Сразу двух фигурантов «московского дела» — Данила Беглеца (потянул за руку полицейского, 318-я статья УК, приговор 2 года) и Владислава Синицу (написал твит, который сочли разжиганием ненависти к сотрудникам полиции, 282-я статья УК, приговор 5 лет) — отправили отбывать наказание в исправительную колонию №2 в поселке Поназырево Костромской области. Специальный корреспондент «Новой газеты» Илья Азар съездил в Поназырево посмотреть, как живут в костромской глуши. «Московским делом» никто в поселке, куда до сих пор не провели газ, не интересуется, жителей становится все меньше, производство почти загнулось, а единственный, кто пытается противостоять оттоку населения и равнодушию, — священник Евгений Кретов. Он не унывает: построил в поселке и в колонии по храму и активно занимается реабилитацией заключенных.
Исправительная колония в Поназырево. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
ОтецЕвгений Кретовсам предложил меня встретить на вокзале, чтобы по дороге «размять тему», поэтому пока мы едем в Поназырево из ближайшего к нему города Шарья, я спрашиваю его о двух политзеках, отбывающих срок в местной колонии.
— А, Данил? — сразу откликается священник.
— Да, и Синица еще.
— Синицу не видел, а Данил ко мне в храм приходит. Жена его обращалась ко мне с просьбой передать лекарства. Чем мог — постарался помочь. У Данила какого-то отчаяния, уныния, будто жизнь закончилась, нет. Каждый человек приспосабливается к любым условиям и старается остаться человеком. Как при кипячении: кто-то становится как яйцо крепким, кто-то мягким как морковь, а зерна кофе меняют среду, — говорит отец Евгений, высокий, полный жизни мужчина, и заливается смехом.
Он вообще очень часто и громко смеется, а от дальнейших расспросов про Беглеца уходит: «Специально лезть в душу у нас не принято, если человеку нужно, он сам расскажет».
Священник
Отец Евгений Кретов. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Отец Евгений родился в Челябинской области, первое образование у него медицинское, в Поназырево служит с 2004 года. На вопрос, как ему в такой далекой провинции работается (до Костромы почти 400 километров) отвечает философски: «Смотря какие у кого цели, для кого-то тут хорошо, для кого-то плохо. Везде люди есть, везде бог есть, везде ты сможешь применить богом данные тебе силы и таланты».
У отца Евгения хватает и сил, и талантов — как минимум на то, чтобы «привлечь инвестиции» и построить в Поназырево два немаленьких храма. Когда он появился в поселке, здесь был только небольшой молельный дом — «отдали приходу старое разваленное здание лесхоза».
«Я сразу сказал, что надо храм строить, документы подготовил, но сам радовался, что есть молельный дом. Я думал его пока отремонтировать, отопление в нем сделать и потихонечку храм строить бревнышко по бревнышку. Но тут — бац! — дом сгорает! Это такой пинок был. Господь сказал: "Неее, не пойдет так, быстрее делай", — рассказывает отец Евгений и снова заливисто смеется. — Остался я в одном рваном подряснике, и раз все сгорело, то нужно было что-то делать, никуда не денешься».
Тогда отец Евгений отправился к своему духовнику, который сказал ему: «Узнают — помогут, не узнают — не помогут». Священник совету внял и принялся за дело, а помог ему, конечно, всевышний. «В Москве храм строить легко, если ты общительный, а в деревнях, где никого нет, все нищие, а из власть предержащих никто не заинтересован, самое сложное — собрать людей вокруг этого доброго дела, но бог меня свел под самым большим колоколом в Троице-Сергиевой лавре с артистом и режиссером Андреем Андреевым. Он тогда работал в мэрии у Лужкова заместителем по пиару», — рассказывает священник, пока мы едем через глухой лес — ни деревень, ни заправок, ни встречных машин.
Центральная площадь Поназырево. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Когда мы заезжаем в поселок, отец Евгений рассказывает мимо чего мы проезжаем: «Это бывшая ремонтная мастерская, это бывший телеграф, это бывший дом быта, это бывший автовокзал...» Оставив все бывшее позади, мы подъезжаем к храму, стоящему рядом с центральной площадью поселка с непременным бюстом Ленина, который священник считает нужным оставить в назидание потомкам.
Отец Евгений сам подводит меня к нужной точке, откуда лучше всего сфотографировать церковь: «Так как фильмы про нас часто снимают, стал кое в чем уже разбираться». Храм, может, и не самый фотогеничный, но большой, основательный и просторный. Благодаря фильмам Андреева, идея отца Евгения «зашла в информационное поле, и люди стали подтягиваться и помогать». Фундамент заложили в 2007 году, а достроить храм в кризис помог костромской губернатор, который выделил 1000 кубов леса под вырубку.
Храм освятили в честь Ксении Петербургской. «Ксения была блаженная, взяла подвиг юродства, нищим и бедным помогала, сама жила в нищете, а здесь у нас зона, и нищих, и убогих хватает», — поясняет отец Евгений. Внутри здания есть столовая, помещение для воскресной школы и несколько комнат для ночлега (без лишних изысков). Здесь же собирают одежду («кому не нужно — приносят, кому нужно — забирают»), на стене висит грамота киевского фестиваля православного кино "Покров"».
— Это за фильм «Дети божьи» нам дали. Кстати, нам Порошенко в 2013 году приз вручал, а потом вскоре майдан начался, — говорит отец Евгений и смеется.
— И вы еще его на стенку вешаете? — спрашиваю я с иронией.
— А почему нет? Это ж не преступление. Конечно, висит… Если ты хромой или косой, то как это скрывать, жить с этим надо! — отвечает и снова смеется. Отсмеявшись, добавляет, что Андреев живет теперь в Италии, где снимает многосерийный фильм о присутствии РПЦ в Европе.
Завершает экскурсию отец Евгений неожиданной фразой: «Вот так глубинка и живет», снова начинает смеяться и уже сквозь хохот добавляет:
«Глубинные люди... глубинное государство!»
Храм Ксении Петербургской в Поназырево. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Привлеченного отцом Евгением к Поназырево внимания хватило еще и на второй храм — его построили прямо в центре исправительной колонии. «Его назвали в честь Иоанна Кронштадтского, который прославился тем, что тоже много помогал нищим и только освободившимся. Он в Кронштадте дома трудолюбия создавал, то есть можно сказать реабилитационные центры», — объясняет священник.
— Не место красит человека, и все от людей зависит. Мне господь дал ума, чтобы найти взаимопонимание между руководством зоны, прихожанами и братией в зоне. Я их называю «профсоюз», — добавляет отец Евгений и снова долго смеется.
— Это братва что ли?
— Как бы да, — продолжает хохотать священник. — Поверки я называю «линейками». Линейка закончилась у вас, спрашиваю?
— Они-то сами смеются?
—Ну как? Говорят, что по-монастырски живут.
— Камеры вы кельями не называете?— спрашиваю я, позабыв, что колония — не тюрьма.
— Есть, конечно, и кельи — не прекращает грохотать священник, — но это для особых подвижников! Кто сильно движется. Кельи для тех, кто хочет уединиться, пройти тренировку терпением и смирением... разобраться в своей жизни, в своих помыслах!
Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Отец Евгений старается служить в храме на территории каждую неделю, «чтобы огонек, пусть неяркий, но горел». По его подсчетам, через храм в колонии за 14 лет его служения прошло около десятка тысяч человек.
— Когда я приходил, в колонии было 1250 человек, а сейчас около 350, — говорит он.
— Сколько из них ходит в храм?
— На службу обычную от 15 до 40 человек ходит, а на Пасху староста специально посчитал — было около 120 человек. На Рождество где-то также. Но когда 700 человек сидело, на Пасху было 350 человек.
Церковный хостел
«Церковный хостел» при храме Ксении Петербургской. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Рядом с храмом отец Евгений построил еще и духовно-просветительский центр (сруб 8 на 9 метров) с книжной полкой, видео- и аудиотекой. Читают, по словам священника, мало, в основном слушают аудиокниги — Толстого, Лескова, Достоевского — пока занимают чем-то руки. «Там есть чайник, столы, ручки и тетрадки. Туда можно прийти как к себе домой, почитать, посмотреть кино, чай попить и пообщаться. Не в бараке же сидеть, где вонь от портянок сотни человек. Все приходят — и мусульмане, и протестанты», — рассказывает отец Евгений. После службы он и сам обычно заходит в центр пообщаться с заключенными.
— А что за кино показываете?
— Богодостойное, — отвечает священник и, конечно, смеется.
— Только религиозное?
— Нет, я в принципе считаю, что у того же Тарковского своеобразные религиозные фильмы.
Да во всех советских фильмах есть заряд, ядро религиозности. Там Русью пахнет.
Хотя идеология была атеистическая, но фундамент никуда не денешь, и он все равно пробивался в искусстве. Так что такие фильмы тоже есть.
— Но без Голливуда?
— Не-не, ни в коем случае. Чтобы Голливуд смотреть, нужно противоядие иметь, разбираться в подаче месседжей. В зоне я считаю, что [такое] лучше не надо. А чтобы человек совершенствовался, чтобы шел процесс восстановления, достаточно советского кино.
Раньше заключенные, освободившись, жили у отца Евгения в храме иногда год или полтора, проходили реабилитацию. Но сейчас у священника на это уже нет ни сил, ни времени: «Я был помоложе, и пятеро моих детей были поменьше, с ними не надо было так сильно напрягаться, да и матушка была помоложе и еще тянула, а сейчас нам тяжело, и проблем с приходом прибавилось». К тому же священник много ездит в командировки — как раз перед моим приездом он вернулся в Поназырево из двухнедельной поездки в Израиль, Екатеринбург и Москву.
«Люди непростые все-таки, натренированные, — смеется отец Евгений, — поэтому надо постоянно быть с ними, надо быть монахом, нянькой, пастырем». Заменить же его некем, уверен священник: «Так как мы далеко находимся от областных центров, то, как говорил товарищ Сталин, дело в кадрах — никто не желает в глубинке работать, а адекватные местные уезжают».
Теперь некоторые заключенные, выйдя на волю, живут у отца Евгения пару дней, максимум неделю. «Чтобы сразу не напиться, чтобы в себя прийти. Вот он вышел — ты сразу взял его [в оборот] — он в себя пришел, адаптировался [к воле] — и дальше уже намного лучше. У меня эффективная реабилитация — заходит [на зону] человек и начинает над собой работать, а когда выходит, продолжает работу самостоятельно», — объясняет он и добавляет, что если у бывших прихожан его храма в колонии возникают какие-то проблемы, то они всегда могут приехать к нему на пару дней пожить, помолиться и посоветоваться.
«Звонят, что разводятся или жить больше не могут. Или им дочь говорит, что до ее смерти осталось 19 дней, потом 18 дней. Бывает и такое», — рассказывает священник. Кроме бывших подопечных, у него в «церковном хостеле» останавливаются и жены заключенных, приехавшие на ночном поезде (единственная гостиница в городе находится в одном здании с ритуальными услугами). «Но это в основном для тех, кого я знаю уже,
а то были случаи, когда и ноутбук крали, и даже подрясник с удостоверением.
А бывает, что с дороги увидят купол, и у них почему-то в голове, что их должны пустить. Даже не просят, а считают, что раз священник, то должен», — возмущается отец Евгений.
Всего, по подсчетам священника, он до сих пор общается примерно с двумя сотнями бывших заключенных, которых называет «бывшими чадами»: «Кто-то через год или два объявляется, а если я еду куда-то в командировку, то заранее планирую, к кому по пути заехать».
— По рецидиву никто не пошел?
— Про тех, кто постоянно ходил в храм, я такого не помню. Но по статистике официальной, где-то 45 % рецидивов, а на самом деле, думаю, 70 %. Вот если посчитать, то у нас до миллиона человек находится в местах заключения, а с членами семьи, сосидельцами, и все 10 миллионов. Реабилитация — это стратегически важный для государства момент. Если бы хоть немножко обратили внимание и вложились в это, то у нас было бы намного проще было бы жить,
и не надо было бы такие высокие заборы ставить.
— В колонии ведь никто реально не занимается «исправлением»?
— Ставки-то есть психолога и педагога, но когда вопрос касается души человека, его внутреннего мира, мыслей, чувств, эмоций, то, чтобы что-то получилось, нужно самому себя выворачивать. Ты сам должен войти в это болото, окунуться в него, чтобы вытащить оттуда человека. Не каждый желает свою душу в это окунуть, — говорит отец Евгений.
«В городах приход содержит священника, а мне, наоборот, приходится искать деньги, чтобы все это содержать. Сейчас живу за счет того, чем мои друзья знакомые помогают, и что бывшие осужденные присылают, кто устроился на должности», — жалуется отец Евгений.
Поселок
Ситуация в самом Поназырево, по его словам, совсем плачевная: «Население уменьшается со страшной силой, господи прости. Смех сквозь слезы. Раньше [население] было почти 10 тысяч, а сейчас даст бог 3 тысячи. Да и то из них многие тут прописаны, а сами кто в Кирове, кто в Москве подрабатывает. Градообразующее предприятие сейчас — это зона. Убери ее, и все потянется: школа, магазины, администрация».
— Вот в тайге, где дорога сложная, у меня еще есть один молельный дом, и иной раз я туда машину отсылаю, и человек 7-8 с деревень так привожу на службу, потому что раньше автобусы ходили два раза в день, а сейчас три раза в неделю, — смеется отец Евгений.
В советское время в Поназырево, по его словам, были и кирпичный завод, и молокозавод, и хлебозавод, а во всем (небольшом) Поназыревском районе — аж три леспромхоза. Сейчас почти ничего не осталось. Крупнейшим предпринимателем Поназырево отец Евгений называет Алексея Герасимова,у которого в поселке цех по производству пиломатериалов. Герасимов родился в Поназырево, после армии ушел работать в леспромхоз, потом офицером — в колонию. Уйдя из ФСИН на пенсию, занялся бизнесом, открыл предприятие, куда меня и привозит отец Евгений.
— Ну, как живете? — спрашиваю я у Герасимова, немного стеснительного мужчины 60-лет в очках.
— Здесь люди не живут, — встревает отец Евгений.
— А выживают, — продолжает предприниматель.
— У вас же самое крупное в поселке предприятие?
— Я скромный предприниматель, имперских амбиций не имею. Может, когда помоложе был, они и имелись. Вот я создал это все, — говорит Герасимов, — но потом один кризис, другой, и Господь меня усмирил, показал мое место. Вот и живем с его помощью. Предпринимательство — это вообще не мое, я не торгаш, продавать не умею, а есть люди, которые и говно продадут.
Герасимов жалуется, что нынешняя зима оказалась совсем тяжелой, и даже основные покупатели его продукции из Москвы и Подмосковья ничего не берут. «У народа денег совсем нет, человеку есть нужно, одеваться, откуда у него на лишнюю доску. С ноября месяца мы не производим ничего, продукция старая лежит, идут прямые убытки. Сейчас примерно, как в 1997 году, когда я начинал, но тогда даже лучше было — за наличку брали и увозили», — говорит он и пускается в воспоминания о славном советском прошлом, когда в леспромхозах Поназыревского района делали двери и рамы для окон, а в колонии занимались металлообработкой, в том числе производили поддоны и стаканчики для снарядов, огромные павильоны.
На предприятии Алексея Герасимова. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
«В 90-е все развалилось, сейчас только пилорамы остались, да питерское предприятие, которое пропиткой столбов занимается, но и там человек 20 работает», — рассказывает Герасимов, который сам обеспечивает работой девятерых человек.
Герасимов тоже помогал отцу Евгению построить храм Ксении Петербургской.
— Видели что в храме все бревнышки одинаковые? Это на оцилиндровочном станке здесь делали, — с уважением в голосе говорит священник.
— Батюшка по всей России мотался, деньги собирал всем миром. Вот один человек из Кирова, Владислав, полностью весь сруб сделал, а потом священником стал, — говорит предприниматель.
— Перспективы-то есть у поселка?
— Не знаю. Многое зависит от Центра. Если он повернется лицом к провинции, то да. Все проекты делаются в крупных городах, в основном в Москве. Собянина нам все время показывают. А нам неинтересно, что они там в Москве строят, лучше бы здесь рабочие места создавали…
— После Советского союза ничего не построили и не сделали?
— Только храм, — смеется батюшка.
Фото: Илья Азар / «Новая газета»
— Прогнозы неутешительные. Столыпин хотел обустроить Россию, землю населить, а сейчас наоборот все в Москву едут работать вахтовым методом. Нам до Москвы 700 километров, а недавно я подвозил автостопщиков, которые ехали в Москву из Перми срубы рубить, — вспоминает священник.
Политикой Герасимов интересуется не слишком. «Я смотрю Youtube. Про внутреннюю политику бесполезно — правды не найдешь. Да и во внешней все переврут. Вот отставка правительства — это ход Путина, чтобы поднять рейтинг? Но сколько можно обманывать людей? Я этому ходу не доверяю. Поставили того, кто нам налоги поднял, а теперь значит с нас еще больше будут драть», — рассуждает предприниматель.
— Слышали, что вам в колонию политических привезли?
— Нет, мне не интересно, — отвечает Герасимов, а я рассказываю ему про выборы в Мосгордуму, летние митинги, «московское дело».
— Я человек маленький, не боюсь ничего про власть сказать, но я не слышал ничего, мне неинтересно… Здесь люди озабочены тем, как прокормить семью.
Хоть Папу Римского привези, нашим неинтересно будет.
— А если Патриарха Кирилла?
— Тогда еще подумают, — шутит отец Евгений, воспользовавшись заминкой Герасимова— Когда сенатор [в колонию] заехал или полковник кантемировской дивизии, то никто не знал кроме меня.
Отец Евгений говорит, что когда у политзеков будет подходить срок для УДО, он может и «походатайствовать»: «УДО рассматривается в колонии, а у меня туда пропуск есть. Я даже, бывало, на суд приходил. Выгнать они никого не могут, но простого человека-то не пустят туда. Вот я приходил и вставал горой, говорил, что возьму на работу», — вспоминает он.
Священник пытается противостоять уменьшению населения Поназырево — два человека поселились тут из-за него. В поназыревской колонии он нашел Алексея Соловьева, иконописца. Именно он написал все иконы в храме Ксении Петербургской. В молодости Алексей обучился иконописи в художественном иконописном училище в Дубне, но потом пошел по кривой дорожке. «Я отошел от церкви, пустился во все тяжкие, попал в зону по 158-й статье («кража»). Срок небольшой, и вообще можно сказать, что зона спасла меня, получился второй шанс в жизни», — рассказывает скупой на слова, как будто удивленный интересом к нему журналиста Соловьев.
Иконописец Алексей Соловьев. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Он освободился уже десять лет назад: сейчас живет в Поназырево в доме, где раньше с семьей обитал отец Евгений (сейчас он переехал в Шарью, где учатся его дети). Обстановка здесь почти спартанская, ничего лишнего — мастерская Соловьева на первом этаже, с большим окном. «Познакомился с батюшкой, он сказал, что строит храм, и я тут после освобождения тормознулся, думал передохну, соберусь с мыслями, как жить дальше, но постепенно осел — понравилось, никуда неохота теперь, — говорит Соловьев. — Я катился уже по наклонной, так что [произошедшее со мной] я воспринял как промысел божий». В Поназырево он нашел жену, недавно у них родился ребенок.
Иконы Соловьев пишет в основном на заказ для знакомых отца Евгения — местные их себе позволить не могут. Когда мы заходим к Соловьеву в гости, он как раз дописывает икону для отправки в Швейцарию местному коллекционеру, протестантскому священнику.
Из Кирова в Поназырево переехал и алтарник храма Ксении Петербургской Виталий. Мы общаемся с ним в столярном цеху на предприятии Герасимова, где тот строгает под бодрый рэп, доносящийся из портативного радиоприемника.
— Как вам в Поназырево?
— Замечательно, я здесь уже полтора года, и мне очень нравится. Я всегда мечтал уехать из города. Господь сподобил, и отец Евгений после окончания духовного училища сюда позвал. В храме служу чтецом, семинарию заканчиваю в Иваново, — отвечает Виталий, полный лысеющий и тоже немногословный мужчина.
— Батюшкой хотите стать?
— На все воля божья, но можно и в школе преподавать.
— Не так много людей сюда жить переезжают. Вы уникальный человек!
— Слово неправильное подобрали. Сказали бы просто — «святой», — шутит отец Евгений.
— Неважно, где жить. Не место человека красит, а человек — место, — цитирует любимое выражение отца Евгения чтец, и они оба смеются.
В столярном цеху алтарник делает вещи в основном для местных храмов, но сейчас работает над киотами для друзей отца Евгения из церкви в Сургуте. «Местным, если кому-то что-то надо, [помогаю] за пожертвование. А на предприятии нашем застой, с серединой 2000-х сравнить нельзя — небо и земля. Заработки и объемы упали раза в четыре как минимум во все деревообрабатывающей отрасли», — объясняет Виталий.
На грани
Бывший сотрудник «Костромаэнерго», а ныне пенсионер, Анатолий Михайлович устраивает мне экскурсию по поселку: «Местной администрации трудно — денег нет, — рассказывает он, — А если нет предприятий, то только на государство вся надежда. Но теперь тут одни филиалы: раньше и сберкасса была, и налоговая, а все теперь в Шарье. Живем за счет зоны и железной дороги. Поселок, как бы это сказать, на грани». Мы проезжаем единственный местный супермаркет «Магнит», здание кинотеатра и строящийся третий год спортзал.
Здание кинотеатра «Мир» в Поназырево. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Навстречу едет машина, груженая лесом: «Это немецкая фирма “Крона” в Шарью везет, молиться надо на них, они делают ламинат и все такое, и даже опилки с пилорам забирают!»
Главная надежда местных жителей хоть на какое-то улучшение жизни, по словам Анатолия Михайловича, в понижении статуса Поназырево. «Несколько лет назад у нас уже бастовали учителя! У нас же всего 3 тысячи населения осталось, это село, а не город. Но из-за статуса поселка городского типа учителя получают меньше. Да и льгот нет, свет у нас по городским ценам, электричество стоит 4,36, а так бы было 2,50. Вот Вохма (населенный пункт неподалеку— прим. «Новой») больше Поназырево, но там встали люди, и сделали его сельским поселением, а наша районная администрация боится, что сокращение чиновников произойдет, вот они и держатся за этот статус», — уверяет меня Анатолий Михайлович.
Про Беглеца и Синицу пенсионер знает от внука, переехавшего в Москву: «Конечно, кто работает там, может, и знает, но так никто тут об этом не говорит, никого это не интересует». В поселке больше обсуждали недавний арест начальника поназыревской колонии за взятку, писали об этом под заголовком «Скандал года» и в местной газете, которую мне дает посмотреть Анатолий Михайлович. Отец Евгений, знакомый с начальником колонии, кстати, считает, что пресса сделала из него «коррупционера на джипе и с особняком, а у него дом обычный, да “Киа Спорт” 2006 года».
«Конечно, дыма без огня не бывает, но не так, что целую акулу поймали — просто “отработали” его, по-моему», — рассказывал мне священник.
Рядом с материалом про начальника колонии в местной газете есть статья о дне поназыревского пирога под названием «Пироговый прорыв». Праздник этот несколько лет назад придумала глава Поназыревского района Лидия Удалова.
Глава Поназыревского района Лидия Удалова. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
«Это наш бренд! Честно скажу, это была чисто моя личная инициатива, — рассказывает мне Удалова. — Я раньше была заместителем по ЖКХ и дорогам и много ездила по области.
В Шарье есть день пельменя, в Кологриве день гуся, а у нас почему-то ничего. Но за 16 лет работы в местном самоуправлении я нигде не ела такой вкусной выпечки, как в Поназырево».
Удалова говорит, что причина этого феномена в том, что в соседнем поселке Полдневица раньше было кулинарное училище, да и само население района «печет замечательно».
Придуманный Удаловой праздник с дегустацией пирогов, конкурсами и народными гуляниями прижился («Люди у нас работоспособные, любят хорошо поесть, поэтому получился теплый и сытный праздник»), и в 2020 году он пройдет уже пятый раз. Больше, судя по моей беседе с главой района, радоваться жителям Поназырево нечему.
— Поселок — красивый, протяженный, но, можно сказать, довольно-таки проблемный, но тем не менее жизнь продолжается, и наша задача всячески создавать комфортные условия, — бодрится глава.
— Но люди-то уезжают.
— Отток существенный, но так ведь везде — у людей в приоритете города, все хотят, чтобы дети, закончив вуз, остались в городе, но есть население, которое любит сельскую местность. И в былые годы здесь было не очень много крупных производств, а сейчас в основном бюджетная сфера и торговля. Но я, например, не уеду в город, мне нравится жить в своем доме и заниматься земельным участком. И я всячески постаралась, чтобы мой сын остался здесь, и внуки были рядом.
Удалова жалуется, что Поназырево не газифицировано (и пока в планах дотянуть ветку только до Шарьи), а для переработки древесины «нужны энергетические ресурсы».
«В плане лесосеки у нас довольно низкие места, и преобладает осина, поэтому рассчитывать на большое развитие не стоит, но есть хороший потенциал земель сельхозназначения, и мы проводим работу с населением — люди открывают крестьянские хозяйства по жимолости, малине и растениеводству, возвращаются к льну», — рассказывает она.
Газа в поселке нет, поэтому жители жгут дрова. Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Хвастается глава района, что Поназырево участвует во всех нацпроектах (правда, не всегда удачно) — по образованию, культуре, городской среде. «Мы подали заявку на ремонт кинотеатра, чтобы привести зал в порядок, а в перспективе будет благоустроена центральная площадь. Доходная часть бюджета у нас небольшая — 20 миллионов рублей своих денег, остальное дотации региона. Нам были выделены деньги на строительство школы в поселке Якшанка, которую мы, к сожалению, не построили. Строим сейчас спортзал, он нужен населению, но на стадии строительства, увы, были допущены ошибки, которые мы исправили. В этом году собираемся его достроить», — докладывает глава района.
Она, кстати, об отбывающих срок в колонии Поназырево политзеках также не в курсе:
«Мы были [в колонии] на экскурсии по поводу занятости и взаимодействию с целью приобретения товаров, которые они производят, так что мы сотрудничаем в деловом ракурсе, а о составе заключенных мы информацией не обладаем».
Удалова утверждает, что давно хочет сделать Поназырево селом. «Инициатива людей есть, и администрация ее, естественно, поддержала. Мы посчитали, на сколько увеличится зарплата в бюджетной сфере, что платежи электроэнергии будут на 25% ниже, и обратились в областную думу. Статус поселка городского типа нам не дал во многие ФЦП войти. Думаю, что область рассмотрит этот вопрос», — объясняет глава района.
— Вам не кажется, что Поназырево деградирует?
— Нет, люди берегут эту землю и привязаны к ней. Многие, кто уезжает, возвращаются, ведь в городе очень трудно пробиться, а здесь вернувшийся учитель или врач будет самым уважаемым человеком в населенном пункте.
Депрессии у населения нет, каждый занимается своим делом, и у нас же много ветеранов ФСИН с соцобеспечением, они люди с деньгами, живут комфортно.
Дорога к нам замечательная, возможности появляются. Мы не такой уж медвежий угол и заброшенный край!
***
В Поназырево в 1934 году родился геолог и советский писатель Олег Куваев, известный по роману «Территория» (и одноименному фильму по этой книге). Хотя детство его прошло в Кировской области, Куваев, без сомнения, самый известный уроженец поселка. Хотя улицы его имени в Поназырево почему-то нет, но местная библиотека носит имя Куваева.
Директор библиотеки Светлана Блюденова, как будто списавшая свой образ с начальниц из советского кино, уверяет меня, что ни на что не жалуется, хотя «новых книг, конечно, не хватает». В экспозиции, посвященной Куваеву, на видном месте стоит вышедшая в прошлом году книга Василия Авченко и Алексея Коровашко «Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке», но даже эта книга в библиотеке имени Куваева оказалась случайно.
— Это наша бывшая учительница привезла, которая сейчас живет в Шарье, — объясняет библиотекарь.
— А как же вы говорите, что все хорошо?
— Жаловаться — еще хуже делать себе, поэтому из всего нужно хорошее выбирать, чтобы самому себе поднимать настроение, — отвечает она, — А мы и день рождения, и день смерти Куваева отмечаем. На 85 лет со дня рождения проводили в Поназырево большой литературно-музыкальный вечер, а затем ездили на его могилу в Свечинский район.
***
Фото: Илья Азар / «Новая газета»
Пока жду вечернего поезда в Москву, оказываюсь по воле божьей на дне рождения предпринимателя Герасимова. Он, отец Евгений, построивший храм Ксении Петербургской молодой дьякон Владислав и алтарник Виталий за рюмкой коньяка вспоминают прошлое.
— Система была неплохая, надо было хорошее оставить, а его много было. Сейчас же все перемешалось, — говорит Герасимов.
— Национализм надо было только убрать, как говорит [консервативный писатель, член «Изборского клуба»] Николай Стариков, его культивировали и на Украине и в Казахстане, а вот в Римской империи все были римлянами — и галлы, и киприоты.
— При Царе все было лучше устроено — тогда просто были губернии. Сталин тоже был против республик, но ничего не мог сделать.
А сейчас вообще война идеалов идет, у кого выше идеалы, тот и победитель, — добавляет отец Евгений.
— Так у Вовы [Путина] плохие идеалы что ли? Он говорит: рожайте детей, развивайтесь, и будет все хорошо, — вступает Владислав.
— Он только говорит, в этом же дело, — парирует священник.
— Как только он скажет: «Хватит кошмарить бизнес», — так нас сразу начинают кошмарить, — вставляет Герасимов.
— А я смотрю по своей семье. И с тех пор, как Вова пришел к власти, в городе стало лучше, а я из одной комнаты переехал в четырехкомнатную квартиру и машину приобрел, — веско замечает дьякон Владислав.
На прощание он зовет меня приехать в Поназырево еще раз и обещает научить колоть дрова. После шести часов вечера, опустевшие, почти неосвещенные улицы поселка погрузились в абсолютную тишину, которую лишь изредка нарушает звук бензопилы.