Здравствуй и прощай.

А само это слово придумал в 80-е годы прошлого столетия Симон Львович Соловейчик, начав публиковать в тогдашней «Комсомолке» очерки о Шаталове, Лысенковой, Ильине…

Не просто очерки о хороших учителях — их многие умели и умеют писать. Меня же как свою ученицу он изводил вопросом о моем герое: в чем его открытие? Надо было не только погрузиться в мир педагога, но и в его метод,методику (а для этого — в суть объективных законовпедагогики, которые есть, и они не сводимы все-таки к псевдонаучной болтовне, методической зауми, нет! Они строги и красивы, но как же сложно их вычленить, понять и описать!).

А погрузившись, вычленив и поняв, художественно все это описать, чтобы вдохновить читателя, прежде всего учителя, сделаться его последователем, дать в руки инструмент, какдобиться схожих блистательных результатов в учебе детей.

Никто уже не помнит, что таким образом поданные педагоги собирали огромные залы в Останкино. Ныне такое представить просто невозможно. Но Эдуарду Днепрову принадлежит мысль, что в России серьезным социальным, политическим и экономическим потрясениям всегда предшествуют изменения и потрясения в педагогике.

Из открытых уже мною имен педагогов-новаторов самое значимое, конечно, Щетинин.

…Помню первую нашу встречу. Из-за директорского стола в его первой Яснозоренской школе Белгородской области поднялся осанистый, широкоплечий, синеглазый мужчина с роскошной кудрявой гривой волос, откинутых назад с высокого мощного лба. И, ничего не объясняя, сразу повел меня в балетный зал с зеркалами, сел за пианино и заиграл свою песню: «…Где моя мечта высокая встанет как гранит, юность синеокая мне в глаза глядит». Солнце стояло в зеркалах, как в голубом граните. Его ответ: «Нет, это не я сочиняю песни, ребята. Я только подбираю к ним слова и музыку».

Ясные Зори — это его весна. В 70-е годы Мишу пригласил и поддерживал Сурков, секретарь райкома партии, — человек — созвучный ему по масштабу личности и таланту. Оба любили выходить в поля с баянами. Сурков пояснял: «важно, чтобы ученики Щетинина могли не только отличить рожь от пшеницы, но и увидеть, как под ветром рожь танцует с пшеницею».

Школа в Зыбком Краснодарского края была его летом — душным и трудным. Чтобы спасти его и школу (хоть на время), понадобился целый десант из «Комсомолки» во главе с Данилиным.

Уже была готова к изданию его книга «Объять необъятное», избранное из нее вышло в «Новом мире». Журнал прочли «наверху», куда вызвали Мишу и поставили перед выбором: или школа, или книга.

Конечно, он выбрал школу. Набор книги был рассыпан.

Но в перестройку она сработала: не только была издана, но и послужила основанием на общем собрании педагогической Академии избрать Щетинина академиком (вне научных знаний). Тогда на считанные годы, но педагогическая власть была в наших руках — и в Академии, и в Минобре. Удалось сделать многое. Это важно знать и помнить сейчас – пусть временные, но победы возможные удаются. И не опускать рук.

…Ну а его школы на юге России — это его осень, прозрачная, золотая. В Текосе под Геленджиком получилась настоящая Сказка: казачье поселение, своего рода разнообразные русские терема (у каждого свой автор из ребят). От проекта до полного воплощения. И одновременно — это официальная защита диплома. Щетинин заключал договоры с вузами, и оттуда приезжали преподаватели принимать зачеты, экзамены. Высшую школу ребята заканчивали здесь же, в Текосе.

И в то же время продолжалась травля — уже покруче, чем от «органов». В него стреляли на крыльце дома, промахнулись и попали в племянника, изуродовав его. Травили ядом (еле успели привезти профессора из города, тот Мишу спас, откачал). Об этом я узнавала не от него, а на мои расспросы он лишь коротко сводил брови в ярости, испепеляя взглядом: «Кто сказал?» Тема была закрыта.

И вдруг вчера невозможная весть: Щетинин умер.

Знала, что недавно школу отобрали, но от общего друга знала и то, что школу он отбивает обратно… Все как всегда, как при любой власти, и ведь не стар еще по новым меркам, только 70 лет исполнилось…

Я думаю, просто не хватило сил — даже у такого могучего человека, как Щетинин. Нет, он не теленок, а и сам «дуб», но противостоял «дубищу» всего мироздания на стороне света.

Когда-то, на самой заре нашей дружбы, мы вместе любили такую фразу: «Встретимся в следующей жизни, травинками прорастем: «Здравствуй, Оля! — Здравствуй, Миша!».

Здравствуй и прощай.