Сколько людей покинуло Российскую Федерацию за последние 30 лет, доподлинно не известно: расследовательское бюро «Проект» говорит о 10 с лишним миллионах; официальные органы называют цифры раз в 5 меньше. Большинство искателей лучшей жизни сохранило — добровольно или вынужденно — российское гражданство и паспорт, а потому строгому учету не подлежит. В любом случае, счет идет на миллионы: жизнь в путинской России непривлекательна, а для кого-то и вовсе токсична. Не для всех, конечно: недавно прочел в сетях, что «за последние 10 лет из России уехали более 6 тысяч химиков, почти 11 тысяч физиков, более 12 тысяч биологов и ни одного гаишника». Да, минус счастливые силовики («кому на Руси жить хорошо») и несчастные бедняки, но спектр утекающей массы максимально широк — от политических беженцев до семей путинского олигархата. Полагаю, рядовые граждане РФ были бы ошарашены, узнав, сколько (и кто) из отечественных «видных деятелей» культуры, медиа, бизнеса, света и полусвета в действительности живет за границей. О научных сотрудниках и прочих программистах я и не говорю.
Смешиваясь со старой советской эмиграцией, новоприбывшие создают некую национально-историческую и географическую общность, которую можно назвать «Внешней Россией».
(Честно говоря, не знаю — существует уже такое понятие или нет). Не все переселенцы из осажденной крепости в нее вливаются: я знаю немало людей, особенно молодых и хорошо подкованных, которые покинули РФ с твердым намерением немедленно и полностью ассимилироваться на Западе и забыть прошлое, как ночной кошмар — и многим это удалось. Однако большинство сменивших страну пребывания пуповину не перерезало. Причины и мотивации разные. В странах Балтии, к примеру, много русских пожилых людей, которые однажды в 1991 году нежданно-негаданно проснулись в Европе, причем против своей воли, и до конца дней будут ностальгировать по СССР. Я им сочувствую. Большинство — и эмигрантов, и экспатов (я вижу разницу между этими категориями; себя отношу к последним) — просто люди русского языка и культуры, перебравшиеся жить за границу, но неравнодушные к судьбе своей исторической родины и поддерживающие с ней разного рода и интенсивности связи.
Фото: Getty Images
Преобладающая, как мне кажется, часть населения Внешней России трезво оценивает бездарный, архаичный и репрессивный путинский режим, сильно (или не очень) печалится по этому поводу и возвращаться в родные места не собирается. Не собирается этого делать, как ни странно, и фриковатая прослойка эмигрантов-путинистов, которые сознательно уехали (за колбасой? по инерции? по заданию?) — то-есть, «предали Родину», в терминологии президента РФ — а теперь славят нео-совок. (И благо бы еще были они обладателями умом-не-понимаемой загадочной русской души, но нет — евреи, этнические немцы...) Короче, как во всякой настоящей стране, популяция Внешней России (ВР) пёстрая и расслоенная — и в материальном, и в идеологическом отношении. Налицо и ярко выраженная региональная специфика: Северо-Американский край с Канадской автономией; национальный Израильский округ; австралийский Дальний Восток; испанские Югá; Чешская, Черногорская и прочие области. Лондон, Нью-Йорк и Берлин могут претендовать на столичный статус.
Помимо общего культурно-языкового и бытового фона, есть во Внешней России и свои медиа, хотя значительная часть информации поступает из источников России Внутренней, и лидеры общественного мнения, и политические активисты. Партий нет — приходится поддерживать (или не) традиционные местные. И вообще — нет в ВР никакого государства! (Хотя разговоры о «правительстве в изгнании» периодически возникают — но лишь в качестве альтернативы «внутренней» альма-матрице). Что, конечно, хорошо — и для анархиста, и для либерала. Широка страна моя родная (с 2014 года), привольна и густо населена — но это страна-фантом, конечно. И не потому, что нет в ней никакого начальства (что прекрасно), а потому, что
Внешняя Россия, по сути — всего лишь барокамера, место временного содержания по пути из «русского мира» в большой «остальной мир».
Практически все заграничные дети, рожденные в смешанных браках, теряют российскую идентичность. Русские европейцы и американцы во втором поколении, подростки и молодежь — туда же. О внуках и говорить нечего. Какие-то остатки интереса к земле и повадкам славных предков могут остаться разве что в районах «компактного проживания» типа Брайтон-Бича, Марцана или Нарвы — которые, не исключено, и выживут, как экзотические «советскообрядческие» чайнатауны. Текучесть населения ВР очень высока: старики убывают и рост обеспечивается почти исключительно за счет постоянной (и, вероятно, растущей) подпитки из РФ. Демографический и иные кризисы Внешней России явно не угрожают. Хорошо это или плохо, сказать затрудняюсь. Так или иначе, вопросами скорее должны задаваться те, кто живёт за крепостной стеной.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»