Шоковая терапия, акт второй

Котировки нефти вновь перешагнули через отметку 60 долларов за баррель. Сразу возрос оптимизм экономических комментаторов — появились даже надежды, что кошмарный во всех смыслах 2020 год остался далеко позади и что бюджет наконец вновь наполнится полновесными нефтедолларами.

Кошмар будущего без нефтяных доходов давно тревожит отечественных финансистов. В частности, аналитический показатель «ненефтегазового дефицита» был изобретен как раз для того, чтобы демонстрировать размер недофинансирования, ожидающего фискальную систему после окончания углеводородной эры.

В рамках текущего бюджетного цикла ненефтегазовый дефицит довольно велик — он будет находиться в пределах между 6,5 и 7,6% от ВВП. При этом очевидно, что даже данный умозрительный показатель значительно недооценивает масштабы грядущего апокалипсиса, поскольку учитывает в качестве «нефтегазовых» только соответствующие экспортные пошлины и НДПИ, игнорируя прочие поступления, например налог на прибыль добывающих компаний или дивиденды «Газпрома» и «Роснефти».

В последние годы плохие ожидания только усиливаются, тем более что вынужденное сокращение добычи нефти Россией в рамках сделки ОПЕК+ в 2020 году нарисовало зримый образ жизни без экспортных сверхдоходов. И если до сих пор основная угроза бюджету исходила от изменчивого ценового фактора, то теперь уже нет никакой уверенности в сохранении прежних объемов поставок.

Не случайно в документации к федеральному бюджету на 2021 год появились рассуждения о «нефтяном пике», т. е. о том, что глобальный спрос на нефть либо уже перевалил через исторический максимум и начал снижаться, либо это произойдет в ближайшие годы. И хотя падение объемов потребления черного золота, скорее всего, будет долгим и плавным, это, несомненно, окажет самое глубокое воздействие на судьбы российской экономики.

Классический принцип экономической политики гласит: последствия временных шоков можно профинансировать (например, за счет заимствований или накопленных резервов), но к постоянным шокам необходимо приспосабливаться. В нашем случае речь, по всей видимости, идет именно о постоянном шоке, и искомое приспособление сводится к урезанию расходов или поиску эффективной замены для выпадающих доходов. Иными словами, насколько бы мал ни был государственный долг и какие бы миллиарды ни скопились в Фонде национального благосостояния, все это в лучшем случае может помочь лишь продержаться какое-то время.

Согласно базовому варианту долгосрочного бюджетного прогноза Минфина России на период до 2036 года, к концу периода ожидается сокращение доходов федерального бюджета (в основном за счет нефтегазовой составляющей) до 14,4% от ВПП, что практически на 4 процентных пункта ниже, чем сейчас. Это больше 4 триллионов рублей в сегодняшних деньгах или порядка четверти доходов федерального бюджета — что примерно соответствует совокупному объему расходов на национальную оборону плюс вся поддержка региональных бюджетов за 2021 год.

Действительно, если верить в эту картинку, то при прочих равных условиях без сокращения расходов не обойтись:

Между тем государство с его финансовыми потребностями в России в последние годы изрядно разрослось (только численность работников госорганов и органов местного самоуправления с 2000 года в расчете на тысячу занятых в экономике увеличилась с 18 до 30), что прямо противоречит запланированному расходному тренду. Политическим декларациям о предстоящем сокращении размеров государственного домена доверять особо не стоит, ведь до сих пор все попытки такого рода не приводили к заявленному результату, чем-то напоминая подвиг Мюнхгаузена, вытаскивающего самого себя за волосы из болота.

Значит, можно сделать уверенное предположение, что шагреневой кожи нефтяной ренты на всех желающих не хватит, процесс деления уменьшающегося пирога быстро превратится в войну всех против всех, а в этой войне вряд ли одержат верх бюджетополучатели из сфер социальной политики или экологии.

Таким образом, нефти как доходному источнику бюджета (а еще и как «добытчику» иностранной валюты, но это отдельный разговор) рано или поздно придется искать замену. К сожалению, найти ее будет практически невозможно, поскольку по объему продаж на глобальном рынке черное золото находится вне конкуренции.

Раз внешнеторговая альтернатива нефтяным сверхдоходам на горизонте отсутствует, придется формировать ее — прежде всего за счет внутреннего налогообложения. Но, вопреки бытующему мнению о низком уровне налоговых изъятий в России, совокупное фискальное бремя у нас уже находится на уровне многих развитых стран. Дополнительное его повышение на 3-4% ВВП может привести к падению экономической активности и производительности, а также окончательной утрате конкурентоспособности и оттоку качественной налоговой базы за рубеж.

С увеличением налогообложения связан еще один неприятный для власти эффект: у людей появится лишний повод задуматься, а за что, собственно, они платят, и поставить закономерный вопрос о количестве и качестве предоставляемых государственных услуг. Учитывая, что в перспективе стоимость решения ряда важнейших общественных задач (пенсионное обеспечение, здравоохранение, образование, фундаментальная наука и пр.) объективно должна вырасти в объеме, без сокращения размеров государства, прежде всего в его силовой и административной ипостаси, а также резкого увеличения эффективности функционирования государственного аппарата все равно не обойтись.

Так что «нефтяной пик» неминуемо ставит на повестку дня уже не только экономические, но и не менее острые политические проблемы. В постнефтяной России все будет по-другому.