Излучатели

Рискну предположить, что это все-таки облучение. Никакая пропаганда, никакая атмосфера, никакие предчувствия не могут создать того эмоционального фона, который ощущается сегодня так явно во всей России, но ослабевает сразу же за ее пределами. В Петербурге он не так ощутим, в глухой провинции — тоже слабее: там депрессивных и депривирующих факторов (это не одно и то же) хватает и без излучателей. Я понимаю, что самое легкое сейчас — провозгласить автора безумцем, распространяющим свои проблемы на окружающих, а то и шизофреником, призывающим соседей надеть шапочки из фольги, но согласимся, как сказано в «Гамлете»: Though this be madness, yet there is method in't («Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность». — Ред.). У этого безумия есть не только последовательность, но и резон: советская система действительно облучала своих заложников, и безумцы, надевавшие шапочки, были, возможно, провидчески правы. Тогда этой системы не было. Но сейчас она есть.

Стругацкие, конечно, прибегли к метафоре, но, как и всякая их метафора, излучатели оказались пугающе реальны. Я искренне сомневаюсь, что такого эффекта можно добиться одной лишь тотальной пропагандой; заметим к слову, что пропаганда СССР, куда более талантливая и в каком-то смысле ответственная, была далеко не так эффективна, как нынешняя. В советскую власть, коммунизм и даже в тотальную агрессивность Запада верила в лучшем случае четверть граждан. Вдобавок у советского человека не было возможности толком увидеть заграничную жизнь, заграничные фильмы и бестселлеры, так что критичность его мышления была не в пример ниже.

Чтобы достичь такого эффекта при ухудшающемся уровне жизни, стагнирующей экономике, отсутствии вертикальной мобильности и сколько-нибудь внятных перспектив, без все объясняющей «базовой теории», без признаков идеологии, надо прибегать либо к медикаментозным средствам, либо, как назвали это Стругацкие, к башням-трансляторам.

Сошлюсь не столько на общение с согражданами, которое весьма красноречиво само по себе, сколько на самоощущение, ибо нет инструмента верней, чем рефлексия. У меня нет телевизора, так что от воздействия ТВ-шоу я свободен и списать изменения в своем сознании на зомбирующее воздействие ведущих, на приемы нейролингвистического программирования и просто на изменения тона политического вещания не могу: разумеется, отдельные фрагменты наиболее одиозных программ я смотрю в интернете, но это просмотр нерегулярный и кратковременный. Я не читаю пропагандистских сайтов вроде «Царьграда», поскольку их чтение не вызывает даже гельминтологического любопытства: все, что там могут сказать или написать, стопроцентно предсказуемо. Иными словами, я не подставляю голову под эти души, простите за невольный каламбур, но, даже сведя к минимуму свои контакты с российской пропагандой, я не могу не замечать в себе роста агрессии, сознания не только своего личного бессилия, но и тщетности любых усилий по изменению российской ситуации; я ощущаю также подобие враждебности ко всем странам-соседям, которые интенсивно развиваются или деградируют, и к геополитическим конкурентам, относительно которых мне все чаще приходит в голову выраженно негативное определение «заокеанские».

Я ощущаю презрение к российской оппозиции, бессильной что-либо изменить, хотя она виновата ровно в том, что у нее отняты все легитимные возможности влияния на ситуацию; по-видимому, во мне возобладала блатная мораль, согласно которой виновна всегда жертва, позволившая все это с собой проделать. Неконтролируемые (то есть пока, слава богу, контролируемые, но беспричинные) вспышки агрессии направлены прежде всего на тех, кто младше меня, тогда как все более редкие позитивные эмоции направлены на тех, кто старше, почтеннее, статуснее, ближе к смерти и т.д.

что Владимир Путин во всех отношениях предпочтительнее Дональда Трампа и Игоря Стрелкова, хотя их шансы прийти к власти в России примерно одинаковы; что Владимир Путин решает по-своему героическую и благородную задачу, подобную той, которую решает пациент, находящийся в кататоническом ступоре: если он разожмет кулак и опустит руку, удерживаемые им планеты разлетятся кто куда.

Наконец, мной овладевают мысли о том, что Россия при ее территориальном и климатическом статусе не может управляться иначе, а любая перемена этого статуса грозит нам исчезновением России — примерно как осушение болота приведет к исчезновению всей его богатой и сложной фауны.

Казалось бы, подобное ощущение должно приводить к умиротворению и гордости, к сознанию неизбежности нашего status quo, но отчего-то эта горькая мудрость приводит лишь к усилению агрессии — как и большинство российских ведущих от сознания своего величия и российского доминирования во всех областях промышленности и географии только больше ярятся. Этот парадокс — возрастание агрессии при одновременном экспоненциальном росте бумажного благосостояния и виртуальной самоуверенности — навел меня на мысль о том, что мы испытываем не наши собственные, а индуцированные эмоции, т.е. те эмоции, которые являются проекцией психологического состояния власти. Там знают, как обстоят дела, и оттого ярятся, но уверены, что иначе быть не может, и оттого гордятся. Страна, основным содержанием новостей в которой давно уже являются украинские проблемы и местные аресты (как среди оппозиции, так и среди коррумпированного чиновничества), не может иметь другого эмоционального фона: это именно то, что предсказал Григорий Горин («празднества и аресты решили совместить»), но на качественно новом уровне.

Разумеется, проще всего объяснить этот парадокс ментальной деградацией большей части населения, которая уже не в силах воспринять простейшую мысль в формате сетевого поста, но эта деградация обусловлена опять-таки целенаправленной политикой: помимо уничтожения публичных дискуссий и экономического удушения интеллектуальных СМИ, ЗДЕСЬ ДОЛЖНО БЫТЬ ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЕ. Кстати, увлечение капслоком является одной из форм этой ментальной деградации, ибо человек судит по себе, а сам я все меньше способен вычленить главную мысль из речевого потока моих современников. Да, одних государственных усилий по выдавливанию интеллектуалов из страны и уничтожению всех сколько-нибудь умных журналов и радиостанций недостаточно для столь радикальных перемен: сегодня конъюнктурная поделка 70-х глядится верхом профессионализма, а телепрограмма «Девятая студия» — образцом объективности. На этом фоне памятник Евгению Примакову — закономерная реакция на профессиональное падение современной дипломатии, и если Примаков на этом памятнике столь монументален, следует трактовать его как метафору: это интеллект Евгения Примакова на фоне Сергея Лаврова и Марии Захаровой.

КРОМЕ ТОГО, МНЕ ПОСТОЯННО ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ПЕРЕДО МНОЙ КТО-ТО ИЗВИНЯЛСЯ, потому что передо мной все время кто-то виноват, и более того — виноваты все, тогда как сам я — последний оплот традиции (в данном случае славной традиции русской интеллигенции находиться в умеренной, конструктивной оппозиции).

Однако интеллектуальное падение — не главное в облучении страны.

Это страх разнообразный и многонаправленный: страх перед переменами и их отсутствием, перед властью и оппозицией (которая, придя к власти, неизбежно породит кризис и не сможет с ним справиться); иными словами — страх перед ужасным концом и ужасом без конца при зримом отсутствии альтернатив. В огромной степени это страх репрессий, поскольку тюрьма в России хуже смерти, но это также страх перед экономическим кризисом, перед жизнью на родине и отъездом в эмиграцию; это страх тотальный и перманентный, который, по идее, надо бы испытывать лишь в случае особо острой угрозы, но именно это чувство угрозы постоянно транслируется мне, и явно не только через СМИ. Это не может быть ничем, кроме направленного электронного воздействия, о котором так точно предупреждали советские фантасты в 1968 году: «А поле было всегда. Незаметное, вездесущее, всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, опутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперек улиц, что провозглашалось с амвонов церквей. Неизвестные Отцы направляли волю и энергию миллионных масс, куда им заблагорассудится. Они могли заставить и заставляли массы обожать себя; могли возбуждать и возбуждали неутолимую ненависть к врагам внешним и внутренним; они могли бы при желании направить миллионы под пушки и пулеметы, и миллионы пошли бы умирать с восторгом; они могли бы заставить миллионы убивать друг друга во имя чего угодно; они могли бы, возникни у них такой каприз, вызвать массовую эпидемию самоубийств… Они могли все.

А дважды в сутки, в десять утра и в десять вечера, гигантский пылесос запускали на полную мощность, и на полчаса люди переставали вообще быть людьми. Все подспудные напряжения, накопившиеся в подсознании из-за несоответствия между внушенным и реальным, высвобождались в пароксизме горячего энтузиазма, в восторженном экстазе раболепия и преклонения. Такие лучевые удары полностью подавляли рефлексы и инстинкты и замещали их чудовищным комплексом преклонения и долга перед Неизвестными Отцами. В этом состоянии облучаемый полностью терял способность рассуждать и действовал как робот, получивший приказ». В нашем случае разница в том, что у нас парализуют еще и способность действовать, и это вполне объяснимо: солдат, не утративший этой способности, рано или поздно обратит оружие против источника этого страха — как и случилось в романе Стругацких.

Разумеется, первая мысль читателя-злопыхателя — авторское безумие. Ведь российская пропаганда немало сделала для того, чтобы любой гражданин, заподозривший пси-электронное воздействие (таково его обиходное название в сетевой графомании), воспринимался как сумасшедший. Сошлемся хотя бы на публикацию вполне официозной «Ленты.Ру», посвятившей этой теме целый репортаж с явным намерением дискредитировать саму идею: репортаж Михаила Карпова «Рабы психотронного ада» появился на сайте 4 января 2017 года без всякой внешней причины. О безумцах, уверенных в государственной обработке их сознания, российские СМИ рассказывают редко, но всегда с интонацией сочувственно-презрительной.

Скажу больше: почти все материалы в Сети, посвященные пси-обработке, сочинены явными графоманами или жертвами мании преследования. Сошлюсь для примера на сайт «Мидгард-инфо», где можно встретить такие, например, пассажи: «Так же у этих подонков есть инфразвуковая аппаратура. Они долбят в стенах дыры и через эти дыры пускают инфразвук в чужие квартиры. После чего люди, живущие в этих квартирах, получают психические расстройства. Таким же способом они пускают в чужие квартиры радиоволны высокой частоты. Нет такой подлости на свете, какую бы они не взяли себе на службу для убийства людей. Также у этих преступников из МВД есть в поликлиниках лаборатории, где ихние люди разводят и хранят различные биологические микробные заразы». Орфография подлинника сохранена и недвусмысленно указывает на уровень пишущего… или, заметим кстати, на прямое желание имитировать слишком наглядную безграмотность. Скорее всего, эти материалы размещены самими облучателями, предпочитающими, в полном соответствии с теорией, прятать лист в лесу. Нет лучшего способа обезопасить операцию по тотальному облучению россиян, кроме как скомпрометировав немногих догадавшихся. По этому же принципу сегодняшние идеологи запускают в Сети наиболее идиотские и провальные кампании от имени сторонников Навального.

Что до портала «Мидгард», само его название недвусмысленно указывает на связь с силовиками и их идеологическим прикрытием. Самый надежный способ закрыть любые разговоры о психиатрическом облучении — выдумать псевдонаучный термин «пси-электроника» и приписать его городским сумасшедшим. Когда-нибудь на вопрос о причинах коллективного безумия в нынешней России будет дан исчерпывающий документированный ответ — проблема только в том, что многие не доживут, а психологический ущерб окажется неотвратимым. Честно говоря, не представляю, как современные россияне, рассорившиеся даже по базовым вопросам, будут дальше существовать в пределах одной страны — разве что одна ее часть научится быть принципиально невидимой для другой.

Вспомните все публикации об электронном воздействии на россиян, обратите внимание на их уровень, но главное — ПРИСЛУШАЙТЕСЬ К СЕБЕ. Вы заметите в себе необъяснимые, не мотивированные ни возрастом, ни климатом перемены; вы заметите, что вами владеет апатия и полностью отсутствует эмпатия, что вы не верите в перемены и не видите будущего, что вам все меньше хочется узнавать новое и все больше — ненавидеть старое. Вы осознаете себя в капкане, выбраться из которого нет ни желания, ни сил. Главное же — вы обратите внимание на то, что эти чувства мгновенно исчезают, стоит вам оказаться за границей России, где российские излучатели то ли блокируются, то ли их мощности достреливать туда просто не хватает. Впрочем, отдельные инциденты вроде голосования за Брексит или Трампа, вызывающие у нации постфактум чувство полного недоумения, показывают, что наши умеют взламывать уже и их лучевую защиту. Именно это оружие, которого нет у НАТО и которое все время рекламирует президент России, уже начало свое губительное обессиливающее воздействие на окружающий мир, и противопоставить ему пока действительно нечего.

___

P.S.Автор просит редакцию набрать этот постскриптум меленьким-меленьким шрифтиком. Для тех облученных сограждан, которые уже решили, что автор сошел с ума (вероятно, на почве недавнего отравления, которое тоже освещалось слишком широко и явно не просто так), хочется особо сказать, что есть такое слово «памфлет». Но в каждой шутке — только доля шутки, и потому их реакция — отсутствие чувства юмора и страстная жажда осудить современника, найдя к тому же для его действий максимально унизительный мотив, — тоже свидетельствует о том самом, чему посвящено данное расследование-предупреждение.