Ректору дали два года

Вопиющий случай — здание-памятник вдруг исчезает, а пользователь (Гуманитарный университет профсоюзов) утверждает, что оно «утрачено в силу естественных причин» и объявляет нарушителем закона Комитет по охране памятников Администрации Санкт-Петербурга (КГИОП). Растянувшиеся на пять лет судебные баталии сопровождаются разрывами информационных бомб: охранное ведомство обвиняют в попытке рейдерского захвата, а его председателя — в использовании методов бывшего «ночного губернатора» Санкт-Петербурга Владимира Кумарина. Выступающие в защиту ГУП спикеры жалуются, что вуз вынужден был потратить на штрафы, дополнительные экспертизы и адвокатов около восьми миллионов — которые-де «можно было с чистой совестью потратить на книги и компьютеры для студентов».

Утраченная двухэтажная деревянная дача — с террасой, витражными дверьми и богатым резным декором — была единственной постройкой, сохранявшейся от обширного комплекса увеселительного сада «Озерки».

Начало ему было положено с появлением здесь, на перешейке между Верхним и Средним Суздальскими озерами, железной дороги. В 1877 г. открылся деревянный Vauxhall (вокзал с музыкальной эстрадой), при нем возвели три гостевые дачи, включая и ставшую теперь предметом судебного спора.

В летний сезон в стенах музыкального вокзала трижды в неделю играл симфонический оркестр, на открытой эстраде — оркестр лейб-гвардии Преображенского полка. В саду выступали известные хоровые коллективы, пели цыгане, устраивались гуляния и детские праздники. Вскоре добавились большой зал для танцев и театральная сцена, где дебютировала Комиссаржевская, выступали Ермолова, Дальский, Грановская и другие звезды столицы. Следом возникли театры «Шантеклер» и «Эльдорадо». Кроме спектаклей и концертов, в саду давали цирковые представления с дрессированными зверями Дурова, гимнастами и фокусниками; работали кегельбан и модный скетинг-ринг (зал для катания на роликовых коньках), набирал популярность синематограф, а местный ресторан славился отменной кухней.

После революции все театры закрыли, обветшавший вокзал снесли в 1930-е, на месте «Шантеклера» к исходу 1950-х отстроили кинотеатр «Озерки», которому не суждено было пережить 1990-е. Местность стала активно застраиваться современными жилыми комплексами. Участок дачи оставался одной из немногих территорий, не затронутых реновацией. И даже, как отмечалось в экспертизе 2014 года, «сохранил исторический видовой состав растений (дубы, клены)».

Сама дача в 1930-е отошла Высшей школе профдвижения ВЦСПС, после чего рядом построили еще один двухэтажный деревянный дом. В 1950-е дача стала «кооперативно-общественной собственностью», в ней размещалось общежитие, а затем шесть квартир. C 2012 года обе постройки оказались в собственности Федерации независимых профсоюзов России, годом позже передавшей их в оперативное управление Гуманитарному университету профсоюзов.

Заинтересованности в их сохранении ГУП не выказывал, постройки оставались в запустении и ветшали. Хотя первая из них еще с 2001 года находилась под госохраной как вновь выявленный объект культурного наследия (ВВОКН) «Дача при саде Озерки». Но

Статус ВВОКН — промежуточный, он дается на время, пока историко-культурная экспертиза не определит, достоин ли объект включения в госреестр в качестве памятника. Такая экспертиза по заданию КГИОП была проведена в 2014 году петербургским отделением ВООПИиК, выполнил ее ведущий российский специалист в области деревянного зодчества Михаил Мильчик. Экспертизой рекомендовалось включить дачу в госреестр в статусе памятника регионального значения. Признавалась ее несомненная ценность — историческая и мемориальная (как единственного дошедшего до наших дней объекта увеселительного комплекса сада «Озерки»), ее значение для ландшафтной архитектуры и градостроительства, а также дошедшее без принципиальных переделок оригинальное авторское решение и сохранившиеся в большинстве своем подлинные конструктивные и художественно-декоративные элементы, включая богатую резьбу. Техническое состояние объекта оценивалось на тот момент как удовлетворительное.

Но выражение «В умелых руках все горит» заиграло на свой лад.

В 2015-м выездная инспекция КГИОП констатировала существенное ухудшение состояния дачи: «Конструкции кровли и чердачного перекрытия значительно повреждены пожаром, в центре здания кровля частично обрушилась, выгорело чердачное перекрытие, утрачена большая часть оконных заполнений, отсутствуют витражные заполнения оконных проемов, частично утрачена обшивка деревянной вагонкой».

Вуз предписания охранного ведомства оставлял без внимания. Комитету пришлось обращаться в суд, решением которого весной 2016 г. ГУП был оштрафован на полмиллиона — за ненадлежащее содержание вверенного объекта культурного наследия.

10 июня 2016 г. распоряжением КГИОП «Дача при саде «Озерки» признается памятником регионального значения и включается в госреестр. А через пару недель, 26 июня, приехавшие по сигналу градозащитников сотрудники комитета фиксируют ее уничтожение — остался только фундамент да нижний венец. Все раскатано по бревнышку и вывезено, на месте лишь брошенные конструкции строительных лесов, с помощью которых, видимо, и проводился демонтаж.

Комитет подает заявление в полицию о возбуждении уголовного дела по факту уничтожения объекта культурного наследия, а также инициирует дело административное (по статье, предусматривающей штраф до 20 млн рублей).

Университет же заявляет о «недоработках сотрудников КГИОП», которые, на их взгляд, «подводят правительство Санкт-Петербурга неквалифицированными действиями, нарушают закон и раздувают беспочвенные скандалы». В распространенном вузом пресс-релизе отрицается причастность ГУПа к сносу исторической дачи и утверждается, что здание «утрачено в силу естественных причин». Мол, здание «уже к началу 1990-х пришло в негодность», создавало «опасность здоровью и безопасности лиц, пытавшихся там ночевать», а посему «поддержание его существования было нецелесообразным».

Попутно ГУП подает исковое заявление об отмене распоряжения КГИОП о включении дачи в госреестр памятников. Упирают главным образом на то, что не памятник и был — а убогий барак советской постройки. Просят Михаила Мильчика провести дополнительное исследование фундамента и нижнего венца сруба в надежде скорректировать прежние выводы эксперта в сторону омоложения утраченного объекта. Но Мильчик и привлеченные им специалисты надежд заказчика не оправдали — проведенное ими исследование извлеченных образцов клейменых кирпичей, дерева и кованых гвоздей подтвердило дореволюционную датировку.

Пришлось искать более сговорчивых. За техническую экспертизу остатков памятника с целью определения датировки берется московское ООО с претенциозным названием «Международное агентство строительная экспертиза и оценка “Независимость“». Проводится она под эгидой владельца компании Фархата Кадырова — выпускника Ташкентского института ирригации и механизации сельского хозяйства (квалификация — «инженер-гидротехник»). Второй привлеченный специалист — Александр Мурзов, окончивший Московский институт радиотехники, электроники и автоматики (специальность «радиофизика и электроника»). Оба, правда, в дальнейшем обзавелись еще несколькими корочками — от удостоверения о прохождении программы «Сметное дело в строительстве» до сертификата арбитра коммерческого арбитражного суда.

Ни тот ни другой не имеют аттестации Минкульта, обязательной для проведения госэкспертиз объектов культурного наследия. И не обладают опытом работы с памятниками деревянного зодчества — в отличие от Михаила Мильчика. Что не помешало им с легкостью опровергнуть выводы авторитетного специалиста.

Так, в заключении констатируется, что на большей части изъятых из кладки фундамента кирпичей имеется клеймо «Г. Л.», а на некоторых еще и цифры — «38» и «4». По первой делается вывод, что она «может означать 1938 год». Сделать аналогичное заключение по второй не выходит, но смекалка рождает такое утверждение: «цифра «4» нанесена в стиле 1930–1950 гг.». Что это за стиль такой и каковы его отличительные признаки, замеченные в этой четверке, не поясняется. Над буквами эксперты тоже долго не раздумывали. Обошлись отсылом к методичке советских времен по датировке кирпичных кладок, не увидели в ней похожих изображений, и вывод готов: «Ни один из исследованных образцов кирпича не относится к изготовленным в XIX— начале XX вв.». Умолчав, что приведенный в методичке обзор не является исчерпывающим и выполнен на базе обследования исключительно московских построек.

Прояви эксперты толику любознательности, загляни хоть в Музей истории кирпичного производства нашего СПбГАСУ, без труда бы узнали: «Г. Л.» расшифровывается как граф Левашов (Владимир Васильевич, 1834–1898 гг.), которым на землях фамильного имения Осиновая Роща близ Петербурга был основан кирпичный завод, действовавший с 1860-х до национализации 1917 года. Так идентифицируются кирпичи с клеймами «Г. Л.» и в каталоге-исследовании Института материальной культуры РАН, посвященном петербургским кирпичам, где приводится и соответствующее изображение. Цифры же на дореволюционных клеймах встречаются самые разные, только обозначали ими обычно не год, а номер партии, заводской печи или персональные данные мастера.

Не выдерживает критики и заключение компании Кадырова по извлеченным гвоздям. Указав, что они «выполнены из квадратного прута заводским способом», эксперты делают вывод: «Использование гвоздильного аппарата при их изготовлении однозначно свидетельствует о том, что гвозди были выполнены в советский либо постсоветский период».

Однако первые упоминания о гвоздильных станках в России относятся к 1835 году, когда вернувшиеся из Англии отец и сын Черепановы спроектировали и построили на тагильском заводе «гвоздарный станок». А с последней четверти XIX в. использование гвоздильных станков уже стало массовым. На Урале, например, Ревдинский завод выпускал такие гвозди из металлического прута промышленным методом с 1860 года.

И совсем смешны попытки приплести к делу такой «вещдок», как обнаруженная «в культурном слое» бутылка с этикеткой и штрихкодом, указывающими на продукцию немецкой компании Fresenius — а она основана в 1981 году! Смело связать бутылку с датой закладки фундамента экспертам позволили «обнаруженные на ней следы кладочного раствора». Простая мысль о том, что за сто с лишним лет существования дачи ее могли подновлять, включая вычинку отдельных мест кирпичной кладки, этими специалистами не рассматривается вовсе.

Стремясь доказать советское происхождение «барака», ГУП не обошелся выпускниками сельхозинститута. Пришлось раскошелиться и на специалистов Государственного Русского музея. Заключение за подписью завотделом технологических исследований ГРМ С. В. Сарро выглядит солидно — анализ выполнен с использованием профессионального оборудования, снабжен графиками. Правда, смысл этой недешевой затеи угадать трудно: исследовались пять слоев краски, которой снаружи покрывалась дача в разные периоды ее жизни. Однозначных выводов нет, большей частью с оговорками: «скорее всего», «можно предположить» и т. д. Вроде как нижний из исследуемых слоев датируется «не ранее второго-третьего десятилетия XX века», но были ли у него предшественники — вопрос открытый, поскольку «старый красочный слой зафиксирован в остаточном состоянии, реставрационное вмешательство и раскрытие первоначальной окраски не представляется целесообразным».

Определение даты создания памятника по слоям наружной краски могло бы стать новым смелым словом в атрибуции объектов наследия, но увы — такой подход не восприняли всерьез ни КГИОП, ни Минкульт, ни суд.

Тем не менее и заключение технического обследования, и анализ красочных слоев вошли в состав итоговой государственной историко-культурной экспертизы, проведенной по заказу ГУПа к январю 2019 г.

Делалась она с одной целью — обосновать исключение дачи при саде «Озерки» из госреестра памятников. Проще говоря, чтобы снять с охраны. Предыстория занимательна.

В мае 2018 г. ректор ГУП Александр Запесоцкий обращается с письмом к Елене Драпеко, первому зампреду комитета Госдумы по культуре. Жалуется на «необоснованные действия» КГИОП и просит оказать содействие в проведении ГИКЭ силами секции памятников деревянной архитектуры научно-методического совета по культурному наследию при Министерстве культуры РФ.

Вроде бы странно — почему не обратиться в секцию напрямую и при чем тут Драпеко, которая не в Минкульте трудится. Вопросов становится меньше при обращении к сайту ГУПа — там Елена Григорьевна представлена как друг и партнер университета, с которым «активно сотрудничает около 25 лет», пять из которых значилась профессором ГУП.

Госпожа Драпеко своим письмом переадресует просьбу Запесоцкого главе секции Ирине Семеновой. Та в сентябре ставит вопрос о даче при саде «Озерки» на заседании секции. По итогам обсуждения выносится резолюция: памятник в нарушение закона снесен, но поскольку нет по нему исчерпывающей информации (обмеров и проч.), достоверная реставрация невозможна, рекомендуем выполнить ГИКЭ документов, обосновывающих исключение из госреестра.

Заключив договор с ГУП, Семенова (с привлечением еще пары экспертов) эту ГИКЭ и делает. Ссылаясь в акте экспертизы на резолюцию своей секции как один из доводов за исключение памятника из реестра.

КГИОП не уполномочен рассматривать экспертизы на исключение объектов из реестра, это прерогатива Минкульта. А федеральное ведомство заказанную университетом ГИКЭ Семеновой завернуло — признав несоответствующей требованиям действующего законодательства.

К тому времени доводы университета об отсутствии у дачи особой значимости уже были разбиты в судах: жалобу о признании недействующим распоряжения КГИОП о включении дачи в реестр памятников Городской суд Санкт-Петербурга в апреле 2017 г. оставил без удовлетворения, в сентябре того же года Верховный суд оставил решение в силе.

В том же 2017 году решениями Куйбышевского районного, а затем и Городского суда Санкт-Петербурга признана виновность ГУПа в совершении административного нарушения (уничтожения объектов культурного наследия), университет оштрафован на 3 млн рублей.

А в июне сего года Фрунзенский районный суд удовлетворил исковые требования КГИОП об обязании университета восстановить (выполнить реставрацию) дачи при саде «Озерки» в течение 24 месяцев и взыскании 50 тыс. руб. ежемесячно в случае неисполнения судебного решения в установленный срок. 29 октября Городской суд оставил это решение в силе.

В промежутке между судами двух инстанций глава Федерации независимых профсоюзов Михаил Шмаков пытался добиться для Александра Запесоцкого личного приема у главы Петербурга. В письме к Александру Беглову, преданном огласке Фонтанкой.ру, выдвигалось предположение, что «действия комитета [КГИОП] по существу являются формой рейдерского захвата земельного участка в элитной курортной зоне Санкт-Петербурга». Мол, цель у КГИОП одна — «сделать эксплуатацию спортивной базы невозможной и вынудить профсоюзы к продаже объекта за бесценок покупателям, имеющим особые отношения с чиновниками».

Та же мысль развивается и в ряде публикаций, тиражирующих текст за подписями ветеранов ПГУ: мол, создается «на бумаге мифический памятник культуры», чтобы под предлогом его охраны «выжить» университетскую спортивную базу. Подписанты — люди преклонных лет (старшей, Валентине Павловне Одоевой, — 94 года) и весьма далекие от понимания юридических нюансов изложенной от их имени истории.

Но суть, если по-простому, в следующем: действующее законодательство обязывает любого собственника/пользователя, к кому бы ни перешел участок, восстановить утраченный памятник. В общем, не клеится с обвинением комитета в намерении нарочно поставить дачу под охрану, дабы «отжать» участок.

А вот чтобы заподозрить университет в действиях или преступном бездействии, направленных на зачистку участка под новое строительство, основания как раз усматриваются. На другой год после «дематериализации» памятника вдруг сгорело и соседнее деревянное здание первой половины ХХ века — тоже вполне симпатичное, но не подохранное. И градозащитники, побывавшие внутри пострадавшего от огня дома, обнаружили в одной из уцелевших комнат фрагменты резьбы с фасада «утраченной по естественным причинам» исторической дачи.

Глава КГИОП Сергей Макаров убежден, что все возможности для достоверной научной реставрации дачи при саде «Озерки» имеются:

«Здание не перестраивалось, что подтверждается имеющимися в КГИОП документами кадастрового учета и ранее принятыми судебными решениями. Экспертиза на включение объекта была выполнена авторитетным специалистом в области деревянной архитектуры Михаилом Мильчиком и содержит подробную фотофиксацию и предмет охраны».

К озвученной ранее сумме в восемь миллионов, похоже, придется приплюсовать еще почти два: адвокатское бюро, представлявшее интересы ГУПа в Куйбышевском районном суде, подало иск о взыскании с университета 1,8 млн руб. Стороны суть дела не комментируют, но, по одному из предположений, после проигрыша вуз посчитал излишним оплатить услуги защитников.

Забавно, что совсем недавно, комментируя в одном из радиоэфиров снос СКК, господин Запесоцкий очень возмущался уничтожением памятника: «Оставьте в покое памятники архитектуры советской эпохи!» […] Никто не мешает отремонтировать старое и найти новые места, где построить новое […] Почему надо залазить в центр города, почему надо все крушить и ломать?»

И призывал сделать все необходимое, «чтобы не только дореволюционные архитектурные шедевры, но и памятники советской эпохи содержались в надлежащем виде».

А теперь вверенный ему вуз с таким упорством доказывает никчемность сохранения дачи при саде «Озерки», настаивая на ее советском происхождении.

Продолжать ли страдания в кассационной инстанции, в ГУПе пока не решили — на раздумья есть три месяца со дня вступления в силу постановления Городского суда.