Иконовирус

В первый день поклонения, 10 марта, Казанский собор был заполнен верующими, жаждущими прильнуть губами к стеклу на поверхности ковчежца. К четвергу очередь немного поредела. В середине рабочего дня я насчитала человек шестьсот. Мужчины и женщины, с детьми за ручку и в колясках, больше пожилых, чем молодых.

— У нас вера, понимаете? — втолковывала мне пожилая дама в берете ручной вязки. — Всё по вере. Вы считаете, что опасно? А бог-то разве даст нам здесь заразиться? Я думаю — нет. Не даст, не даст. Стойте спокойно.

Но всё по вере, всё по вере. Если вы верите, что Иоанн Креститель крестил Иисуса Христа, всё у вас будет нормально.

— Нет никакого вируса, — подключилась молодая женщина рядом. — Не-ту. Для нас, для верующих. Вы — как знаете. Если боитесь, может, вам и не надо здесь стоять.

Ковчежец с останками надо поцеловать и, перекрестившись, быстро отойти, чтобы то же самое мог проделать следующий в очереди. И следующий. И следующий. Рядом с мощами все это время стоит волонтер. Он протирает тряпочкой поцелованное стекло — иногда. На такие беспрецедентные меры безопасности Казанский собор пошел из-за коронавируса.

Я пристроилась в хвост очереди.

— Предупредите, что я за вами, — тут же попросила бабуля за мной. И быстро зашагала куда-то в сторону.

— За мной женщина, — послушно сказала я другой подошедшей бабуле.

Очередь двигалась очень быстро. Я тоже решила отойти. И тоже предупредила, что вернусь. Я хорошо помню: во времена моего советского детства и постсоветской юности так обязательно нужно было сделать в очереди за мясом по талонам.

Возле могилы Кутузова стоял стол, на нем табличка: «Консультант по религиозным вопросам».

— А что коронавирус? — удивился консультант моему вопросу. — Ну, слушайте, это просто глупость.

Он сообщил, что поцелованный ковчежец волонтер протирает маслом. Осекся и через секунду добавил: спиртом.

— Ну не перед каждым, конечно, человеком, — махнул он рукой. — Но губы, слюна… Это протирается спиртом.

— Потому что эпидемия, поэтому и важно сюда прийти, — объяснил он. — Ведь эпидемия — она связана не только с физической болезнью. Она связана и с духовными болезнями. И в голове тоже. У нас не от коронавируса умирает-то больше всего людей. Самоубийством жизнь кончают. От болезней тоже умирают, да. Но они и раньше умирали. Есть же что-то помимо этого всякого — «своя-моя безопасность». Есть не только физическое, но и духовное. А это — Иоанн Предтеча. Со времен Христа многие чтят Иоанна Предтечу на Руси. И Иоаннов у нас очень много.

У епархии, заверил меня консультант, не было ни малейших сомнений, нужно ли верующим целовать мощи, когда кругом воздушно-капельным путем норовит передаться коронавирус. И не стоит ли мероприятие отменить, как отменили в Петербурге крестный ход.

— Вообще мысли такой не было, — уверенно кивнул он еще раз. — Даже если нас будут заставлять, мы этого не сделаем. Крестный ход отменили не потому, что коронавирус. А потому, что погоды нет. Вот это правильно: зачем мокнуть? А вирусы эти все — у страха глаза велики. Я считаю, надо встать в очередь и стоять. Надо подойти, перекреститься, приложиться. Вот зачем мужчина целует женщину? Почему вы детей целуете? Это высшее проявление любви. А заболеть можно от чего угодно.

Кроме того, чтобы перекреститься и приложиться, консультант посоветовал мне заказать требу у мощей Иоанна Предтечи. Я подошла к прилавку, где верующие заполняли именами записочки — «за здравие» и «за упокой». Женщина за прилавком принимала листочки, складывала стопочкой, потом красной ручкой зарисовывала клетки в большой тетради. Обедня на 10 имен — 30 рублей. Молебен за здравие (не более 10 имен) — 100 рублей. На прейскуранте указано, что это пожертвования.

— То есть можно не жертвовать? — спросила я женщину за прилавком. — Или заплатить меньше?

— Как это? — растерялась она поначалу, но очень быстро в ее голосе появилась деловая нотка. — Это средние цены по городу. Можете пожертвовать больше.

Оказалось, что это не тот прилавок и не те записочки. Здесь принимали заявки на требы у икон в самом Казанском соборе. А молебен у мощей Иоанна Предтечи надо было заказывать за двумя специальными стойками. И формы записок разработаны отдельные. У одной стойки принимали списки имен на разовые службы прямо здесь, в соборе, пока ковчег еще тут. Стоимость — 100 рублей за 10 имен. У другого столика можно было заказать сорокоуст (250 рублей за одно имя), поминовение усопшего на полгода (500 рублей) или на год (1000 рублей).

— Это уже после 20 марта, когда мощи уедут в Иерусалим, — объяснила молоденькая девушка, принимавшая записки.

Когда я вернулась к очереди, моих бывших соседок уже не было. Пришлось занимать заново. Двигались мы очень быстро. Не прошло и получаса, когда передо мной оставалось четыре человека. Вдруг все застопорилось. Высокий молодой мужчина в синей куртке упал перед ковчежцем ниц и поцеловал пол. Женщины, стоявшие за ним, почтительно отступили. Молодой человек встал, подошел к ковчегу, поцеловал стекло. Волонтер махнула тряпочкой. Две женщины передо мной приложились и отошли. Волонтер попросила подождать: через ограждение пропускали молодую маму с коляской. Верующие с детьми целуют ковчег вне очереди.

В общей сложности очередь, в которой я насчитала около 600 человек, прошла меньше чем за полчаса. Мощи будут выставлены для поклонения с 8 утра до 11 вечера до 17 марта. Нехитрые арифметические действия могут подсказать, сколько верующих за это время оставит на стекле, протертом тряпочкой, биологические следы. Одновременно в соборе стоит еще одна очередь, поменьше: там целуют Казанскую икону божьей матери.