В последние годы неожиданно актуальной в нашей прозе стала тема советского прошлого. Писатели, не рожденные при Сталине, принялись писать романы о том тяжелейшем для страны времени. Казалось бы, за последние 30 лет собран громадный фактический материал, напечатаны тома воспоминаний, и что нового можно рассказать о тех неистовых годах и том людоедском режиме? Но память поколений мучает людей до сей поры, требует осмысления. Порой рождаются оправдания, вольный подход к истории упрощает вытащенные из тени в свет документы, сглаживает реальный ход событий, все больше появляется попыток переписать советское прошлое в угоду времени сегодняшнему, ищущему идеологических обоснований в имперском прошлом, списывая происходивший беспредел на суровую необходимость встающей из руин страны.
Памятники Сталину, иконы с его изображением, романические или детективные сюжеты из тех времен, в которых невозможная при той жизни любовь заключенного и лагерной чекистки, снижают накал реальных событий. Трагедия страны выглядит в таких сочинениях по-голливудски увлекательно, особенно для тех молодых, кто не потрудился изучить, а лишь слышал отголоски ушедших событий.
Фото: Лев Федосеев / ТАСС
Так заведомая фальшь и небрежение к документам превращает трагедию в сказку на ночь.
Мандельштам писал, что в поэзии всегда идет война, имея в виду сражение идей, поиск новой формы. Такая же война всегда идет и в прозе. Порой она неосознанная, но неизбежная.
Виктор Ремизов, написав свой большой роман «Вечная мерзлота» («Тихоокеанское издательство Рубеж», 2021), включился в эту войну — войну за правду, войну за наше общее прошлое. Прочитав восемь лет назад мартиролог расстрелянных в сталинские годы енисейских капитанов и ужаснувшись числу невинно убиенных, он начал изучать материал. Нашел очевидцев, говорил со старыми капитанами, с доживающими свой век лагерниками, читал сотни и сотни страниц документов, за которыми вставали забытые людские судьбы. Так родилась книга, вышедшая недавно во владивостокском издательстве «Рубеж».
Роман получился не просто огромный (800 страниц), он получился объемным, многоплановым. Действие разворачивается на Енисее в 1949–1953 годах, где волей Иосифа Сталина на безлюдных берегах была развернута огромная стройка. Стареющий вождь представлял страну как карту — в его голове родился план: провести с Урала по Полярному кругу линию железной дороги и построить в низовьях Енисея порт, где боевые корабли станут защищать ледовитое побережье страны от воображаемого агрессора. Карандаш соединил току «А» с точкой «Б» — и работа закипела. В тайгу по Енисею повезли миллионы тонн материалов, тяжелую технику, паровозы (до сих пор там ржавеющие), металлоконструкции, пропитанные креозотом шпалы, собранные по всей стране рельсы и, конечно же, заключенных.
Строить рабским трудом было не привыкать. По-другому тогда почти и не строили.
Вековая тайга вмиг покрылась колючей проволокой, в ней возникли сотни наспех сколоченных лагпунктов, в безвестном местечке Ермаково вырос шумный поселок со школами, домом культуры, библиотекой, больницами для вольных и заключенных, с двумя огромными мужским и женскими лагерями, с родильным домом для лагерных «мамок»... Строили дорогу сразу на всем протяжении отрезками, (поэтому и ставили лагеря вдоль всей трассы от Полярного Урала до Енисея), мечтая в скором времени соединить их воедино, но так никогда и не соединили.
Якутия. Места бывшего исправительно-трудового сталинского лагеря. Фото: Владимир Саяпин / ИТАР-ТАСС
Строили без проекта, наобум, не изучив геоподоснову, вели трассу по болотам и с каждым днем больше чинили-латали, нежели двигали километры.
Приписки и бравые доклады летели в центр, а стройка увязла окончательно, планы срывались. Всем строителям было понятно — дело дрянь, а потому гнали туфту и с ужасом ожидали монаршего гнева.
Спасение пришло неожиданно: вождь дал дуба, и стройку немедленно, через две недели после похорон, законсервировали, а через месяц закрыли навсегда. Вольные разбежались кто куда, зэков-бытовиков амнистировали, а политических рассовали по другим лагерям. В вечной енисейской мерзлоте остались лежать люди, не выдержавшие лагерной жизни в заполярных условиях, число их точно не назовет уже никто, медленно гниющие паровозы, затягивающиеся болотами и тайгой рельсы и останки брошенного жилья.
Четыре года жизни страны, два главных героя романа: старый зэк Горчаков, доктор геолого-минералогических наук, недавно получивший в довесок 25 лет, уверенный, что умрет в ГУЛАГе и никогда не увидит воли, и Сан Саныч Белов — 22-летний капитан енисейского буксира, герой производства, дважды орденоносец, восторженный почитатель Сталина и честный советский человек. Два героя и их стойкие жены — москвичка Ася и француженка Николь, диким ветром времени занесенная на берега полярной реки. Сюжет ширится, ветвится, расходится от Енисея и красноярского края, захватывая всю страну. Повествование уходит вглубь — флешбеками к отцам и дедам героев — и вновь фокусируется на жизни стройки, всегда возвращаясь к людям, ее наполняющим: капитанам, поварихам, ссыльным учительницам, вохровцам, чекистам, рыбакам, бакенщикам, мотористам, эвенкам, ссыльным немцам, литовцам, латышам, белорусам, украинцам, чеченцам...
Роман Ремизова не идеологическая скороспелка: автор сумел погрузить читателя в пространство прошлого, выписанное с такой дотошностью и тщательностью, что, увлекшись сюжетом, ощущаешь себя там — на густонаселенной стройке, среди потрясающей природы, в тайге и тундре (которую автор знает не по книгам), в лагерном лагпункте, в пыточном подвале НКВД, в поселковом ресторане на встрече Нового года, в школе, в казахском ауле, в землянках, где ютятся брошенные на произвол стихии ссыльнопоселенцы... В книге много советского пафоса тех лет, лозунги, кумачовые плакаты, партсобрания, но нет ни грамма авторского пафоса. Писатель ведет читателя за собой уверенно, как его молодой капитан, справляющийся с бурным характером таежной реки, по которой поднимается его трехсотсильный паровой буксир «Полярный», поставляющий для нужд стройки материалы, уголь, баржи с бесправными людьми, запечатанными в вонючих трюмах.
Ничего, пожалуй, нового, чего бы я не знал о том времени. Казалось, все читано и пережито, а все внове, благодаря потрясающему владению матчастью: детали, слова и словечки, лодки, паузки (плоскодонные баржи), пароходы и люди, их одежда, походка, переживания, страх и отвага выписаны дотошно и любовно, так, что веришь тексту и перелистываешь страницу за страницей этой эпопеи и не можешь от нее оторваться.
Пространство текста не отпускает, густое, как комариное пение летом в тундре.
Все работает на замысел: погрузить читающего в ушедшее, дать прислушаться к бесконечным разговорам персонажей, обсуждающих, восхваляющих, осуждающих время, в котором им довелось жить, а некоторым и умирать.
Фото: AP / TASS
Виктор Ремизов не пасет народы — в той жизни на вечной мерзлоте есть место любви, отчаянной, но надежной; честности, порой наивной; идеалам, крепким и неизменным. Тому, что помогает выдержать стужу и холод, жуткую несправедливость системы, разделившей страну на рабов и надзирающих, вольных и невольных, но всех зависимых от карандаша генералиссимуса, прочертившего старческой рукой на карте линию из точки «А» в точку «Б», и тем обрекшим свою страну на выработку туфты, на ненужные ей подвиги, отвратительные подлости и нечеловеческие страдания, которые были в нашей истории и которые не должны повториться, ибо иначе вечная мерзлота проглотит все уже навсегда.
**Петр Алешковский** — _специально для «Новой»_
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»