На западном фронте без перемен

Вчера днем мне позвонил мой близкий друг, анестезиолог.

Представляешь, мой начальник и его жена подхватили коронавирус. Жена посопливила и поправилась, а он заспиралил вниз, уже на кислороде в реанимации. Мы с ним десять дней назад работали в одной операционной. Вот такие, брат, дела.

Теперь сводки новостей, как с фронта: наши доблестные врачи захватили и удерживают плацдарм в Нью-Рошелле, под натиском Коронавируса пал Нью-Йорк. Список погибших и раненых. Не хватает только — от советского информбюро, бррр, мороз по коже.

Жизнь вдруг за считанные дни превратилась из спокойной гражданской во что-то странное, ранее невиданное мной, но понятное по ощущениям из моей прошлой жизни, где все были воспитаны на войне.

Я хоть и удивился панической скупке туалетной бумаги и консервов, но про себя подумал, что надо бы еще спички, соль и мыло, так как этот нехитрый рецепт, что в литературе, что в фольклоре, у наших от зубов отскакивает.

Сегодня по дороге на работу я вдруг понял, что я на хайвее один. Как будто после нейтронной бомбы. Никого, лишь пожухлая трава у обочины, так как не было снега из-за необычно теплой зимы.

Город словно вымер.

Больница моя перешла на осадное положение. Двери закрыты, только с магнитным ключом можно войти.

У нас лежит один с коронавирусом в реанимации.

Ко мне ночью поступил пятимесячный ребенок. Родился недоношенным, все было хорошо, а вчера поднялась температура, кашель. К утру стало хуже, задыхается, пульс 190, дыхание 65 в минуту. Я посмотрел на рентген, все правое легкое белое. Все, кирдык, надо срочно переводить в реанимацию.

Дети вроде болеют меньше, но тоже болеют, причем очень быстро ухудшаются, кому не повезло.

Сейчас только ленивый не говорит про вирус, мол, ничего особенного. Мне только хочется спросить, а вы сами-то сколько людей за свою жизнь интубировали? Когда вам последний раз в лицо поверх маски брызги мокроты из интубационной трубки прилетали?!

Люди, еще вчера весело говорившие, что ерунда, переживем, вдруг осознали реальную опасность, пусть и небольшую статистически, но реальную. Эти разговоры в больнице неделю назад напоминали разговоры в тыловом эшелоне в 1941 году по дороге на фронт. Ща врежем немцу! Сравнение, конечно, не самое удачное, но ощущение похожее.

В общем, мало кому по нраву могильный холодок.

Пациенты, еще вчера бегущие по любому поводу в ER, теперь предпочитают болеть дома, разумно понимая, что запор куда меньшая опасность по сравнению с вирусом, пойманным, пока ставили клизму.

Все без остановки говорят: «Как такое могли пропустить?! Кто за это ответит?! Правительство — козлы и старые мудаки!»

Я противник термина «медик», как сознательно принижающий статус врача, но сейчас другая ситуация. Врачи и медсестры встали на пути пандемии, как бы пафосно это ни звучало, одинаково рискуя своим здоровьем.

Вообще-то, человеческая жизнь стоит по-разному. Например, в Афганистане или Африке люди гибнут каждый день десятками, а то и сотнями, и что?! Кто об этом знает? А вот если умерли двести итальянцев, французов или, например, американцев, так мир переворачивается вверх дном, рынок падает, как гиря на пол, со стуком. Это, конечно, несправедливо, но эти и многие другие страны очень много сделали для того, чтобы человеческая жизнь стала так дорого стоить. В пятнадцатом веке жизнь французского крестьянина тоже ничего не стоила.

Может, именно поэтому два или три процента смертности — это настоящая трагедия и реальная проблема.

Молодые резиденты, как лейтенантики из училища, они первый раз попали в настоящий замес. Руки трясутся, на лицах растерянность.

Статистика удручающая — 38% госпитализированных от 20 до 50 лет, то есть молодые. Во многом за счет заболевшего медперсонала. Такого не было в других странах.

При больнице NYU (Нью-Йоркского университета) есть студенческое общежитие, которое срочно переоборудуют в места размещения медперсонала на случай, если врачей переведут на казарменное положение.

Медперсонала начинает не хватать.

В больших городах появились солдаты.

И все же в больнице никто не паникует, поддерживают друг друга, как могут, как-то очень по-человечески.

Живем одним днем.

Все еще только начинается, и да поможет нам Бог!

Доктор Майк Мирер, Нью-Йорк,специально для «Новой»

___