Вечная мерзота

На секунду задумайтесь. Норильский комбинат — это 99,8% платиноидов России. 40% (!) мирового производства. Платина дороже золота — $13 млн за тонну. Еще дороже родий — $40 млн. По западным оценкам, Россия, то есть Норильск, производит около 100 тонн платиноидов в год. И прав будет тот российский обыватель, который, раскрывая отечественные газеты, скажет: «Так-с, что там делается в нашем драгоценном Норильске?..»

С гулаговских времен Норильск остался, так сказать, психологически закрытым. Сегодня его опять закрыли официально. Царь и бог Норильска —директор комбината — для решения этого вопроса лично прибыл со свитой к депутатам горсовета. А как привет столичной прессе — милиционеры задержали телевизионщиков из команды Доренко, пошмонали, попугали. Так что рассказ о городе, купленном банком, об этом онэксимовском пикнике на северной обочине России, можно считать репортажем из зоны.

ОНЭКСИМ как вождь пролетариата

Норильск — это, кроме платиноидов, еще и 96% российского кобальта, 90 — никеля, 54 — меди. При невеликом населении — 250 тысяч. Дирекция комбината в начале 90-х все это акционировала, и было сколочено не одно состояние.

Дирекция погорела на своей личной отупляющей сытости: в 93-м министр Глазьев свел комбинат с «неким» ОНЭКСИМбанком, который согласился на совсем интимные отношения, ежегодно прокручивая по полтора миллиарда норильских долларов, так сказать, по телефонному звонку. Совет директоров желает проводить очередное совещание на Барбадосе? $120 млн кредита? Ради бога! Это была любовь.

Вдруг — бах! — по экономическому закону Чубайса — Коха «на чужой каравай рот разевай» ОНЭКСИМ купил комбинат (спецы оценивали его в 2–3 млрд, банк заплатил 170 млн). Дирекция опешила от такого коварства и бросилась к Ельцину, Зюганову, Сосковцу. ОНЭКСИМ же пошел в народ: Потанин лично вел переговоры с профсоюзниками. Банк дал гарантию на «бесперебойную выплату зарплаты и выполнение социальных обязательств комбината».

Дальше просто. Банк неожиданно отказал дирекции комбината в очередном кредите на зарплату. И 150 горняков, подбадриваемые профлидерами, объявили подземную голодовку: где наша зарплата?! ОНЭКСИМ громко заявил, что не может терпеть, чтобы голодали люди, горняки, любимый норильский пролетариат. Он — ОНЭКСИМ — желает срочно выдать деньги на зарплату. Но дирекция комбината вела переговоры с другими банками и, понятно, затянула оформление кредита на несколько дней…

В эти дни профконференция выразила недоверие дирекции. Московская пресса вдруг жутко заинтересовалась Норильском и стала бить в свои правдолюбивые барабаны. Ельцин узнал про голодовку и рассердился. Последовала отставка дирекции. 96-й год: ОНЭКСИМ на пролетариях въехал в Норильск.

Прокрустова рожа новой экономики

Банк был неожиданно строг. Дал понять: его не интересует прибыль. И братания с победившим пролетариатом не будет. А будет решение интересной задачи: не вкладывая денег в модернизацию производства, прибыль увеличить. Как? Избавиться от балласта, вот как! Город перевести на вахтовый метод: школы, детсады, жилфонд, дети, старики, жены, большая часть пролетариата и предприятий — этого не нужно. Норильск не нужен. Банку — прибыль, пролетарию — готовность быть исключенным из процесса жизни.

…Не стану рассказывать, как «ликвидировали» 20 тысяч строителей. Что такое быть безработным в городе, где, в сущности, одно предприятие. Как гниет и рушится производство (а масштабы! — недавно рухнул квадратный километр крыши на медном заводе). Как банк объявил, что не будет сокращений, и тут же разослал директиву: достичь 10% прироста зарплаты, сократив фонд зарплаты (для нелюбителей логических загадок: это можно сделать, сократив численность). Каково работать в противогазе, который изнутри за неделю разъедается до дыр твоим собственным потом. И получать при этом 3–4 старых млн (хлеб стоит 10 тысяч)… Кого удивишь рассказами о тяжелой жизни?..

Без работы остаться — хуже, чем катастрофа. Здесь ведь даже огородов нет (в июне хозяйки выбивают ковры на снегу). И авиабилет стоит 2 млн рублей— для многих месячная зарплата. Когда ее платят.

Утверждаю: ОНЭКСИМ создал идеально рабские условия труда. И Норильск — едва ли не самый унылый и тревожный город страны; подтекст любого разговора — подавленность. Несколько лет непрекращающегося стресса. Неописуемое состояние. И что ни возьми в когда-то веселом, спокойном и работящем (не в пример, простите уж, ленивому материку) Норильске — все стало абсурд, бред, бессмыслица, все — несправедливость.

Редкий мэр долетит до середины Днепра

Ткачева — начальника цеха маленького деревообрабатывающего завода — мэром выбрали депутаты. Как фигуру, никому не мешающую. Очень скоро бюджетники — врачи, учителя — впервые не смогли выехать летом на материк, мэр же стал фигурировать то в одном, то в другом финансовом скандале. Он крепко задружил с уголовником Абуладзе: именно в бане этого авторитета мэр мыл гостей (даря некоторым шубы) — Цыганову, «Любэ», Боярского, Задорнова, губернатора края, других звезд эстрадной и политической попсы. Он протрезвел, кажется, один раз: когда на город в разгар полярной ночи обрушилась кошмарная авария, полетела ТЭЦ, две трети жилого фонда вымерзло, и чудо спасло Норильск от эвакуации, — в это время мэр уехал в Дрезден. А бюджетные деньги испарились. Мэр же внедрял мысль, что это Красноярск виноват, его грабительские поборы. И когда губернатор Ткачева снял с должности, город чуть баррикад не настроил.

Новым мэром назначили ткачевского зама. Он был или очень глуп, или очень уж умен (классический пример — оплата счета левой фирме на 840 млн за работу, которая стоила 20 млн).

А тут выборы мэра. И вернулся Ткачев — посерьезневший, трезвый. Со слезами он рассказывал, как бедствовал в Москве без денег. И лихо обыгрывал три темы — что нынешний мэр еврей, что он Ткачева подсидел и что продал горожан ОНЭКСИМу. Банк и впрямь на время выборов лег на амбразуру и не вставал: ввел цензора в газету, заставил кучу начальников выступить по ТВ. Банк пролетел со свистом: Ткачев выиграл.

Вскоре Ткачева арестовала прокуратура города Черногорска. Попался на мелочи: перевел из госбюджета деньги некой хакасской фирме на строительство домов. И фирма продала ему и заму двое «Жигулей» за 6 млн (свои мэр тут же перепродал за 35). Ни метра жилья Норильск не получил, а мэр и не пытался воздействовать.

Ткачева выкупили из каталажки старые друзья — администрация Норильского горрынка, прикрывавшая мэра во времена опалы, помогавшая выиграть выборы. И Ткачев, смертельно перепуганный, сошелся с ОНЭКСИМом и согласился подписать смертный приговор Норильску — переложить на горбюджет соцкультбыт и жилфонд. Если бы не неожиданная мудрость губернатора края, договор бы тогда же подписали.

Дальше — клоунада. Черногорск слал повестки, мэр отвечал, что не может купить билет на самолет. Потом исчез на полгода. Черногорск объявил, что мэр Норильска в федеральном розыске. Изредка мэр слал телеграммы без обратного адреса, вроде того, что задерживается в связи с подписанием договора с Лужковым о культурном сотрудничестве. Приехал было тайно на четыре дня, чтобы встретиться с гостем Норильска — Потаниным. Но

Опять арестовали. Губернатор Зубов позвонил и под свое слово попросил отпустить мэра: тот, мол, сам через неделю приедет. Ткачева отпустили, но ночью через Кемерово он сбежал в Москву. И ушел в отпуск.

Но зато дело у Черногорска отобрали и «в целях большей объективности» передали в Красноярск. И теперь мэр очень прочно сидел на крючке и у банка, и у края.

Накануне выборов Зубов и ОНЭКСИМ объединились. Они искренне верили, что смогут победить. Ткачев же лучше понимал свой народ и уже знал, что Норильск проголосует за порядок и за того, кто защитит от ОНЭКСИМа, — за Лебедя (так и случилось — 90%). И когда Зубов в пылу борьбы в лоб намекнул норильчанам, что их деньги деваются неизвестно куда, Ткачев сделал красивый жест — выдвинулся в губернаторы… Нет, мэр прекрасно знал, что за него проголосует с десяток человек. Потом встретился с генералом и вернулся счастливый, объявив, что ОНЭКСИМ — враг Норильска. Затем снял кандидатуру в пользу Лебедя.

Суд и прокуратура соответствуют. Суд более или менее сохранил лицо, хотя и получил по нему от депутата Госдумы от Красноярска Жуковой: она написала письмо Черномырдину — мол, такой бардак… Прокуратура же удачно борется только с забастовщиками и прессой. Комитет по управлению госимуществом обвиняют в исчезновении 11 млрд, больницы закрывают — прокуратуры нет. Но стоит паре нищих учителей объявить голодовку — вот и прокурор…

Свобода слова. Ура!

За два года ОНЭКСИМ раздавил и местную прессу. Обе газеты и ТВ теперь полностью на содержании чиновников. Попытки отдельных журналистов выглядеть пристойно, то есть намекнуть, что не все еще в порядке в лучшем городе на земле, караются всей постгулаговской системой. В порядке вещей заголовки вроде «Преступность выросла, но в городе стало спокойнее». Тиражи обвалились — 3 и 8 тыс., о самоокупаемости и думать не приходится. Газету, пытавшуюся быть независимой, перестала печатать типография вольнолюбивого губернатора Зубова (норильские не сразу отказались, даже за двойную плату), на редактора завели уголовное дело за публикацию докладной записки зама мэра к мэру.

Справедливости ради…

Конечно, жизнь продолжается и под ОНЭКСИМом. Люди привыкли к задержкам зарплаты, к помоечного вида улицам с облупленными домами. Научились забывать потрясающие вещи вроде кровавого отстрела на улицах расплодившихся бродячих собак (загрызли девочку) или фактов вроде того, что ОНЭКСИМ откровенно расплатился с профлидерами, которые помогли ему вторгнуться в город, — одного ввели в правление, у другого устроили в банк сына. А третий — ненадежный — вывалился из окна московской гостиницы.

Тотальная апатия. Даже перестали завидовать, как бы не замечают, что 50 семей продают город. И уже не возмущаются зарплате начальников-«контрактников» (это не какие-то спецы, а чаще те же «блатные» — останки советской системы) — 70–90 млн ежемесячно (старыми), 200 млн отпускных. Миллиард двести «отходных», когда увольняются, чтобы переехать в Москву.

…Давайте, наконец, уясним. По ТВ г-н Задорнов, министр финансов этой страны, добродушно сообщил, что на самом-то деле в провинции живут неплохо; мол, смешно, когда толстые тетки в шубах кричат, что голодают… Вот что может взбесить и кролика. Да ведь тетки просто не могут найти нужных слов, и у них только и есть слова из сериалов: «умираем», «голодаем». На самом деле они хотят сказать, что у них жизнь отняли, что кто-то — они не понимают кто — лишил их наиважнейшего: исчезли смысл, ясность, будущее, а настоящее тонет в недостойных мелочных тревогах. Хотят сказать, что исчезла сама справедливость, ради которой можно было бы терпеть.

Вот вам норильская повседневность. Укажите в ней хоть один признак государства. Хоть один признак порядка, закона, норм, морали. Нет этого. Это жизнь во время набега орды. Ежедневное оскорбление массового и индивидуального сознания. Превращение тысяч прежде умных и порядочных мужчин в дешевых потасканных приспособленцев и неудачников.