и еще нескольких аулов и хуторов вниз было никак не спуститься. Всех их, по легендарной версии, варварски ликвидировали 27 февраля. Дзияддин Мальсагов оказался невольным свидетелем того, как в запертой конюшне в Хайбахе чекисты окончательно решали — пулями и огнем – вопрос нескольких сот нетранспортабельных чеченцев.

И вот 29 февраля (високосный же год!) Берия доложил Сталину итоговые цифры: 478 479 человек погружены в 177 эшелонов, из которых только один — последний, с партийной номенклатурой и мусульманской элитой — состоял из пассажирских вагонов, а во всех остальных — в товарных — ехало в Казахстан или в Киргизию в каждом по 40–45 спецпереселенцев с багажом. Со временем потянулись туда и дополнительные контингенты: демобилизованные, горожане Европейской части СССР, уклоняющиеся, репатрианты, осужденные и др. Уклонившиеся от выселения, как правило, прятались в лесах и были тесно связаны с «бандитами», на которых войска НКВД вели настоящую охоту (особенно весной и летом 1944 года).

Кстати, число «уклоняющихся», точнее, уклонившихся от депортации, составило 6544 человека, не считая 338 убитых участников аж 36 ликвидированных банд, в том числе и отряда Исраилова (его убили его же сообщники 15 декабря 1944 года). Но, видимо, выловили или перестреляли не всех, раз чеченский бандитизм вплоть до 1953 года не исчезал из отчетов грозненских чекистов. А один абрек из исраиловского отряда — Хасуха Магомадов — даже после возвращения депортированных чеченцев домой — до смерти оставался один в горах и методично мстил советской власти и ее представителям. Его засекли и убили только в 1976 году, на 70-м году жизни.

Интересно сравнить вайнахскую депортацию с депортацией немцев Поволжья. Многое их сближает, и прежде всего масштаб, массовость, а также охват не одной, а нескольких смежных административных единиц. И все-таки отличия между ними настолько велики, что именно чеченскую операцию можно охарактеризовать как кульминацию всей депортационной политики СССР. Если практическая подготовка к операции началась в Поволжье всего лишь за неделю до начала самой операции, то в Чечне и Ингушетии — почти за два месяца. Она не знает себе равных по численности задействованных чекистских сил (в 7 раз больше, чем их было в Поволжье). В пересчете на оперативные сутки это еще и самая интенсивная из всех депортационных операций — в среднем 60 тысяч человек. И если операцией в Поволжье руководил на месте единственный замнаркома Серов, то операцией в Чечне и Ингушетии рулил лично Берия со свитой из трех заместителей.

и, по аналогии с известными кремлевскими артефактами, ее можно смело считать лубянской царь-депортацией.

#Кадыров между Ичкерией и Сталиным

Первый на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР памятник чеченцам и ингушам, депортированным 23 февраля 1944 года, был установлен еще в 1991 году в Урус-Мартане. В 1992-м, при генерале Дудаеве, Мемориал жертв сталинских репрессий был сооружен в Грозном — недалеко от Бароновского моста через Сунжу. Это целый комплекс площадью около 3000 кв. м (автор проекта художник Дарчи Хасаханов): на фоне краснокирпичной стены с мраморными досками с именами погибших — могучая металлическая рука, сжимающая поднятый к небу кинжал; перед нею — мраморный с позолотой Коран и целое кладбище из чуртов — старинных вайнахских надгробий, которые жители Чечни время от времени находили в основаниях домов, мостов и дорог.

На заднем плане — три стилизованные вайнахские башни. На одной из стен, окружавших мемориал с трех сторон, надпись на чеченском языке, которую на русский можно перевести как: «_Не сломимся! Не зарыдаем! Не забудем!_» Во время чеченских войн мемориал пусть и не очень сильно, но пострадал (на руке с кинжалом были заметны отверстия от пуль), но в середине 2000-х его заново отреставрировали, при этом последняя фраза текста была изменена: вместо «Не забудем!» стало «Не оставим!».

Однако в конце мая 2008 года Рамзан Кадыров, президент Чеченской Республики, устами мэра Грозного М. Хучиева распорядился экстренно демонтировать мемориал — ввиду «несоответствия генеральному плану по восстановлению Грозного». Предполагалось перенести его в район базы федеральных сил в Ханкале на окраине Грозного.

Этого, однако, не произошло. Возникшее протестное движение, в котором выделялась Наталья Эстемирова, оказалось еще достаточно сильным, чтобы не допустить такого позора.

23 февраля как День национальной памяти и скорби о депортации отмечался в Чечне на протяжении 20 лет — в последний раз в 2010 году. Но в 2011-м Кадыров объявил, что этот день празднуется в России как День защитника Отечества, так что и Чечня не должна быть исключением. День же памяти и скорби он тогда перенес на 10 мая — дату гибели своего отца в теракте на стадионе «Терек» в 2004 году. В 2014-м участники прошедшей в Москве научно-практической конференции «Депортация чеченского народа. Что это было, и можно ли это забыть?», посвященной 70-летней годовщине депортации, осудили такую политику Кадырова, назвав ее кощунственной, после чего у Руслана Кутаева, организатора конференции и главы Ассамблеи народов Кавказа, вдруг нашелся героин, за что он был посажен в тюрьму и вышел на свободу только в конце 2017 года.

Одновременно передислокации подвергся и сам памятник, вернее, его часть. Надмогильные камни-чурты были скрытно демонтированы и вывезены в самый центр города — на проспект Ахмата Кадырова близ мечети «Сердце Чечни», где их встроили в мемориал памяти милиционеров, погибших 10.05.2004 вместе с Ахматом Кадыровым.

Что касается других вайнахов, то в Ингушетии политика памяти о депортации другая, чем в Чечне. В Назрани создан первый в России Музей депортаций — «Мемориальный комплекс жертвам репрессий», открытый 23.02.1997 — в день 53-й годовщины депортации. Это впечатляющее здание в форме девяти горских оборонительных башен, совмещенных друг с другом и опутанных колючей проволокой. Экспозиция музея охватывает и последствия депортации, в частности, осетино-ингушский конфликт октября-ноября 1992 года. В 2011-м Москва, видимо, надавила не только на Грозный, но и на Магас: ингушский День памяти и скорби тогда тоже перенесли, но недалеко — на 24 февраля.

За этим размежеванием никто не следил, а 23.02.2014 — в 70-ю годовщину депортации — на территории комплекса открылась мемориальная композиция «Дорога длиною в 13 лет». В центре — постамент на железнодорожных рельсах, состоящий из локомотива и вагона 1940-х. Рядом «полуторка» (грузовик ГАЗ-АА), а по бокам две стелы с выбитыми цифрами «1944» и «1957» — датами высылки и начала возвращения вайнахов на родину.

В 2020 году Кадыров изменил свое странное решение, и в Грозном — впервые за 8 лет в этот день — прошел митинг с его участием, посвященный 76-й годовщине депортации.

за стремление к физическому уничтожению чеченского народа и за приказ предать забвению его «…историю, культуру, образ жизни, уничтожить даже следы пребывания вайнахов на родной земле».