Когда в Югославии началась война, я оказался в Вуковаре. Прежде Вуковар был городом. После того как в распадавшейся Югославии стали выяснять, кто серб, а кто хорват, Вуковар перестал быть городом. Он выглядел как Сталинград во время Великой Отечественной. Окна без стекол. Стены испещрены пулевыми отметинами. Почему-то сохранились проржавевшие навесы на автобусных остановках. Но в мертвом Вуковаре автобусы не ходили. И в предупреждающем знаке для водителей «Мать и ребенок» тоже не было нужды. Артиллерийским выстрелом сбило статую, изображавшую мужчину и женщину. Казалось, что женщина гладит распростершуюся по земле фигуру упавшего мужчины.

Я долго стоял под чудом сохранившейся табличкой с названием улицы. Это была улица Гаврилы Принципа, который в 1914 году застрелил австрийского эрцгерцога. И думал:

Население Сербии до Первой мировой составляло четыре с половиной миллиона человек. В войну четверть погибла. Ни один другой народ не понес такие жертвы. Но по случаю столетия выстрела в Сараево Гавриле Принципу поставили сразу несколько памятников и бюстов. Популярный и за пределами родной страны кинорежиссер Эмир Кустурица восторженно расцеловал металлического Принципа: герой!

Памятники ставят или свергают не любители истории. Это манифестация политических взглядов и морально-нравственных ориентиров.

Памятники — это не история, это лишь версия истории.

В Соединенных Штатах сносят памятники вождям рабовладельческого Юга, из-за которых в 60-х годах ХIХ века вспыхнула Гражданская война. Свержение статуй не оставило мир равнодушным. В нашей стране это воспринимается как вандализм: памятники — достопримечательность, неотъемлемая часть национальной истории. Но речь идет не об имеющих художественную ценность памятниках архитектуры и зодчества.

Большинство статуй воздвигли не в те давние времена, а много позже, когда на Юге старательно творили миф о проигранном, но благородном деле. Это была часть пропагандистской кампании, направленной на то, чтобы стереть из памяти рабство как причину Гражданской войны и обелить южан.

Статуя командующего войсками Юга генерала Эдварда Ли, которую потребовали снести, была установлена в 1924 году — именно в тот момент, когда штат Вирджиния принял позорный закон, запретивший браки белых и небелых.

Другие статуи и вовсе возвели уже в 60-е годы ХХ столетия — в знак зримого протеста против движения за гражданские права. Так что это не безобидные святыни истории, а политические символы: они превозносят расистов, политиков и генералов, которые боролись за право покупать и продавать других людей.

Американские историки говорят: «Памятники воздвигнуты, чтобы почтить эти фигуры, и если мы говорим, что хотим жить не в расистском обществе, конечно, мы должны избавиться от них».

Американское общество занялось стержневыми историческими проблемами. Во многих городах нацелились на статуи Христофора Колумба, который положил начало эпохе европейского колониализма, когда, служа испанской короне, в 1492 году достиг Нового Света. Для индейцев, коренных жителей Северной Америки, его наследие — обездоленность, эксплуатация и геноцид. В Бостоне обезглавили статую Колумба. Еще одну статую в Ричмонде сбросили в озеро. И в Сент-Поле, столице штата Миннесота, набросили веревку на бронзовую статую Колумба и стащили ее с пьедестала. Власти не вмешивались.

Представители движения американских индейцев объяснили свою позицию:

Вообще-то памятники Колумбу ставили в начале XX века. Таким образом иммигранты из Италии и католики, которые сами столкнулись с дискриминацией, утверждали свой вклад в развитие Америки. Но иногда аргументы в пользу свержения статуи оказываются весомее аргументов в пользу ее сохранения.

Обращение к истории есть выражение своих политических взглядов и морально-нравственных принципов.

Если в каждом нашем городе стоит памятник Ленину и есть улица его имени, это означает: мы согласны с тем, что можно силой оружия захватить государственную власть, разогнать всенародно избранный парламент (Учредительное собрание), разрушить успешную экономику (старая Россия занимала четвертое место среди пяти крупнейших промышленно развитых стран и была крупнейшим производителем сельскохозяйственной продукции в Европе), отменить все законы и разогнать суд, заменив его революционными трибуналами, то есть декларировать полное беззаконие!

А что хотят сказать стране те, кто ставит памятники Сталину? Сталинские методы — правильные. Так и надо действовать, если хочешь добиться успеха.

История — это зеркало. В пору счастливой юности, когда все прекрасно, ты заглядываешь в него с удовольствием. С возрастом смотреться желания все меньше. Недаром говорит герой одного великого романа: «История — это кошмар, от которого я пытаюсь проснуться».

В истории всех народов наступает время, когда смотреть в зеркало невыносимо! Превыше человеческих сил! Разбить это зеркало и то невозможно, ибо это есть признание его существования. Сменить! Принести другое! Настоящее!

Сильное общество пытается осознать, что и как происходило, не боясь пугающих открытий. Слабое общество не ощущает себя достаточно уверенным в себе, чтобы втягиваться в обсуждение сложных и запутанных проблем. И ведет себя как страус, который от страха прячет голову в песок.

Попытки восстановить реальную историю раздражают. Как и в советские времена, на идеологических совещаниях звучат те же требования «перестать чернить прошлое и воспитывать на исторических примерах героизм и патриотизм». Бьют тревогу: нас обижают на историческом фронте, история в опасности. И читается как призыв: граждане, к оружию, защитим родную историю!

Политизация истории — это активное вмешательство истеблишмента в изучение истории для укрепления собственной власти и для выяснения отношений с соседями. Но и в массовом сознании нет запроса на новые знания, а есть запрос на подтверждение давно усвоенных простых схем, позволяющих все объяснить. Верим только тому, что подтверждает уже сложившееся у нас мнение. Не хотим узнать больше... Не желаем осваивать новую информацию, знакомиться с документами, вникать. Подлинные знания требуют серьезных размышлений. А не хочется...

Что за этим стоит?

Страх понять, что именно произошло и почему.

У нас, к примеру, как регистрируют социологи, людей не ужасает цифра потерь, понесенных советским народом во Второй мировой войне. Напротив, все уверены, что не только противник, но и наши союзники несли сопоставимые потери, и поражаются, узнав — случайно! — что реальные цифры различаются в разы.

Понимание реальной истории требует пересмотра прошлого страны, иного взгляда и на своих родителей, и на бабушек и дедушек, и на самих себя. И иного поведения сегодня. Нет ни сил, ни желания. Сомнения недопустимы, они разрушают уже сформированную картину мира, ее целостность, которая невероятно важна для уверовавшего в собственную непогрешимость. Создается впечатление, что общество и не хочет, чтобы его предупреждали, где правда, а где ложь.

Все это рождает крайне отрицательное отношение к разоблачению любой мифологии, связанной с сюжетами, которые вошли в основы национальной культуры, национальной памяти. Любые факты, которые портят с детства усвоенные образы, воспринимаются в штыки. Им просто не верят. Здесь показательна история с 28 панфиловцами; не случайно она обрела масштабы общественного скандала.

Лаборатория политических исследований Высшей школы экономики много лет опрашивала студентов, что они знают о современной истории. Значительная часть участников опросов уверена, что ничего дурного в истории родной страны нет и быть не могло: «Некоторые студенты вопрос о постыдных страницах нашей истории воспринимали в штыки и всячески демонстрировали нежелание критически рассматривать спорные моменты российской истории. По их мнению, если человек считает себя патриотом своей Родины, то у него должен быть позитивный взгляд на историю России, и ни одно событие из жизни своей страны нельзя называть позорным».

Обратная картина при опросе американских студентов: большинство затруднилось сказать, чем гордится (а если называли, то на первом месте — движение за права афроамериканцев и билль о гражданских правах), зато большой список — за что стыдно, начиная с отношения к коренным жителям — индейцам.

В школьных учебниках Великой Отечественной войне посвящено 75 страниц, а коллективизации и раскулачиванию, иначе говоря — уничтожению русского крестьянства, всего 1 (одна!) страница, массовому террору 1936–1938 годов — несколько абзацев.

Может быть, это правильная позиция: прошлым — только гордиться? Если говорить об успешности, то большего достигли страны, которые не пугаются своего прошлого. Неустанное самобичевание американского общества явно способствовало превращению США в самую развитую экономику мира.

В Китае, который превратился во вторую экономическую державу мира, я видел музей, построенный не в честь великой победы или грандиозных успехов и достижений. Напротив, это музей, посвященный поражению, военной катастрофе.

Я поехал в провинцию Шандун, чтобы увидеть этот музей и понять, почему китайцы не желают забывать свои поражения, беды и катастрофы. Сюда приезжают со всей страны. Даже высокое начальство.

Иероглифы названия музея написаны тогдашним генеральным секретарем ЦК КПК Цзян Цзэминем, который тоже там побывал. Это музей китайско-японской войны, которая шла в конце ХIХ века. Памятник участникам той незнаменитой войны напоминает фигуру реального человека — полководца Дин Жучана, который возглавил оборону. Видя, что терпит поражение, он предпочел покончить с собой.

Ту давнюю войну китайцы проиграли. Так зачем же музей? О чем говорят все эти экспонаты, картины, восковые фигуры, видеорамы, где зрителям устраивают целое представление? Островной музей напоминает о том, что, во-первых, мужество потерпевших поражение тоже заслуживает высочайшего уважения, и, во-вторых, надо уметь извлекать уроки из поражения.

Вот еще пример.

После Второй мировой войны, ужаснувшись содеянному, европейцы признавали собственные грехи и старались извлечь уроки из трагического прошлого. Вот почему канцлер ФРГ Вилли Брандт, приехав в Польшу, опустился на колени перед памятником жертвам варшавского гетто.

Теперь в центре Берлина есть мемориал шести миллионам евреев, убитым немцами. Народ, который воздвигает памятник позорным страницам собственной истории на видном месте, — не боится противостоять своим неудачам.

Но расцвет Федеративной Республики не был делом одного года. Это результат долгих лет тяжелой работы ответственных политиков и деятелей культуры. Они не пошли на поводу у тех, кто предлагал забыть о неприятном прошлом или твердил, что лагеря и убийства — измышления врагов. Забыть хотелось и тем, кто в этом участвовал, и тем, кто желал видеть историю родной страны безупречной.

Как восторгаться величием немецкой культуры и не упоминать о преступлениях нацизма? Как говорить о Веймаре, где родился Гете, и забыть о расположенном по соседству Бухенвальде?

Путь к дому, где жил Гете, ведет мимо лагерных бараков.

Коронавирус, смертоносный для людей в возрасте, ускорил потерю исторической памяти целого поколения. Уходят из жизни последние свидетели Холокоста и других преступлений фашизма. Мы теряем людей, которые могли рассказать, что тогда происходило. Утрата исторической памяти на руку националистическим и неофашистским партиям.

Один из руководителей ультраправой «Альтернативы для Германии» Бьерн Хёкке возмущен мемориалом жертвам Холокоста в Берлине:

— Немцы — единственная нация в мире, которая разместила памятник своему позору в центре собственной столицы.

Другой лидер «Альтернативы», Александр Гауланд, требует «вернуть прошлое народу Германии, чтобы немцы могли гордиться достижениями наших солдат в обеих мировых войнах».

Ультраправые призывают соплеменников: «Хватит корить себя за преступления времен Второй мировой. Русские и американцы сами тогда совершали преступления! Нам необходимо вспомнить о своей военной славе! Нам не нужны ни капитализм, ни коммунизм. Нам нужен особый путь!»

Крайне правые из Национального объединения Франции добиваются все больших успехов на выборах. В Италии, на родине фашизма, Бенито Муссолини, которого когда-то повесили вниз головой, перестают воспринимать как преступника.

Прошлое не защитит от возрождающегося национализма, если вновь и вновь не обращаться к реальной истории, не пугаясь страшных открытий.

Иногда возникают сомнения: наши знания об истории — лишь набор представлений историков. Никто не верит в точность факта и адекватность интерпретации; все считают, что они сами — больше историки, чем профессиональные ученые. Но это не так. Конечно же, историк реконструирует прошлое в той степени, в какой источники это позволяют, но при этом он понимает, что это прошлое существовало в реальности!

Другое дело, что историческая наука развивается, как и любая другая. Учебники по биологии и физике стареют еще быстрее. Отворачиваться от нового в истории просто нелепо. Осмысление и переосмысление истории бесконечно. Новые документы, научные изыскания, новый уровень понимания прошедшего постоянно меняют представления о событиях и исторических фигурах.

И, конечно же, сегодня неизбежно возникает вопрос нравственности: как можно закрывать глаза на массовые преступления, хладнокровно восхвалять фигуру, которая участвовала в убийстве невинных людей?

Когда сейчас в Америке свергают памятники, часто звучит возражение: разве можно распространять наши нынешние представления и морально-нравственные ориентиры на политиков или генералов, которые жили несколько столетий назад? Позволю себе напомнить, что Нагорная проповедь прозвучала два с лишним тысячелетия назад. Человек всегда знал, что такое добро и зло, и всегда был наделен свободой выбора. И оправдание: «время было такое», — ничего не стоит. На протяжении всей истории человечества разные люди поступали по-разному.

И это, конечно, повод поговорить о том, кому ставят памятники. В основном — вождям и полководцам. Но со временем становится очевидным, как мало среди них «рыцарей без страха и упрека». Не следует ли увековечивать память лишь тех, кого бесспорно можно принять за образец? Ученых, врачей, миссионеров, чьи дела и нравственная позиция действительно достойны подражания.