Сюжеты · Культура

Ким Смирнов: Локон Марии Аньези

Несколько страниц из личного дневника — к 8 марта

Ким Смирнов , научный обозреватель
7 марта 1964 г. Суббота.
Итак, занимаюсь своими аспирантскими делами на родном журфаке МГУ. Одновременно «зайцем» учусь на физическом факультете в одной из групп дневного отделения (мои целинные друзья из отряда физиков — аспиранты и молодые преподаватели — договорились об этом со своим деканатом). Не пропускаю ни одной лекции, ни одного семинара, ни одной лабораторки.
Девушки в нашей группе полагают, что они неповторимы. Правильно полагают: ни одного повторяющегося имени. Впрочем, и ни одного повторяющегося характера тоже. А ребята всё — комплектами: два Игоря, три Володи, четыре Серёги.
Завтра 8 марта, и Серёги ушли с первой пары за цветами. До сих пор не вернулись. Трезво понимаем, что в сегодняшний сильный мороз, необычный для начала весны, задача у них не из лёгких, и уже прикидываем запасной вариант с кафе-мороженым.
Конечно, деканату хотелось превратить канун женского праздника в обычный учебный день. Но и ежу ясно: этот номер не пройдёт.
Довольно не старый ещё профессор, читающий лекции по матанализу, поздравил с наступающим Международным женским днём и наших девчонок, и их мамаш, и бабушек, и даже дочек («если таковые имеются»). Потом сказал: «Ну, приступим к делу». После этой фразы мы обычно брались за авторучки: его лекции у нас всегда слушают и записывают, как говорит наша Оля Михайлова, «с умственным перенапряжением». Но сегодня, едва он заговорил об n-мерном пространстве и заверил нас, что речь идёт всего лишь об определённой математической конструкции, а название здесь не так уж и важно — назовите хоть табуреткой, раздался восторженный девичий голос: «Давайте назовём табуреткой!»
После этого аудитория так и не смогла успокоиться до конца лекции, и профессор сказал, что, поскольку мы вместе так весело провели рабочее время, он готов повторить лекцию в любые удобные для курса нерабочие часы. На что другой, теперь уже трезвый девичий голос возразил: «Хотя у нас нерабочих часов не бывает, мы не против. Но, к сожалению, не бывает свободной и Большая физическая аудитория».
Профессор, наконец, сдался и согласился лекцию не повторять. Но добавил: «Если кому что не ясно, звоните в любое время дня и ночи». Трезвый женский голос поддержал его: «А вы оставьте телефончик». Тогда он вконец смутился и… продиктовал свой домашний телефон. Вся женская половина аудитории его записала.
Практические занятия по матанализу у нас ведёт восходящее светило. Долговязый, двадцатишестилетний. И уже доктор. Всегда подтянутый, строгий. Очень рациональный — ругает нас за «архитектурные излишества». Так он называет не самые короткие пути в решении задач.
А сегодня…
Он вошёл какой-то расхлябанный, снял очки и, протирая их, добродушно сказал:
— Послушайте, трудящиеся, а я сегодня задачник забыл. Что? Все забыли? И Попова? Так что же это делается, если даже Попова задачник не принесла? Все развинтились. И я тоже. Одна надежда на Попову была… Ну, ладно. Давайте по памяти. Исследуем функцию, график которой называется «Локон Марии Аньези».
Всем почему-то очень не хотелось сегодня исследовать. Зато всех заинтересовало, что за особа, эта самая Мария Аньези. И преподаватель, махнув на всё рукой, стал объяснять, что жила-де на свете такая женщина. Итальянка. Математик. Умерла в год рождения Пушкина. Красивая? Да откуда мне знать? Впрочем, красивая, наверное, раз в честь её назвали такую красивую кривую.
Оля Михайлова подняла руку. Как в школе. И сказала, что эта кривая ещё называется «локон ведьмы Марии Аньези». Преподаватель возразил что-то на тему, мол, как раз ведьмы чаще всего бывают красивыми. По-моему, они поставили разные смысловые ударения. Оля на слова «локон ведьмы», он — на «ведьмы Марии Аньези».
Однако, при чём тут ведьма? Может, никакой ведьмы и не было? И Оля просто ошиблась? Но… предположить, что Оля ошиблась?! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!
В это мгновение все мои сомнения оборвала распахнувшаяся дверь, и на пороге появились сияющие, только что с мороза, Серёги. Полным комплектом. И в руках — подснежники. Много-много подснежников…
8 марта 2019 г. Пятница.
Годы спустя, наткнувшись на одну интересную интернетную запись, я понял, что ошибка всё-таки была. Но не олина.
Запись была такая.
«Об этой ученой даме, жившей — страшно подумать — аж в XVIII веке, мало кто знает, тем сильнее желание рассказать о ней, ибо она того заслуживает. Старшая дочь в семье, по воле отца, Мария, вместо монастыря, куда намеревалась уйти, несмотря на феноменальные способности (есть сведения, что к 13 годам она знала греческий, иврит, испанский, немецкий, латинский языки и несколько современных языков, а в 9-летнем возрасте написала латинский трактат, где защищала право женщин на образование), занялась математикой <…> Когда ей было 30 лет, Мария опубликовала свою самую известную работу на итальянском языке, которую она писала почти 10 лет. <…> Называлась книга «Основы анализа для итальянской молодежи». Существует мнение, что Мария начала писать книгу как учебник для своих младших братьев (кроме нее в семье было еще 20 (!) детей). <…> Книга Марии Гаэтаны (второе имя нужно обязательно, поскольку её младшую сестру, музыканта и композитора, тоже звали Марией) оказалась первым систематическим изложением математики XVII — начала XVIII веков, чем привлекла внимание всего учёного мира. Этот труд пользовался большой славой и переводился на многие языки. Но причем тут локон, да еще и ведьмы? А дело было так. Английский математик Джон Колсон был переводчиком книги Аньези. Но для него было нелегко воспринять, что автор книги — женщина, и что для нее кривая может ассоциироваться с прической. В результате «la versiera» он воспринял как «l'avversiera» — l'avversaria di Dio (противница или враг Господа), а там уже и ведьма, жена дьявола, и в англоязычной литературе кривая получила название — «ведьма Аньези». А всё из-за того, что Джон Кольсон не справился с переводом. Вот и доверяй после этого мужчинам серьезные вещи...».
Бюст Марии Аньези. И ее книга «Основы анализа для итальянской молодежи»
«Локон Марии Аньези»
Вот какая замечательная женщина жила когда-то в Италии, как бы утверждая своей судьбой, что «восьмимартовское» начало появилось в мире гораздо раньше, чем социалистки и феминистки объявили 8 марта днём борьбы женщин за свои права и свободы.
Но и мы в этом отношении не лыком шиты. У итальянцев была Мария Гаэтана Аньези. А у нас — Софья Ковалевская. У французов Жанна д’Арк. А у нас — кавалерист-девица Надежда Дурова. У англичан королева Виктория. А у нас целых две Екатерины — Великая и Малая, княгиня Дашкова, между прочим — первый президент Российской академии наук. А ещё у нас была княгиня Мария Тенишева, покровительница всяческих исскуств. О двух наших, мирового звучания поэтессах — Анне Ахматовой и Марине Цветаевой — уже и не говорю. Без этих удивительных женщин и у нас в стране, и вообще в подлунном мире человечество было бы куда беднее и духовно, и интеллектуально. Оставим однако великих в покое…
Вы знаете, я очень даже рад тому, что этот весенний день в последние полвека из политического праздника как-то естественно переиначился у нас в домашний. В чествование наших матерей, жён, невест, подруг — наших ангелов-хранительниц, наших домашних мадонн. Им сегодня — наши цветы, наша благодарность, наша любовь…
6 марта 2020 г. Пятница.
Вместо эпилога

Мадонны

1.
Киев. Кирилловская церковь, что рядом с Бабьим Яром. Икона Богоматери, писанная Врубелем с Эмилии Праховой
Земная женщина. В глазах Такая боль, такая вера, Что им одна на свете мера — Звездою ставшая слеза.
В ее глазах — вся совесть века, В котором жить досталось нам. И не достать до человека Карающим его богам.
2.
Бои идут у Дона, Военный трудный год. Надомница Мадонна Порты для фронта шьет,
Коптилкой еле-еле Коморку осветя. А рядом в колыбели Спит божее дитя.
Дитя поры бедовой, Небесный огонек. Кто за отца родного? Никто. Если не Бог…
3.
Тане, моей жене с неба.
Моя Мадонна! Зацветает донник Тебе в подарок на моей земле, Колдуют зори на речной ладони, Созвездья начинаются во мгле.
И красоты незыблемы законы. И что бы с этим миром ни стряслось, Ты свет надежды для души смятенной, С которого спасенье началось.
Ты навсегда за этот свет в ответе, За род людей и грешных, и святых. Серебрянный пройдет по травам ветер И задохнется в соснах золотых.
И поплывут протяжные удары Колоколов над медленной водой. Ты мне дана неповторимым даром, Воскресшей Вифлеемскою звездой.
И луч ее струится родниковый, Родившись от людских сует вдали, В цветы и травы, и венец терновый Всех сыновей и Неба, и Земли.