Богословие вируса, или Церковь в эпоху пост-COVID-19

Я был инфицирован одним из первых на территории России. Я был первым, кто во всеуслышание призвал к ограничению доступа верующих в храмы во время пандемии. И я был прав, несмотря на всю критику. Зараженных и умерших священнослужителей на сегодня достаточно, чтобы признать верной команду на закрытие храмов.

В период болезни меня посещали особенные, неожиданные мысли о месте Церкви в нашей стране. Может быть, стоит прислушаться к мыслям, которые посещают человека во время действия в нем COVID-19? Мои размышления схематичны. К каждому из тезисов у меня достаточно аргументов, но сосредоточусь на главном.

С момента утверждения в России абсолютизма при первых Романовых Церковь инструментализируется государственной властью. Начиная свою военную экспансию, Романовы используют Церковь как идеологическую машину, задача которой в том, чтобы дать человеку смысл самопожертвования и ответ на вопрос: почему рекрут должен умирать на чужбине, отдавая свои имущество, силы, свободу и саму жизнь правителю, отстаивающему непонятные ему интересы?

Советская власть, внедряя новую идеологию, мотивировала человека новой своей религией, которая давала еще более простые и понятные команды — уже без надобности изучать какой-либо богословский язык.

Церковь уничтожалась даже не как идеологический конкурент, но просто за ненадобностью для новой государственной машины. Новая востребованность Церкви государством возникла только в 1943 году. В то время было уже понятно, что мировая революция не состоится и придется договариваться с носителями старой идеологии. Понадобился дополнительный коммуникатор на международной арене.

И в этом смысле не товарищ Сталин «возродил» Церковь, как недавно заявил высокопоставленный генерал ВС РФ, но Церковь спасла товарища Сталина, несмотря ни на что, самим своим существованием. Еще вопрос, был бы Второй фронт со всеми вытекающими последствиями, если бы англичане и американцы не увидели хотя бы самых слабых следов присутствия христианства в СССР.

Сделаю еще более смелое предположение: могли бы случиться ядерная война или экономический коллапс СССР, если бы западный блок, «союзники» не увидели признаков религиозной жизни в СССР.

Еще один аспект инструментального использования Церкви государством — контроль политических настроений через распространение суеверий. В самом деле, разве может государство внятно объяснить гражданину, почему он нищий, хоть и работает, или почему отсутствует эффективная медицина для всех. А Церковь — может!

Пропаганда и оправдание нищенства стали основным лейтмотивом проповеди подавляющего количества священнослужителей при Романовых, СССР и современной РФ.

если мы нищие — значит духовные, в отличие от богатого и поэтому бездуховного Запада.

А медицина? Но зачем она, если есть иконки, старцы и крестные ходы. Ну а если не исцелился от иконки, то сам виноват — значит, маловерный грешник и, возможно, недостаточно нищий — не все еще пожертвовал Церкви, утаил часть.

Служит ли госцерковь этим ранее заданным целям во время коронавируса?

Сохраняется ли ценность Церкви для власти как международного посредника? Думаю, РПЦ уже утратила эту свою ценность в 2018 г., с момента решения вопроса о даровании Константинополем Томоса об автокефалии Украинской Церкви.

Сейчас не идет речи о том, кто прав или кто виноват. Просто изменилась международная конъюнктура. Не осталось международного рынка, на котором РПЦ представляла бы интерес как международный посредник или переговорщик. Церковь перестала быть авторитетным адвокатом политического строя не только для американской или европейской элиты, но даже и для элит СНГ.

После своего банкротства в роли международного посредника РПЦ примерила на себя роль военного идеологического рупора — как во времена Романовых. Но на этом поприще РПЦ неконкурентоспособна еще со времен последнего императора. Только весьма наивный человек может полагать, что Церковь способна откусить хоть малую долю рынка у так называемой «религии победы».

Государство с его ежегодным многомиллионным «парадом победы» и бессмертным генералиссимусом Сталиным совершенно не нуждается в Церкви для мобилизации и мотивации населения «живот свой положить за други своя, если завтра война, если завтра в поход».

Пропаганда нищеты, решающая все проблемы Матрона Московская, разговоры о всеисцеляющих иконах — основной фундамент народной проповеди РПЦ.

Эта ценность имела шансы сохраниться для части общества, если бы не вирус. Теперь же страна убедилась, что батюшки, проповедовавшие невозможность заразиться в храмах, заражались и умирали чаще других.

Иерархи, торжественно объезжавшие города со святынями, в конце концов удалились в глубокую самоизоляцию от вируса. Даже двери Матроны, излечивающей самые тяжелые онкологические болезни, закрылись перед лицом примитивного вируса. Не спасла и канавка Божией Матери в Дивеевском монастыре, через которую, как верили православные, «не перескочит» даже сам антихрист.

Но вирус — это не конец, а, как показывает история, новое рождение. Вирус создает другую — более аутентичную — реальность.

Она больше не должна быть инструментом. Я прекрасно понимаю логику государства, пытающегося инструментализировать Церковь для решения своих проблем. И не осуждаю государство. Но я не понимаю логику Церкви, которая хочет быть инструментализированной.

Ценность Церкви намного выше, когда она не занимается дипломатической и военной пропагандой, когда не подменяет евангельскую историю магией и суевериями. Ценность Церкви, мы верим, — быть не больше и не меньше, а явлением Бога на земле и приобщением человека к Богу.

Со времен библейских человечество прошло через колоссальный научно-технический прогресс. Но мы не наблюдаем прогресса человеческой морали. Человек как был эгоистичным существом во времена Моисея и Христа, так и остался. Человек уничтожает все живое вокруг себя, в том числе себе подобных, нанося окружающему миру больше вреда, чем любой вирус.

Священники, прославлявшие орудия убийства, превосходство одних над другими, так и делают сейчас, благословляя атомные бомбы и ракеты, радуясь победе одной группы людей над другой. Но какие для Церкви могут быть войны? Дайте другие ориентиры и горизонты, в которых война стала бы анахронизмом.

Бог стремится прийти к человеку через Церковь — через конкретную помощь, которую оказывал людям ее Основатель.

Церковь должна учиться и учить преодолевать нищету и конфликты, помогать избавляться от страхов, возвышать душу. Верю, что в посткоронавирусную эпоху Бог станет ближе к человеку.