Комментарий · Политика

«День начинается с похода на Володарку, к окошку передач для мамы и брата»

Как сегодня живут белорусы, чьи родные находятся за политической решеткой

Ольга Ивашенко , специально для «Новой»
Фото: РИА Новости
Когда в стране не работают законы, оказаться за решеткой может каждый. Журналисты под прицелом всегда, даже при работающих законах. Что уж говорить о Беларуси после августа прошлого года? Число журналистов-политзаключенных в стране продолжает расти. 
Взволнованных людей с сумками и пакетами у стен СИЗО № 1 на Володарке не бывает только по понедельникам и воскресеньям. Во все остальные дни родные и близкие обвиняемых белорусов приходят сюда, чтобы попытаться послать им передачи. Для многих это единственный способ показать содержащимся под стражей, что о них не забыли. Ведь кому-то не передают даже письма — это такой варварский способ психологического давления: мол, пока вы здесь на нарах, там, на воле, о вас давно забыли. 
— Не дождутся. Каждое мое утро начинается с похода на Володарку — к окошку для передач для моих самых родных людей. Там крохотная комната — обшарпанная, выкрашенная масляной краской, с двумя окошками, в которых сидят две грозные тетеньки. Только через это окошко я могу передать самое необходимое, — рассказывает Александра Слуцкая. На Володарке у девушки сидят мама и брат — Юлия Слуцкая и Петр Слуцкий. 
Задержанная Юлия Слуцкая — мать Александры. Фото из личного архива
Юлия Слуцкая — известный белорусский медиаменеджер и создательница образовательной площадки «Пресс-клуб», где часто проходят лекции, тренинги и прочие профессиональные мероприятия. 
Петр Слуцкий — задержанный видеооператор «Пресс-клуба», сын Юлии Слуцкой. Фото из личного архива
22 декабря 2020 года в «Пресс-клуб» пришли силовики. В этот же день прямо в аэропорту по прилете из Египта арестовали Юлию Слуцкую, в офисе «Пресс-клуба» задержали ее сына Петра Слуцкого, который работает там видеооператором. В тот же день задержали финансового директора «Пресс-клуба» Сергея Ольшевского, программного директора Аллу Шарко, руководителя Академии «Пресс-клуба», гражданина России Сергея Якупова (31 декабря его депортировали из страны без предъявления обвинения). 
31 декабря задержанным предъявили обвинение по части 2 статьи 243 Уголовного кодекса. Юлию подозревают в уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере, остальных — в соучастии в этом преступлении.
Перед окошком, в котором принимают передачи для задержанных, стоит прилавок.
— Сначала надо сделать опись всех вещей, которые хочешь передать человеку, а дальше — жуть.
Все эти вещи надо вывалить на прилавок. В этот момент строгая тетенька начинает выкрикивать разные слова: «морковка», «дезодорант», «полотенце»… В эти секунды надо очень быстро сориентироваться и подать то, что она называет. Если не успеваешь — она начинает выходить из себя и кричать. В месяц одному человеку можно передать не больше 30 килограммов продуктов, средств гигиены и вещей.
Те, кто приезжает издалека, сразу передают сумки килограммов по пятнадцать. Я рассчитала вес и каждый день приношу по чуть-чуть, — рассказывает Саша. — На днях возле этого злосчастного окошка для передач у меня даже драка случилась. Мы сдружились со всеми родными задержанных сотрудников «Пресс-клуба» и в дни передач занимаем друг для друга очередь. В один из дней жена Сергея Ольшевского Юля пришла заранее и заняла очередь для нас всех. На глазах у остальной очереди к ней подошел Микола — муж Аллы Шарко, потом Юля — невеста Пети, а последней пришла я. Люди, которые стояли за нами, к этому моменту уже были максимально озлоблены. И когда я подошла к окошку, чтобы передать маме лекарства, одна большая девушка, которая стояла за мной, буквально оттолкнула меня от окошка. Я попыталась передать передачу после нее, но меня снова оттолкнули — уже другая девушка. К счастью, хоть третья меня пропустила. 
Ни на одну из них я не держу зла. В этом маленьком помещении — сконцентрированное скопление горя.
Здесь всем все понятно. Это ведь мы держимся вместе, а кому-то, увы, приходится сражаться в одиночку. 
Вообще за последние 20 дней у меня появилось много неожиданных навыков. Так, например, теперь я знаю, что если передать маме круассаны и багет и так их и назвать в описи, их не возьмут. Но если обозвать их булочками и батоном, примут. Все дело в формулировках.
Полотенце можно только очень маленькое — на большом ведь можно повеситься! При этом разрешено передать кипятильник с длинным проводом. Парадокс! Нельзя передать даже изюм — он ведь может забродить. Видимо, кто-то боится, что заключенные сделают из него самогон. Ингалипт, который я пыталась передать маме, тоже не взяли. Потому что в металлической упаковке. Но в другой он просто не выпускается! Хорошо хоть берут лекарства для спины, у мамы с ней проблема. 
**— Что слышно от адвокатов?**
— Мама и другие сотрудники «Пресс-клуба» пробудут под стражей минимум до 22 февраля. Но все мы понимаем, что все это может продлиться и дольше. Больше всего мама сейчас переживает за Петю. Но я за него переживаю чуть меньше. Он здоровый крепкий парень — служил в армии, у него здоровый желудок, крепкая спина. Не то что у мамы. 
**— Юлию обвиняют в уклонении от уплаты налогов. Речь идет о какой-то конкретной сумме? **
— Маме до сих пор не показали ни одного документа, по которому она должна была заплатить больше налогов, чем было уплачено. Это о многом говорит. Петя вообще оператор. К налогам никакого отношения не имеет. Главным злодеем сделали Юлию Слуцкую, все остальных — сообщниками. 
**— Что в ситуации, когда ничего нельзя изменить, остается делать семье?**
— Писать письма, притом в никуда. За 20 дней, которые мама и Петя находятся там, только я написала 20 писем брату и 20 — маме. За все это время я не получила ни одного ответного письма — ни от мамочки, ни от Пети. Но знаю, что мама получила от меня одну телеграмму. 
Честно говоря, раньше думала, что я очень слабая, истеричка. Но оказалось — нет. Когда все это случилось, взяла себя в руки, собралась.
Рыдаю только по ночам, когда никто не видит. В нужный момент мобилизуешься — и вперед. Самые сложные дни — выходные, потому что ты ничего не можешь сделать. Иногда в такие дни покупаю по три килограмма леденцов, сажусь, начинаю каждый разворачивать и складывать в пакет для передачи. Леденцы нельзя передавать в фантиках. Что бы то ни было — только в прозрачных пакетах. 
Можете смеяться, но обратилась даже к астрологу. Мне очень была нужна надежда. Астролог проанализировал натальную карту мамы и сказал, что ситуация в скором времени разрешится и послужит толчком к чему-то очень хорошему. Надеюсь, мамино освобождение будет связано с самым желанным событием для большинства белорусов. 
Юлия с дочерью Александрой за несколько дней до ареста. Фото из личного архива
**— Перед вылетом в Минск из Египта 21 декабря она чувствовала неладное? **
— Скорее, больше предчувствовала я. Мы были 10 дней в Египте. Я, мои дети и мама. Мы проводили время друг с другом. 21 декабря — день зимнего солнцестояния, можно загадывать желания. В последний день перед отлетом мы сидели на берегу моря, обнимались, смотрели на закат, шептались и загадывали желания — наверное, такие же, как сегодня большая часть белорусов. Я почему-то тогда посмотрела на маму и сказала: «Мамочка, пожалуйста, лети в Киев, я тебя очень прошу. Тебя ведь задержат в аэропорту». Представляете, прямо там, у моря, я сказала ей эти слова. И в голове тоже были флешбэки — вот лежит мама на лежаке, и тут же перед глазами картинка — мама на нарах. 
Мама тут же ответила: «Как ты себе это представляешь? Как я могу улететь в Киев, когда все мои тут? Неужели ты вообще можешь представить меня в этой ситуации?» В принципе мы понимали, что от ареста и тюрьмы в Беларуси сегодня не застрахован никто. Поэтому на всякий случай еще до Египта мы обменялись номерами телефонов наших адвокатов. Это все, что мы могли сделать… 
**— Маму задержали на твоих глазах? **
— Как только на спецконтроле увидели мой паспорт, таможенник взял рацию и начал кому-то что-то передавать. Мой паспорт был первым, дальше лежали паспорта мамы и моих детей. Мама взяла меня за руку, сжала… А потом к нам подошел какой-то сотрудник таможни и попросил меня пройти дополнительный таможенный досмотр. Мама схватила меня за руку и спросила у них: «Куда вы уводите мою дочь?». Ей сказали: «Не волнуйтесь, на красный коридор». Это был последний момент, когда я видела маму в аэропорту. Мы прошли через красный коридор. Меня очень быстро досмотрели. Открыли-закрыли чемоданы — и все. На самом деле таким образом нас просто разлучили с мамой. Потом я стала звонить ей, в конце концов она взяла трубку и сказала, что сейчас будет досмотр. Я подождала еще 5 минут, позвонила… но ее телефон уже был выключен.
Я поняла, что маму задержали. 
Стала бегать по аэропорту, нашла отделение милиции. Но никто мне ничего не говорил. Отвечали только: «Мы ничего не знаем». Умудрилась подкараулить женщину у двери красного коридора и умоляла сказать ее хоть что-нибудь о том, где мама. Она подошла ко мне, сочувственно дотронулась до плеча и сказала: «Вашу маму задержала финансовая милиция — ДФР». Я тут же позвонила маминому адвокату. Сама поехала к ее квартире. Пока ехала, позвонила папе. Он сказал: «Дома люди в штатском». 
Официально это называется «осмотр», потому что для официального обыска нужна санкция прокурора. Конечно, фактически это был обыск.
Забрали ноутбук, карточки, телефоны. Я увидела маму, когда ее выводили из дома. Она успела мне крикнуть, что ее везут в ДФР. 
Уже потом мы узнали, что всю ночь задержанные, и моя мама в том числе, провели в ДФР на стульчиках, ведя «дружественную беседу» с сотрудниками. Опять же, официально это был не допрос, а «дружественная беседа», как нам потом сказали. Потому что адвокатов не пустили. 
Здание Володарки — СИЗО №1 на улице Володарского в Минске. Фото: РИА Новости
**— Знаешь хоть что-то о том, как держатся мама и брат? **
— Узнаем хоть что-то только от адвоката. Мама очень сильная. Она боец. Настроена конструктивно. Сначала у нее была стадия отрицания, она не могла поверить, что это случилось, не понимала, за что. Для нее стало потрясением, когда она узнала, что Петя тоже задержан. В момент задержания он был в офисе «Пресс-клуба». Сейчас она старается не переживать по поводу того, что уже не может изменить. У нее в камере 8 человек. Практически нет свободного места. Но она все равно старается делать гимнастику. Некоторые упражнения делает прямо на нарах.
Каким-то образом у них в камере оказался учебник по английскому. Учит английский. 
Мама для меня — самый близкий и единственный человек, на которого я мечтаю быть похожей. Она даже из тюрьмы умудрилась всем нам подарить подарки на Новый год. Оказывается, купила их заранее. И вот на Новый год папа приносит их нам и говорит: «Это вам от мамы». Это было настоящее новогоднее чудо. 
У Петра в камере 13 человек. Все ребята хорошие. Но он вначале вообще не понимал, что происходит. У Петра был адвокат, который ему объяснил, что к чему и как себя вести. Петр держится. 
С момента задержания мамы и Пети, мы, домашние, все очень сблизились. Папа и бабушка сначала тоже очень переживали, а теперь мобилизовались. Мы сейчас близки как никогда. В письме маме даже написала: «Воспитала тебе идеального мужа, смотри не испорти, когда получишь обратно». 
**— Что сейчас с «Пресс-клубом»? **
— «Пресс-клуб» работает, хоть и не во всю мощь. Мама собрала шикарную команду. Уверена, впереди у этого проекта большое будущее. 
**— Многие вас сейчас поддерживают? **
— Огромное количество людей! Они сейчас — наша сила. Некоторые говорят: «Если хочешь посидеть, помолчать и просто попить чаю, только скажи время и место — и мы там будем». Спасибо огромное этим людям. Это дорогого стоит. Самое интересное, ни одного «ябатьки», который бы злорадствовал по поводу произошедшего, в своем кругу я не обнаружила. Звонили из Комитета защиты журналистов, из многих международных изданий. Я очень благодарна всем за поддержку, я чувствую, что не одна. Знаете, тогда, при задержаниях в 2010 году, было гораздо больше безнадеги. Сейчас все по-другому. Сейчас мы все знаем: скоро весь этот кошмар закончится.