Главное сражение нашего регулярного политического воинства — битва за президентский рейтинг. Всеблагой цели подчинены идеология и пропаганда, экономика и бюджет, воздействие на бизнес и прессу, законы и репрессии, вопросы войны и мира, благотворительности и здоровья нации. Подъем рождаемости тоже значим как графа в личных заслугах. С интересами рейтинга с трудом конкурирует даже бизнес друзей.

Если здесь выбирать между судьбой миллионов и личной популярностью, решение ожидаемо как из эгоистических, так и из системных соображений. Зашкаливающий рейтинг — основа консолидации режима, его якобы железобетонной легитимности. Само «право править», распространяющееся на лидера, двор и свиту, зиждется на харизматической доминации. Сокрушительные победы в опросах держат в узде и фронду, и конкурентов в самой власти. Государство воюет и с оппозицией, и с внутренним врагом, коим в потенции являются все друзья в политике и администрации. Верность этих людей гарантирована свойственной им безупречной моралью, но как обезличенные функции все они просто обязаны мечтать при первом же случае воткнуть кинжал в голую спину короля.

Персонализм в России казался непобедимым, но последние сообщения с этого театра действий по-настоящему пугают.

Это из новейших исследований команды Михаила Дмитриева, работающей в связке с КГИ и в свое время предсказавшей протесты на Болотной и многое другое. К методу есть претензии, но не при такой динамике: в разы не ошибаются даже дилетанты.

Анализу этих данных мешает позитивистский натурализм — проще говоря, буквализм в трактовке самих этих вопросов и ответов. Великий Грушин учил: конечно, можно спрашивать людей и о том, чего они не знают, и они вам с огоньком ответят... но вы не сможете интерпретировать их ответы. Средний обыватель вряд ли слишком грамотно оценивает действия власти (и в плюс, и в минус), но зато его реакция точно мониторит качество политтехнологий при власти. Известно, что опросы замеряют не столько собственные мнения реципиентов, сколько «эффективность телевизора». Или неэффективность: борьба за остатки рейтинга часто его и добивает — даже если власть вдруг сподобится идеально выстроить реальную работу. Хотя чаще бывает наоборот: хорошая мина при плохой игре врастает в противную гримасу.

ВШЭ тоже удивила всех сильными кросстабуляциями. Кто бы подумал, что верующие в вирус заметно чаще одобряют самоизоляцию, чем считающие пандемию выдумкой! Но и здесь видно, что людей более раздражает качество борьбы не столько против вируса, сколько за эффекты победы над ним. Это как если бы на фронте главным делом армий были политзанятия, а судьба войны решалась отчетами политруков и военных корреспондентов.

У этих осложнений есть своя история. Уже не первый год те же исследования команды Дмитриева видят устойчивый тренд — «смену локуса контроля с внешнего на внутренний». Проблемы повседневности и собственной инициативы уже стали для людей важнее подвигов начальства в мировом масштабе. Однако власть продолжает упорно демонстрировать клинику политического нарциссизма — фиксацию на образах грандиозности и всемогущественности сверхдержавы, крикливой и пугающей.

«Крымский консенсус» продержался на пару лет дольше в сравнении с первоначальными прогнозами, однако наверху до сих пор не знают, что делать с его распадом. Пропагандистское селфи все то же: энергетическая сверхдержава правит миром при помощи трубы, крана и гиперзвуковой мультипликации.

В идеологии не осталось ничего, кроме идеализированной истории, а в истории — ничего, кроме победы в Великой Отечественной. Плюс отголоски культа самовластья и силы в образах Владимира, Грозного, Сталина — если судить по монументальным окаменелостям на въезде в Кремль, в Орле и на задворках в провинции. Отсюда небывалые политические ставки на 75-летие Победы. В плане идеологии этот парад парадов и салют салютов мог бы стать для Путина символическим апофеозом всего правления: Корсунь, Волхов и Берлин, скамейка в Ялте и трибуна на Красной площади. Президент Победы накануне поправок: он сам как Божия гроза, никто не против, все за...

И вот в этот самый исторический канун священные рубежи России вновь нарушает вражья сила. Диффузная диверсия вируса переходит в режим фронтальной атаки. Люди прикованы к квартирам, поставлена на паузу почти всякая деловая и публичная активность. Энергопотребление снижено до минимума; цены на нефть и вовсе уходят в отрицательную зону, как бы напоминая, что в корректных замерах и рейтинги вождей бывают ниже нуля.

На паузу поставлен и сам юбилей. Первая реакция команды — соблюсти принцип, общий для врачей и политтехнологов: не навреди! При первом же объявлении о пандемии президент от греха эвакуируется на Валдай, чтобы оценить обстановку и риски, набросать новый образ и выработать план. Однако это тот самый случай, когда разумность выглядит как растерянность (если с этим специально не работать). Тут же вспоминают ступор кормчего в 1941-м, к резиденции сам собой приклеивается образ «бункера». Глупости со временем проходят, но есть нечто, откладывающееся в бессознательном, даже когда о нем вроде бы забывают.

Когда до политиков и технологов доходит, чем чреваты такие паузы, начинается истерика или паника — на выбор. Вспоминают другой принцип: лучше пациента «залечить», чем недолечить якобы бездействием. Коронавирус убивает аномальным взрывом иммунитета — рейтинг еще более подрывается такой же гиперкомпенсацией, навязчивой идеей реабилитировать себя и клиента, лучше с запасом.

Он постоянно оттягивает темы и сюжеты у линейных министров и губернаторов, а то и вовсе у специалистов узкого профиля — генетиков, иммунологов, эпидемиологов и инфекционистов. В раздаче поручений уровнем не выше зампреда слишком видно, что царь то и дело занимается не царским делом. Если брать на себя уже и такую конкретику, то говорить придется, вообще не останавливаясь. Это «оправданно», только если видеть главную цель всего этого говорения — не донесение информации, а создание образа высочайшей заботы и участия во всем. Как «Ленин с нами» в столетний юбилей.

В стремлении с лихвой наверстать упущенное явно забывают еще об одном профессиональном принципе: не перекормить!

В его сахарные уста спичрайтеры вкладывают все самое сладкое. В отдельных случаях это превращается в аттракцион раздачи слонов и пряников. Всякое решение о выделении полезного ресурса, прежде всего денежного, подается в стандартных оборотах: «я предлагаю», «считаю необходимым…». Все забыли и не подумали, а президент один о людях думает и помнит. Порой это выглядит настолько в лоб, что непонятно, на кого рассчитано. Слушатель теряет нить и путается в обилии обещаний, из которых в жизни реализуется далеко не всё, если не хуже. И здесь тоже не так важно, какой процент этих обещаний и в каком объеме реализуется на самом деле. Все это говорится не для того, чтобы дать (дать можно и со слов премьера), но для того, чтобы произвести впечатление, а с этим как раз и возникают главные проблемы. Достаточно провалить несколько обещаний — и все остальные посулы начинают работать в ноль и в минус.

Еще одна проблема в том, что говорить бессменному лидеру нации приходится сразу на все темы, хотя и в разных долях. В основном это празднование 75-летия и коронакризис. О Конституции говорится меньше, чтобы не светить личную заинтересованность. Но и без того видна опасная связка всех трех сюжетов, теоретически поддерживающих друг друга, а по жизни друг другу то и дело мешающих.

Здесь на первый план опять выступает хронополитика — проблема политического времени.

В истории больше никогда не будет не только такого ситуативно значимого юбилея 9 Мая, но и сколько-нибудь похожего по силе контекста — психологического, политического, исторического. Следующий шанс через 25 лет — 100-летие Победы. Но переплюнуть нынешний ажиотаж уже не получится хотя бы в проекте. Вспомним историю праздника, который сначала почти не отмечали и даже считали рабочим днем. Потом долгая раскрутка — от брежневской героики до нынешней возгонки воинской славы с идеализацией государства как демиурга истории. Даже мысленно продолжить эту линию по нарастающей не получается, поскольку кончился ресурс. Дело не в том, что невозможно дальнейшее нагнетание децибелов и смыслов в абсолютном исчислении.

Кроме того, трудно представить себе, что и через 25 лет у России не будет иных поводов для демонстрации своей силы и славы, национальной гордости и всечеловеческих достижений, в том числе более мирных. Это не значит стереть память о подвигах отцов и дедов, но это значит собственным делом показать, ради чего они отдавали свои жизни. Либо Победа займет достойное место в ряду новых свершений — либо от нации останется общество ни на что свое не способных реконструкторов и спекулянтов чужой славой.

Юбилей приходится растаскивать по частям и частями переносить, разводя события во времени. Это необходимо, чтобы поддержать тонус и живой интерес до момента, «когда будет можно». С каждым днем 9 Мая 2020 года отодвигается в прошлое, а связанная с ним активность власти все более напоминает неуверенную суету. Приходится отмерять ритм, рискуя либо затянуть подготовку к празднику, либо нарваться на новую, уже собственную, рукодельную волну эпидемии.

Приходится еще раз вспомнить, что такое «риски с неприемлемым ущербом» — даже если бойцы в «коробочках» тоже будут соблюдать дистанцию.

По большому счету опасна связка двух задач: снижения потерь от пандемии — и политической реализации самой славной даты, какая только мыслима во время нынешнего правления со всеми его обнулениями. Но время торопит возница беспечный, — хотя именно здесь необходима абсолютная беспристрастность в назначении сроков. Иногда просто сдают нервы, и триумфальные арки начинают строить даже не до победы, а еще до начала главного сражения. У населения и так есть основания не верить официальной статистике, но политический интерес и победные реляции это недоверие только усугубляют.

Комизм саморекламы и трагизм сокрытия потерь — худшее из сочетаний.

Что не исключает сдержанного оптимизма. Как сказано в той же маленькой трагедии:

Если что, бабы новых нарожают.