Покорение

18 августа Игорь Сечин принес президенту хрустальную бутылку, в ней — таймырская нефть, «премиальная, лучшая в мире», «с потрясающими характеристиками: содержание серы — 0,02 процента». «Как на Ближнем Востоке?» — спросил Путин. «Лучше», — ответил Сечин.

Металлургия освоила Таймыр. Вгрызлась, выжгла, залила кислотами, солярой. Со всей неизбежностью: прежде чем рудники и фабрики стали служить частному интересу, молодым людям с платиновой ложкой во рту, они требовались всей советской империи — «броня крепка, и танки наши быстры».

Теперь Таймыру предстоит пережить покорение нефтяниками. Они это называют проектом «Восток Ойл» и «формированием новой нефтегазовой провинции на севере страны» — цитирую один из серийных в этом году разговоров Сечина и Путина о таймырских недрах (от 11 февраля).

Наверное, и этому находятся рациональные объяснения. Конец нефтяной эры, в который хоть и медленно, но неотменимо вступает человечество, нас не пугает и не останавливает. Мир — мастерская и сырье для нас, деревья — для того, чтобы их рубить, ископаемые — чтобы их добывать, целина — чтобы ее поднимать, а Сибирь и Арктика — это то, что осваивают и покоряют. То, чем прирастает российское могущество.

Норильск вновь становится ключевым городом России, теперь уже центром нефтедобычи,

Освоение Таймыра нефтяниками напрямую увязывается с экономическим будущим России первой половины текущего века, поэтому нет никаких сомнений, что регион ждет новая индустриализация, не менее масштабная, чем в 30–40-е годы ХХ века.

Сечин: «Ресурсная база на данном этапе, Владимир Владимирович, порядка пяти миллиардов тонн нефти. Общий объем инвестиций в этот проект составит более 10 триллионов рублей. На первом этапе мы уже планируем около двух триллионов».

Представляете, сколько они наворочают и чем это в очередной раз закончится? 15 промысловых городков, 800 км магистральных труб, 7 000 км внутрипромысловых и т.д. Включая прежде нетронутый восток Таймыра — это уже называется Восточно-Таймырским кластером, СП «Роснефти» и британской BP, «где планируется построить более 13 тыс. скважин».

Смешно вот сейчас говорить о том, что экстремальный красноярский Север с его белыми горами, людьми и животными, с тем образом жизни и отношениями, которые он предлагает, имеет смысл и сам по себе, вне приложения наших неуемных рук. Но зафиксировать эти уходящие смыслы и натуру, успеть попрощаться, сыграть отходную, выпить поминальную — можно.

Арктику сравнивают с наркотиком, но это, конечно, очень приблизительная, да что там — неточная метафора. Во-первых, как показывает жизнь, для кого-то она сильней всех веществ, вызывающих зависимость, всех лекарств от обыденности. Во-вторых, когда ты там, тебе бывает, если говорить о физике, невыносимо плохо. Оказавшись же на материке, ты, спустя очень непродолжительное время, и жив-то будешь лишь воспоминаниями о Севере и пониманием, что можно повторить.

Путешествия — главное счастье неповзрослевших, послабление от мира тем, кто слишком в него влюблен, искус для падких на него.

Это не просто слова, это зафиксированный во множестве трудов феномен, и все новые люди обнаруживают непреложность такого влияния Арктики. «Однажды побывавший в Заполярье либо не возвращается сюда больше никогда, либо уже не мыслит себя без Северов», — говорит Дмитрий Мурзин, руководитель «Казанской экспедиции». Будущие члены этого туристического клуба впервые оказались на Таймыре 19 лет назад. После вновь и вновь возвращались. Море и горы, катамараны и собачьи упряжки, пешком и на буксировщиках. Весь Таймыр — от Норильска до Хатанги, от Челюскина до Диксона.

В этом году поход в привычном экспедиционном формате стал для клуба последним: «Все когда-то кончается. Мы не прекращаем ходить в походы и не собираемся расставаться с Арктикой. Но «Казанской экспедиции» больше не будет».

Мурзин разрешил «Новой» опубликовать выдержки из таймырских дневников и отчетов.

Рай для эскапистов-экстремалов, социофобов с вирусом дромомании: потрясающие ландшафты, абсолютное безлюдье на сотни верст и следы советской технической цивилизации как доказательства тщетности и бренности всего человеческого перед природой. Наедине с изначальными стихиями. И в чате с небом — здесь его слышно, здесь ему ничто не мешает прилегать к земле вплотную. Это очень полезное чтение накануне новой индустриализации полуострова.

Надо сказать, готовились мы серьезно по многим причинам.

Во-первых, никто из нас так далеко на Север не забирался. Непонятно: снег придется месить или болота (предполагаем, что и то и другое). Во-вторых, информация о Таймыре очень скудная.

Неизвестно, есть ли на реках пороги, сможем ли идти против течения под нашими моторами, когда уйдет лед из Таймырского залива, и уйдет ли вообще. Хватит ли бензина? Что такое Карское море, какова сила и продолжительность штормов и как с ними бороться? Что делать с медведями? Как всю эту кучу барахла перемещать в пространстве?

Это на фоне трех месяцев автономного путешествия. При этом все понимают, что если мы останемся без связи где-нибудь в центральной части полуострова или на побережье, искать нас будет не просто очень дорого, а практически невозможно.

…Обилие тающего снега в верховьях долин. Утром было идти хорошо по мелкой щебенке. К вечеру вперлись в снежно-водяную кашу по колено. Наст не держит. Кругом во все стороны снег, до Челюскина 150 км. Если так до побережья — мы вымрем.

…Челюскин — самая северная точка Евразии, а пока мы в «Рыбаке» — это самый северный «остров» ГУЛАГа. Прошли за день 16 км, умотались с непривычки. Жара днем +20–25. Сделали баню. Залежи соевой перестроечной тушенки и кабачковой икры. На помойке зайчата, Андрей пытается кормить их горохом. Не жрут. Экскурсию по зоне оставили на обратный путь.

…Над морем туман. Насколько видно с берега, пролив забит льдом. Ветер и течение гоняют льдины по самым непонятным для нас направлениям. Боязно думать, что нас ждет в Норденшельде. Может, для кораблей это и не льды, а мы по такому морю будем долго вилять.

…Челюскин сегодня — большая свалка. Детский сад, теплица. Кладбище. Грустно.

Сидим у метеорологов. Их трое, старший — Игорь, лет 20 как по Северам. Двое других — пацаны по 20 лет, первая зимовка.

Зимовщики и зимовка — вполне определенный тип людей и отношений. Что на Полярном Урале, что на Челюскине. Узнаваемо до улыбки: «У нас принято так», «Мне в мою кружку», «Пойду к себе домой» (на самом деле — комнату, бывает «дом» — это нары в балке), «Раньше было — эх как!..». Через какое-то время понимаешь, что как бы эти люди ни материли свое начальство, свои зарплаты, как бы ни отправляли детей на материк, а самим им на материке делать нечего, просто нет места. Только здесь они при деле, здесь для них жизнь имеет смысл: и не проспать сеанс, и кипятильник починить, и сеть перебрать, и выбить лишнюю ставку в управлении, и послать денег ребенку с женой, которая не жена по сути. Они это понимают, хотя боятся признаться даже себе. В этом одна из причин безвылазной 20- и 30-летней работы на Северах.

Протягиваем спутниковый телефон:

— Позвони сыну, жене.

— Да у сына своя жизнь, чего там…

— Внуки есть? Давай, с внучкой поговори!

— Да ладно, чего звонить (смущаясь), она и не видела меня. К декабрю приеду.

Но это роскошные люди. Стоит ходить сюда только ради общения с ними.

Идем вахтами по два человека (рулевой + штурман), через 4 часа смена. Все, включая отдыхающих, разумеется, «загидрованы». Один раз в сутки пристаем часа на два набрать воды, поесть и наполнить термоса чаем. Основные проблемы такой жизни — вечно мокнущие в неопрене ноги, теснота, холод, усталость от постоянного ношения гидрокостюма. Попытки справлять нужду и курить только в свою вахту не имеют успеха, кто-то постоянно пытается вылезти или залезть. В этих условиях сон — понятие условное. К концу морской части заметил, что народ ползет на свою вахту с радостью и облегчением.

Сперва мы приняли его за камень метрах в 70–80. Разумеется, ружья заряжены дробью, а видеокамера в лодке. Медведь не спешил, ему явно было любопытно. Когда запалили фальшфейер, медведь отскочил метров на 30 и снова встал осмотреться, потом не спеша ушел за гребень.

Диксон хорош людьми и ностальгией по временам советской Арктики. Через два часа мы уже жили в балке у Володи со знаменитой фамилией Гамбургер. Всю неделю, пока ждали самолет, нам устраивали экскурсии, дарили книги, кормили рыбой, возили на охоту. С отправкой экспедиционного барахла возились эмчеэсовцы Олег Мальцев и Слава Чередниченко.

После 1 сентября в первой и единственной школе Диксона нас на улицах радостно приветствовали все девчонки старших классов. А их мамы плакали, провожая нас в аэропорт.

Кроме обычных для туристов асоциальных стремлений, мы хотели найти место базового лагеря экспедиции А.Ф. Миддендорфа на реке Верхней Таймыре.

Вдохновились мы замечательным репринтным изданием его книги «Путешествие на север и восток Сибири». В книге были достаточно конкретные привязки к местности, и наложение их на космические снимки позволяло надеяться на успех.

На побережье моря Лаптевых нас интересовал мыс Крестовый, где была надежда отыскать остатки креста Харитона Лаптева, который вроде бы видели последний раз в 30-х годах прошлого века. Подбил нас на это «Норильский экспедиционный клуб им. В.А. Троицкого», собиравшийся и сам работать в Хатангском заливе тем летом. (Мы-то им поверили, а у них не сложилось).

Прилетели в Алыкель (аэропорт Норильска). Ясно, тепло, небольшой ветерок. Заселяемся в квартиру на Ленинском в Норильске. Озеро Пясино подо льдом, ведем переговоры с вертолетчиками.

5 июля приходим на базу «Старое зимовье» на 72º с. ш. Здесь живет семья Ивановых-Мечевых: хозяева Игорь и Ольга, их дети Алена и Андрей. Рассказывают про морских зайцев, заплывающих в реку с океана, про заблудившихся белых и бурых медведей…

За день сделали две ходки с байдаркой, поднялись вверх по течению ручья более чем на километр. Затем снежник, по которому груз таскали на саночках. Это легче, чем на плечах, и к тому же за раз на саночках можно уволочь больше груза, чем в рюкзаке. Двое проводили байдарку, один таскал саночки. В итоге с помощью проводки/волока сократили перетаскивание груза на 2 км, и в рюкзаках пришлось таскать груз до Неркато 2,5 км.

Ночуем в тундре, в верховьях ручья. В трехстах метрах от нас с юга на север проходят стада оленей…

В два ночи на правом берегу увидели медведя, подошли на 20 м к берегу. Несколько минут смотрели друг на друга, потом медведь ушел в тундру, а мы — дальше по реке. Не ожидали такой встречи: для бурого медведя это северная граница расселения.

В 10 утра 16 июля заходим в устье реки Сетагамала-тари. Здесь, судя по описанию, должна быть стоянка А.Ф. Миддендорфа, российского путешественника XIX века, исследователя севера Сибири. Именно он назвал Таймыр Таймыром.

Немного просветлело, погода тихая, но зато много комаров.

Просыпаемся вечером, и вскоре начинается дождь. Идем немного вниз по течению Таймыры, находим ручей, в ручье и около него — остатки очень старых нарт, очень старое кострище. Как в книге Миддендорфа. Сомнений нет, что это его стоянка 1843 года. Ставим табличку на высоком берегу.

Если кто из историков заинтересуется, теперь есть точные координаты.

Ветер на озере немного ослабел. Выходим в 5 утра. Волна до 1,5 м и выше. Катамаран захлестывает, вскоре все вымокаем и замерзаем. В 9 утра, пройдя 30 км, пересекли залив Нестора Кулика и пришли в бухту Ожидания. Здесь заброшенная метеостанция. Жилые дома и хозпостройки в разрушенном состоянии. Куча ржавых бочек и старой техники. Трактора, вездеходы, корабли, даже кусок вертолета и авиационный двигатель. Перед бухтой — скалистый остров.

Ставим лагерь, сушимся. Ветер по-прежнему сильный.

Сегодня началась собственно пешеходная часть маршрута. Берем вещей и продуктов по минимуму. Пол-литра бензина в день на готовку, 400 г сухих продуктов в день на человека. Так нам предстоит жить месяц. Правда, есть еще ружья и рыболовные снасти. Ружья взяли больше как защиту от возможных нападений белых медведей на побережье моря Лаптевых. А вес рюкзаков в начале пешей части составил 40 кг у каждого.

Выходим в час дня. Пасмурно, идет снег, но безветренно. Вскоре упираемся в язык ледника и начинаем подъем. Крутизна склона от 40 до 50 градусов. Через час поднимаемся на ледник. Он весь окутан облаками, туман, идет снег. Идем по карте и навигатору. Ледник покрыт свежевыпавшим снегом глубиной в 30 см, идти трудно.

Вскоре спуск вниз, в северную часть гор Бырранга. Здесь в леднике трещина, небольшой ледниковый каньон глубиной несколько метров. Здесь начинается ручей — один из истоков реки Толля. Река Толля впадает в Клюевку, та — в море Лаптевых. Таким образом, мы прошли водораздел бассейна рек, текущих в Карское море, и вышли в бассейн моря Лаптевых. По этим рекам планируем выйти к морю, в залив Фаддея на мыс Крестовый.

Вышли в заснеженную долину. Склоны гор и долина засыпаны снегом. Контраст по сравнению с долиной Ледниковой: та тоже мрачновата, но сейчас ее образ вызывает чувство уюта. Здесь же только снег, камни и свинцовые тучи над горами — очень уж суровая картина.

Находим на обрывистом берегу р. Толля небольшую задернованную площадку, свободную от снега, ставим палатку. Ужин и сон.