Самое дорогое лекарство в мире

Для того чтобы человек двигался и дышал, у него должны быть мотонейроны. Мотонейроны — это крупные нервные клетки, которые контролируют активность мускулов, посылая им сигналы центральной нервной системы. А чтобы мотонейроны работали, в организме должен вырабываться специальный белок, отвечающий за их жизнь. Он так и называется — survival motor neuron (SMN).

Производство SMN в человеке закодировано в двух генах, которые тоже так и называются — SMN1 и SMN2. Иногда SMN1 ломается, и тогда ребенок, который родился с таким поломанным геном, заболевает спинальной мышечной атрофией — spinal muscular atrophy, СМА. У такого ребенка белка SMN нет или очень мало. Если представить себе организм как автомобиль то мотонейроны — это свечи в двигателе внутреннего сгорания. Если одна не работает, то мотор «затроит», а если больше — встанет. А белок SMN — это, если угодно, керамический изолятор свечи. Без него свеча долго не проработает.

Спинальная мышечная атрофия (СМА) происходит в результате ошибочного сплайсинга РНК. Сплайсинг — это процесс, в результате которого РНК копирует ген, отделяя в ней интроны от экзонов. Экзоны — это последовательность ДНК, несущая в себе генетическую информацию. Интроны — это бессмысленные вставки.

Существует несколько форм СМА. При самой тяжелой форме — СМА1 (болезнь Верднига-Хоффмана) — ребенок может не дожить до двух лет. Его мускулы атрофируются. Он не может ходить, а иногда и сидеть. Постепенно болезнь поражает все системы организма, для деятельности которых нужны мышцы. Например легкие — из-за того, что ребенок не может откашлять мокроту.

СМА2 протекает чуть легче. Она обычно проявляется между 6 и 18 месяцами жизни. Ребенок на всю свою жизнь (часто короткую) прикован к инвалидной коляске.

Мозг — не мускул. Ему для работы мотонейроны не требуются. Поэтому интеллект при этой болезни не нарушен.

СМА — ведущая причина детской смертности от генетических болезней в развитых странах.

В 2003 году американцы Лорен Энг и Динакар Сингх, у которых родился ребенок со СМА, зарегистрировали благотворительную организацию SMA Foundation, которая потратила более $150 млн на разработку лекарства от SMA. Аналогичная благотворительная организация Cure SMA потратила на то же $80 млн.

В 2004 году доктор Равиндра Сингх из University of Massachusetts, которого финансировали обе благотворительные организации, нашел способ решить проблему.

Как мы уже сказали, у человека два гена, способных производить нужный белок, — SMN1 и SMN2.

Однако SMN2 не умеет производить достаточного количества белка. Еще в 1999 году американские генетики выяснили, что это происходит потому, что когда рибосома считывает этот ген, в остальном идентичный SMN1, она регулярно пропускает 7-й экзон (напомню, что экзон — это содержательная часть ДНК-текста).

Д-р Равингда Сингх понял, почему это происходит. Он нашел последовательность нуклеотидов, которая действовала как выключатель считывания этого 7-го экзона, или, говоря по-научному, как сайленсер интронного сплайсинга (intronic splicing silencer).

И он подобрал к нему комплементарную последовательность нуклеотидов, которая этот выключатель включала. Если вставить эту последовательность в РНК, то рибосома — машинка по синтезу белка, которая ползет по РНК, читает ее и синтезирует белок, — перестает пропускать 7-й экзон.

Такая последовательность нуклеотидов называется antisense oligonucleotide. (ASO). Я могла бы привести это словосочетание по-русски — «антисмысловой олинуклеотид», — но это довольно бессмысленное занятие. Совершенно точно ни один человек, занимающийся генетикой, вне зависимости от того, где он это делает — в США, Сингапуре или России, — не называет ASO антисмысловым олигонуклеотидом.

Представим себе, что ДНК — это инструкция, по которой собирают белок, а рибосома — это рабочий, который читает эту инструкцию и выполняет то, что в ней написано. Проблема, как уже сказано, заключается в том, что иногда в инструкции написаны дельные советы, а иногда — полный мусор, который надо выкидывать. ASO — это хайлайтер. Это то, что подчеркивает важную инструкцию, чтобы рабочий ее не упустил (или, наоборот, подчеркивает мусор, чтобы рабочий не забыл его выкинуть).

Эта конкретная последовательность нуклеотидов называется нусинерсен, он же — спинраза. Спинраза — это короткая последовательность РНК, которая вставляется рядом с 7-м экзоном в ген SMN2. В декабре 2016 года спинраза была зарегистрирована FDA как первый препарат для лечения спинальной мышечной атрофии у детей.

Как мы уже сказали, спинраза не умеет чинить поломку гена SMN1. Вместо этого она переделывает ген SMN2, заставляя его производить вместо дефектного белка полноценный. За 135–177 дней спинраза распадается (ведь это просто цепочка нуклеотидов), продукты распада лекарства выводятся из организма вместе с мочой. Поэтому ее надо давать постоянно.

Спинразу разработали доктор Адриан Крайнер и доктор Франк Беннет из Cold Spring Harbor Laboratory и Ionis Pharmaceuticals; в 2015 году эксклюзивные права на спинразу приобрела компания Biogen за общую сумму приблизительно в $225 млн.

В 2019 году Крайнер и Беннет получили за спинразу учрежденный Юрием Мильнером, Сергеем Брином, Марком Цукербергом и Джеком Ма Breakthrough Prize.

Однако в том же году FDA одобрило второе, еще более радикальное лекарство от спинальной атрофии, — золгензму.

Для того чтобы выздороветь от страшного генетического заболевания, ребенку нужен один укол золгензмы.

Золгенмза корректирует непосредственно ген SMN1. Она представляет собой безвредный аденовирус (который используется как вектор). Этот аденовирус нагружен правильным геном, который и встраивается в ДНК. Золгензма годится не для всех типов спинальной атрофии.

Золгензму разработала биотехнологическая компания AveXis, основанная в 2015 году Брайаном Каспером. В 2018-м эту компанию купил за $8,7 млрд. Novartis.

Для тех, кто сразу начнет говорить о «проклятых капиталистах», которые наживаются на детской слезе. Уймитесь: без «проклятых капиталистов» лечения бы вообще не было. Лечили бы молитвами да аспирином. Обратите внимание, что все лекарства, которые выше перечислены, — американские, и все компании, которые выше перечислены, — американские. США — это 95% рынка мировых биотехнологических исследований. И гигантская цена обусловлена прежде всего редкостью болезни. Было бы это лекарство от насморка — стоило бы копейки. А тут надо поделить астрономические суммы, затраченные на исследования, на количество пациентов.

$2,4 млн — и ребенок, который лежал в кроватке как кисель, оживает и превращается в обычного ребенка. $2,4 млн. в день Россия, по оценке Jane’s, тратит на войну в Сирии. Полковника МВД Захарченко поймали со $120 млн кэша). Его коллегу из ФСБ — со $185 млн наличными.

В России сейчас всего 20 (двадцать) живых детей с СМА в возрасте до 2 лет. А всего пациентов, с чуть менее тяжелыми формами, переживших этот возраст, — 913.

А вылечить всех 913 человек стоит меньше, чем построить один стадион со всеми откатами.

Как легко понять, наша отечественная фармацевтика ни спинразы, ни золгензмы (а также других препаратов, которые сейчас разрабатывают Roche и Cytokinetics) не произведет. Это же ведь не прекурсоры для наркотиков и не фуфломицины.

Это проблема, о которой я уже писала. А именно — что в XXI веке разница между развитым миром и высокодуховными клептократиями будет заключаться в первую очередь в продолжительности жизни. Лекарства, которые используют моноклональные антитела и генную терапию, будут появляться еще и еще. Золгензма — это первая ласточка. Потому что — вдумайтесь, о чем идет речь, — ученые научились перебирать цепочку ДНК, как перебирают электрическую цепь в поисках короткого замыкания, и с помощью ретровирусов и ASO ставить заплатку!

Вопрос в том, как наше государство будет на это реагировать. Конечно, можно по примеру депутата Петра Толстого предложить вместо моноклональных антителлечиться корой дуба и боярышником.

Однако в реальности это даже не два разных мира, а две разных галактики. Я не случайно пугала читателей словами splicing, intronic silencer, ASO и т.д. Я хотела, чтобы они — и наши чиновники — почувствовали разницу между современной наукой и кагоцелом. Это примерно та же разница, что разделяет антибиотик и сушеную печень вепря. У нас сейчас нет ни мозгов, ни институтов, ни возможностей повторить то же, что сделали Ionis Farmaceuticals или AveXis.

В тех случаях, когда в мире появляется генная терапия или лекарство на основе моноклональных антител, которые являются радикальным средством лечения неизлечимого при прочих равных заболевания, государство обязано обеспечить его закупки и применение. Даже в Румынии — в Румынии, Карл! — где нашлось 80 детей с атрофией, они всеполучают спинразу. Это произошло благодаря кампании одной матери, Богданы Патраску. До США нам, может, и недотянуть, но мы точно не хуже Румынии.

В конце концов, у нас теперь в Конституции будет прописано, что детям будут подавать школьные завтраки. Давайте хотя бы напишем закон, согласно которому дети не должны умирать, если отныне они могут выздороветь.