Попытка не убить человека

— Приговор в этой сумке! — радостно говорит адвокат Виктор Ануфриев с крыльца Петрозаводского городского суда, приподнимая свой кожаный саквояж.

Есть чему радоваться: подзащитный Ануфриева — исследователь сталинских репрессий Юрий Дмитриев — осужден на 3,5 года по статье, нижний предел наказания по которой составляет 12 лет лишения свободы в колонии строгого режима (а прокуратура требовала все 15).

Судья Александр Мерков применил статью 64 Уголовного кодекса, которая позволяет дать обвиняемому «ниже низшего» при наличии исключительных обстоятельств.

Адвокат сообщает толпе журналистов и сторонников Юрия Дмитриева, что с историка полностью сняты обвинения по старым, перекочевавшим из первого процесса статьям: изготовление порнографии с участием несовершеннолетней приемной дочери, развратные действия в отношении нее и хранение оружия.

В то же время суд признал историка виновным в совершении насильственных действий сексуального характера против девочки. Эту статью следствие добавило после того, как весной 2018 года Дмитриев был неожиданно для силовиков оправдан по «порнографическому» составу.

Все эти годы суд шел в закрытом режиме, и «Новая газета» долго выясняла, в чем именно обвиняют Юрия Дмитриева.

На первом процессе ему инкриминировали девять фотографий приемной дочери в возрасте 3, 4 и 6 лет, на которых видны ее наружные половые органы. Эти фотографии были найдены на компьютере среди двух сотен других «протокольных» снимков обнаженной девочки. Дмитриев, сам бывший детдомовец, объяснял, что фотографировал приемную дочь спереди, сзади и с боков для контроля ее физического развития и для защиты от органов опеки — чтобы там не выдумали, что ребенка бьют (такой случай был). К этому «дневнику здоровья» у следствия претензий не было. Криминальными же сочли четыре снимка, сделанные Дмитриевым, когда трехлетняя дочь попросила его сфотографировать загар и забралась на кресло с ногами, а также пять фотографий, которые опекун снял после жалоб девочки на боль в паху.

Что же касается нового обвинения в насильственных действиях сексуального характера, то историк назвал его извращенной интерпретацией родительской заботы.

«В какой-то из дней, утром, когда [восьмилетняя дочь] пришла ко мне и как обычно села ко мне на колени, я почувствовал запах мочи, я понял, что она описалась. Естественно, я потрогал руками трусики и спереди, и сзади в области половых органов, я понял, что ребенок описался, после чего мы пошли мыться. Такое было несколько раз в неделю до помещения ее в республиканскую больницу по поводу ночного энуреза», — сообщил Дмитриев следователю.

Слова историка были подтверждены выписным эпикризом из больницы. Отсутствие у подсудимого сексуальных девиаций — тремя обследованиями. Отсутствие у ребенка психотравм во время предполагаемого преступления и после него также констатировано комиссионными экспертизами. Временной период, о котором во всех своих показаниях против историка якобы говорит девочка, совпадает именно с тем периодом, когда у нее было недержание мочи.

Эксперты, изучавшие тексты допросов приемной дочери Дмитриева, представили в суд заключения, что ребенок дал показания против бывшего опекуна под давлением следователя и психолога.

В итоге судья решился на компромисс:

— Юрий Алексеевич воспринял приговор весьма положительно, он человек выдержанный, он знает, что невиновен. Насчет обжалования [приговора] решим с клиентом. Нижняя планка по этой статье — 12 лет. Поэтому будем считать, что состоялось чудо, — заключает Виктор Ануфриев, окруженный десятками людей, которые приехали к суду из разных регионов.

После минутного замешательства (мол, тут не только наказание ниже низшего, но и наши требования к правосудию) толпа все-таки встречает слова адвоката аплодисментами.

Родная дочь историка Екатерина Клодт тихо и коротко благодарит собравшихся за многолетнюю поддержку и в бессилии садится на бордюр.

— Люди, которые вместе с Дмитриевым копали ямы Сандармоха (урочище, где были расстреляны больше 7 тысяч человек; обнаружено при участии Юрия Дмитриева в 1997 году.— Ред.), и люди, которые его вообще не знали до этого, — мы все радуемся этому странному, отвратительному, несправедливому приговору, и это, к сожалению, становится в России нормой, — говорит писательница Алиса Ганиева. — Мы радуемся таким ужасным срокам на контрасте с тем, сколько изначально запрашивает обвинение. Учитывая возраст Дмитриева, были самые тягостные ожидания.

Ганиева выразила надежду, что Дмитриев проведет оставшиеся три с половиной месяца наказания в СИЗО, а не в колонии. Но если его все-таки этапируют, сторонники историка будут «делать все, чтобы начальство колонии знало, что за Дмитриева вступается вся страна и люди за рубежом, что это не никому не нужный чудик, а совесть России».

Председатель правления общества «Мемориал», опытнейший Ян Рачинский оценивает приговор практичнее.

— В решении есть позитив, есть надежда, что Юрий Алексеевич выйдет на свободу, а не погибнет в лагере, как этого хотела прокуратура, — говорит правозащитник. — У следствия и прокуратуры, очевидным образом, нет никаких доказательств, подтверждающих вину Дмитриева. Именно этим объясняется, что вместо запрошенных прокуратурой 15 лет ему дали почти в четыре раза ниже нижнего предела. Это попытка создать впечатление, что прокуратура и следствие не сели в лужу с размаха, и в тоже время не убить человека. Что делать дальше (обжаловать приговор или нет.— Ред.) — это решение Юрия Алексеевича. Я думаю, что он, понимая особенности нашего правосудия, вправе принять любое.

На обжалование приговора у сторон есть десять дней.