Сколько Моцартов для счастья нужно?

Фестиваль на родине Моцарта прошел в 56-й раз. В прошлом году его интендантом стал мексиканский тенор Роландо Вильясон. После того как у него начались проблемы с голосом, Вильясон все реже появляется на оперной сцене, все чаще пробует себя в роли дирижера, режиссера, а теперь и руководителя одного из самых популярных фестивалей мира. Обновления налицо — билеты по-прежнему распродаются на отлично, но в залах все больше молодежи. И пусть сама концепция программирования вызывает вопросы — сейчас в основном играют одного Моцарта, обычно вне связи с современным ему контекстом или нынешним состоянием музыки, — но эта концепция не вечная, а сама фигура Вильясона настолько притягательная, что радует и слушателей, и спонсоров — они у Недели Моцарта на загляденье, — и многочисленных коллег. Это видно по звездному составу гостей, от традиционного для Зальцбурга Венского филармонического оркестра до одного из лучших европейских ансамблей старинной музыки Arpeggiata харизматичной Кристины Плюхар. Причем венский оркестр выступил не только с Даниэлем Баренбоймом, но и со свеженазначенным главным дирижером Израильского симфонического оркестра сорокалетним Лахавом Шани, он сменит на этом посту Зубина Мету и при этом не оставит работу главным дирижером Роттердамского оркестра. А главным событием можно считать «Мессию» Генделя в обработке Моцарта. Во всех отношениях яркую постановку Роберта Уилсона с Марком Минковским за дирижерским пультом летом покажет и «большой» Зальцбургский фестиваль.

Вильясон многое режиссирует в Зальцбурге. Если его полусценическая версия «Свадьбы Фигаро» может показаться в чем-то эстрадной (зато публика аплодирует неистово), то его музыкально-танцевально-драматический «Mozart moves! Семь полупьес» выглядит сложным опытом. У Вильясона здесь соавторы — режиссер Кристина Пигер и одно время учившийся в Москве хореограф Режинальдо Оливейра. Соавтор и дирижер — Габриэль Венсаго, вместе с Моцартовским оркестром Зальцбурга он исполняет вариации на темы дивертисментов и серенаду — разумеется, Моцарта же. Короткие тексты — от авторов со всего света, от Австралии до Мексики, от Греции до Израиля. Сюжеты все из современной жизни, от истории про общение «девушки по вызову» с невидимым собеседником до жизни научных лабораторий. Как опыт спектакль интересен, а вот приживется ли он в Зальцбургском театре, в сотрудничестве с которым был сделан, покажет время.

Здесь не только два именных музея — в домах, где будущий композитор родился (там сейчас отличная выставка о его отце, композиторе и знаменитом учителе скрипки Леопольде Моцарте) и где жил. Другие музеи тоже помнят о главном: музей Зальцбурга открыл выставку Барбары Крафт (1764–1825), известной художницы моцартовской эпохи. Она автор и самого знаменитого портрета композитора, того, что в красном камзоле, хоть и посмертного, но по-прежнему самого тиражируемого. Лично автор и его модель встретиться не могли, хоть Крафт всего на шесть лет младше, профессиональную карьеру художника она начала уже после смерти Моцарта, в 90-е, что неудивительно в условиях, в которых женщины существовали в мире искусства той поры. Крафт им сопротивлялась, даже картины подписывала «Крафт, урожденная Штайнер». На выставке есть все главное из ее наследия, кроме разве что картин на мифологические сюжеты. Показывают даже пару «голландских» работ со сценами крестьянской жизни, но прежде всего — портреты, выполненные в Вене и Праге, Зальцбурге и Бамберге. Заказчики были из всех социальных слоев, от аристократов и высшего духовенства до ученых и буржуа. И пусть не всегда техническое мастерство Крафт на высоте, порой в женском портрете она манкировала святая святых — ювелирными украшениями, не проявляла должного внимания к их прорисовке, — общее впечатление сильное, тем более что музей выставил в тех же залах и часть своей коллекции костюмов.

Да, у нас отлично работающие филармонии по всей стране, особенно в городах-миллионниках, таких как Екатеринбург или Новосибирск. У нас теперь конкуренция на высшем уровне между московскими концертными залами — сотрудничеству-соперничеству в деле просветительства «Зарядья» и Зала им. Чайковского позавидуют многие столицы. Но где же музыкальные смотры, подобные Неделе Моцарта, «Шубертиаде» в альпийском Брегенцервальде или Баховскому фестивалю в Лейпциге? О Вагнеровском фестивале в Байроте можно не вспоминать.

Что, у нас нет композиторов, любимых до обожествления? Ведь еще советская власть почти всех знаменитых одарила музеями в городах и мемориальными усадьбами по всей стране — даже если некоторые из усадеб и восстанавливались десятилетиями, как дача Римского-Корсакова в Псковской области. Да, там проходят концерты, как наверняка их играют в музее Глинки в Новоспасском в Смоленской области или в усадьбе Мусоргского в Наумово на Псковщине. В Клин к Чайковскому каждый год приезжает ГАСО им. Светланова с самим Владимиром Юровским, но где полноценные фестивали с полноценными программами и «длинным» календарем? Только ли здесь дело в отсутствии гостиниц в округе или плохих дорогах, или все-таки что-то не так с меломанством нашей публики? Может, дело в том, что даже те, кто отучился в музыкальной школе, музыку скорее не любят — или у них нет достаточно денег на такие фестивали? Однако в Европе-то русская речь звучит не только на сцене, но и в зрительных залах, значит, на раскрученные фестивали деньги находятся?

Грандиозные, мало кому понятные проекты вроде Года театра — вместо того, чтобы строить что-то конкретное, вкладываться в начинания, которые будут жить и после неплохо, надо признать, профинансированного года? Кампанейщина — вечный спутник нашего государства, главная его интеллектуальная извилина, культуре как таковой здесь с трудом находится место.

Может, пока есть возможность, вписать в Конституцию пару конкретных имен — дескать, государство обязуется развивать и поддерживать в народе любовь к Чайковскому и Шостаковичу, и пусть оппортунисты и ренегаты только попробуют протащить в ее текст имена Стравинского и Шнитке? Впрочем, надежд мало. Конституция — во всяком случае, в отношении культуры — теперь фиксирует лишь сложившееся положение вещей, а не определяет перспективы. Так что в ближайшее время мы вряд ли увидим расцвет фестивальной культуры на родине наших гениев. Другие времена — другие гении.