Паутина карантина

Не сочтите за мудрость, я тут, почесав затылок, сделал запись в блокноте: «Люди в изоляции, как электрические провода, — не искрят».

Странный он, этот режим самоизоляции. Ведь если изолируешься сам (то есть вроде добровольно, не по решению суда), то это должно означать, что сам (по своей же воле) можешь и выйти вон. Но ничего подобного. Даже не прогуляешься. Будешь сидеть дома, как Герасим, который недальновидно избавился от Муму.

Поначалу, помнится, многие восприняли эти предстоящие недели заточения как свободное время, в течение которого можно наконец заняться собой. Но и тут все оказалось непросто.

Второй увлекся медитацией, старался минут на пятнадцать впадать в состояние, когда расслабляешься и ни о чем не думаешь, и преуспел в этом — уже четвертую неделю ни о чем не думает. Третий серьезно взялся за иностранный язык, но ничего, кроме слов «пандемия», «штамм» и «Роспотребнадзор», так и не выучил. При этом ему объяснили, что «Роспотребнадзор» — слово наше, родное. Причем хорошее слово, не запрещенное Роскомнадзором.

Да я и сам решил повысить культурный уровень и даже стал отражать в блокноте свои успехи, причем в стихах (конечно, в стихах — уровень все-таки культурный). Первая запись касалась приобщения к искусству кино:

Ну, да, захотелось чего-то полегче и попритягательнее: вместо нелинейной структуры повествования Тарантино вполне линейной эротики Брасса.

Потом я приобщился к опере. Прелесть какая: Фигаро здесь, Фигаро там… Безо всяких разрешений на перемещения! Но и тут меня хватило ненадолго:

И после этой разрядки поменял увлечение, попробовал найти себя в живописи. Начал рисовать березки и сосенки. Кубометров сорок древесины нарисовал, но больше не смог:

Ну, понятно. Какая может быть искра творчества в изоляции? И не надо мне рассказывать про самоизоляцию Пушкина в Болдине, где он оказался во время эпидемии холеры 1830 года и написал уйму гениального. Это была немного не та изоляция. Поэт ни у кого не просил разрешения не то что на вынос мусора — даже на то, чтобы вечерком пойти поболтать с крестьянскими девушками об особенностях трехстопного хорея в силлабо-тоническом стихосложении. Он вполне мог оседлать коня и в свое удовольствие отправиться на верховую прогулку. Или на важную встречу.

«Накануне я отправился верст за 30 отсюда к кн. Голицыной, чтобы точнее узнать количество карантинов…» — честно докладывал Александр Сергеевич своей невесте Наталье Гончаровой. И чуть ли не два века никто толком не может сказать, что это была за княгиня Голицына. Перебрали всех княгинь с такой фамилией. Евдокия Ивановна? Нет, она в это время жила в Петербурге. Анна Сергеевна? Едва ли. Ей было уже 56 лет, что в то время считалось почти преклонным возрастом (вдобавок по причине возраста ее могли обречь на строгую самоизоляцию). Больше других подходила Прасковья Николаевна. Жила где-то недалеко, было ей 32 года. Почему бы у нее не узнать что-нибудь о количестве карантинов? Впрочем, чего сейчас сидеть и выяснять, когда у тебя в радиусе 30 верст — ни одной княгини. Да и была бы она, то как напишешь в СМС-сообщении городскому штабу: «Прошу выдать мне разрешение на посещение княгини Г.»?

Нет, наша изоляция скучна и томительна. И если проскочит в каком-то замкнутом пространстве искра, то она будет вовсе не творческой. Нервы искрят у людей, и это объяснимо. На ленте новостей, которую так и хочется назвать изолентой новостей, полно сообщений о семейных ссорах, драках и даже поножовщине, после которой уцелевшим ее участникам для успокоения меняют место изоляции.

Иногда для смены обстановки и охлаждения достаточно поменять не помещение, а только мебель. Одна жительница подмосковных Люберец, похоже, так и собиралась сделать. Неизвестно, как она завезла бы новую мебель, а старую, недолго думая, выбросила в окно с пятнадцатого этажа. Вслед за предметами мебели в окно полетели банки с краской. В итоге хозяевам припаркованных внизу машин, видимо, придется вносить в автомобильные документы изменения, касающиеся окраски транспортного средства.

…Чего это я сегодня понаписал на нервной почве? Перечитывать не буду, наверное, сумбур какой-то. В огороде — бузина, в Киеве — снова Саакашвили. Но если кто-то из читателей заявит, что у автора не все дома, то тут я решительно возражу. Как раз все! Нравится мне самоизоляция или не нравится, я, как глава семьи, строго слежу за соблюдением ее режима.