Это была блестящая идея. К 60-летию атомного ледокольного флота страны «Росатом» организовал специальную экспедицию на Северный полюс. И на борту самого современного отечественного ледокола «50 лет Победы» в плавание отправились не депутаты и чиновники, а школьники. Десять дней в Арктике для талантливых ребят из «атомных» городов России. Они оказались в одном из самых труднодоступных мест планеты и увидели, как работает экипаж настоящих профессионалов ледокольного дела. Ну и, конечно, они получили уникальный опыт жизни — без телефона и интернета. Wi-Fi там нет, а полюс есть.

Детей привезли на полюс. Они сидели, стояли, танцевали на самом чистом снегу планеты. С этой планетой у них там возникла другая беспроводная связь. Потому что до…

Чтобы показать численную уникальность профессии, мы обычно прибегаем к сравнению с космонавтами. Однажды я узнал, что российских летчиков, способных садиться на палубу авианосца, еще меньше, чем членов отряда космонавтов. Однако первенство в этом списке, несомненно, за капитанами атомных ледоколов. Вот уж где профессиональная «штучность» явлена в абсолюте.

Дмитрий Лобусов уже давно не считает свои полюсы. Капитан самого мощного в мире атомного ледокола дошел до макушки планеты только за прошедшее лето шесть раз. Причем идти по летнему льду к сердцу Арктики — не самое сложное в профессии ледокольщиков. Куда труднее зимой, в условиях полярной ночи, заниматься обеспечением прохода грузовых судов по трассе Севморпути. Вот это филигранная работа, когда надо сначала осторожно обколоть лед вокруг застрявшего во льду танкера, а затем, приблизившись кормой, взять «на усы», то есть жестко привязать его за нос к собственному корпусу. Побывавшие во льдах в «сцепке» с ледоколом пароходы легко опознать по «потертой морде». Маневры, маневры, маневры, безукоризненная точность управления двумя реакторами в 75 000 «лошадей».

Есть старая шутка про различие между моряками и речниками. Моряки пугаются, когда видят берег, а речники, когда перестают его видеть. Моряк Лобусов берегов не боится, он ими живо интересуется.

За время юбилейного рейса мы сближались с огромными айсбергами и ледниками, подходили к скалам и берегам так близко, что можно было разглядеть каждую трещинку во льду и каждый камушек. Однажды, встретив лежбище моржей на льдине, подкрались к ним так осторожно, что семейка преспокойно продолжала загорать, не чувствуя никакой опасности, и осторожно прошли мимо.

Но самым потрясающим стала возможность в деталях разглядеть прибрежную полянку под скалой на острове Джексона, где сто с лишним лет назад норвежские исследователи Нансен и Йохансон провели самую удивительную зимовку, просидев в построенной из камней землянке больше семи месяцев. Морозы, ветра, полярная ночь, а у них из еды только медвежье мясо да моржовый жир. Весь мир перед ними, а никуда невозможно дойти живыми. Может, тогда Нансен и придумал свой знаменитый паспорт, который дал возможность все потерявшим людям вернуться к жизни на Земле.

На мостике корабля аплодисменты неуместны, но восторг от подходов капитана Лобусова живет в душе до сих пор. Неуместны, да. Но мы хлопали, сняв варежки.

Сегодня на флоте без женщин – никуда. И механики, и штурманы, и капитаны.

Но все это там, где ходят по открытой воде. А встретить девушку в погонах на мостике атомного ледокола — редкость.

Диана Кижди питерская (кстати, как и многие в экипаже), училась в знаменитой «Макаровке», но работать начинала на учебном фрегате «Мир». В итоге к своим двадцати пяти стала вторым помощником капитана атомного ледокола.

На этих судах штатное расписание уникально, в штурманском «пуле» сразу три старших помощника делят между собой круглосуточные вахты. А вторые, третьи ходят при них в учениках. Вносят в судовой журнал различные записи, приказы по судну отдают. И присматриваются, прислушиваются, впитывают в себя многогранную науку управления ледоколом.

Диана несет вахты со старпомом Сергеем Шиловским. Ну и рулевой матрос, естественно, при деле. У ледокола три винта, что позволяет маневрировать, не только используя возможности пера руля, но и с помощью «ручек» — рычагов, регулирующих мощность этих самых винтов. Причем зачастую именно они являются главным инструментом управления. А потому тот, кто «на ручках», тот и главный на мостике.

— Диана, я отлучусь на пару минут, прими управление, — старпом скрывается за дверью.

Диана, улыбаясь от радости, занимает место старпома. Кладет руку на один из рычагов и поворачивается ко мне:

— Ну что стоишь, сними меня «на ручках»!

Верю, будет со временем в Атомфлоте женщина-капитан. Уж очень нравится Диане «на ручках».

Наблюдая за птицами, добывающими пропитание в море, не перестаю удивляться их навигационным способностям. В поисках пищи они улетают на многие километры, а по возвращении без труда находят свои гнезда, которых на этой базальтовой стене многие тысячи. Однако птицы не мечутся в поисках, а прямым ходом, почти не снижая скорости, приземляются именно в свое. Сытые и усталые они сидят на каменных выступах и на подходящий ледокол смотрят с обидным безразличием.

…2007 год (по легенде). Стальная махина одного из ледоколов медленно приближалась к мысу Рубини — огромной скале, вертикально вылетевшей из морской пучины, да так и застывшей. Самое красивое место архипелага Земля Франца-Иосифа, или сокращенно ЗФИ. Расстояние сокращается, остаются считаные метры, можно уже без бинокля разглядеть обустройство птичьего базара, многие тысячи гнезд, в которых вперемешку сидят кайры и чайки. Пассажиры, высыпавшие на бак, проглатывают языки, стараясь не издавать ни звука. Только щелчки затворов фотоаппаратов.

Постояв десяток минут, ледокол столь же аккуратно дает задний ход. Абсолютно мирное сосуществование. Идиллия арктического мира.

Но, рассказывают, штурман на ходовом мостике тогда так расчувствовался, что от избытка эмоций привел в действие судовой тифон. Мощный бас огласил окрестности, и в то же мгновение тысячи обитателей птичьего базара с криками взмыли в воздух. И прицельно отбомбились по палубе. Не нарушайте своими звуками наш мир!

Палубная команда отмывала ледокол несколько дней.

Директор национального парка «Русская Арктика» Александр Кириллов из людей, убежденных, что нет на земле дела важнее, чем его. И Кириллов, в общем, прав. Он гордится своими владениями, включающими весь архипелаг Земля Франца-Иосифа и северную часть Новой Земли, и готов бесконечно рассказывать об этих суровых землях, освоение которых Россией только начинается. Вернее, первоначальной задачей Кирилов видит восстановление того, что было порушено и забыто после распада СССР. Одно из самых любимых мест — мыс Желания на самом севере Новой Земли. Когда-то там была полярная станция, а на станции два предмета, об утрате которых Александр говорит с особым сожалением:

— Там были бюст Ленина и сигнальный колокол. Увы, ни того, ни другого мы на станции не обнаружили.

Я слушаю Кириллова и тихо улыбаюсь. Он еще не знает про…

Прошло уже двое суток, как мы покинули полюс. Стараниями штурманов и рулевых атомному ледоколу «50 лет Победы» удавалось уверенно следовать по каналу, пробитому во льдах по дороге туда. Канал этот, конечно, не сохранил первородного благородства вычерченных прямых линий, но с 30-метровой высоты мостика даже визуально читался достаточно ясно, несмотря на естественную подвижку льдов, произошедшую за время нашего отсутствия.

Идти по каналу — одно удовольствие, гораздо меньше скрежета, ударов, толчков.

Стальной гигант летит на шестнадцати узлах, а у тебя даже ложечка в кружке с чаем не подрагивает. С мостика через большие прямоугольные иллюминаторы происходящее выглядит хорошо прорисованной компьютерной игрой.

Вечером 19 августа я поднялся на мостик и увидел необычно оживленные лица капитана и вахтенных.

— Корабль впереди, прямо у нас по курсу, — поделился капитан Лобусов.

И впрямь, уже без бинокля можно было разглядеть торчащие изо льда надстройки, почти не выделяющиеся на фоне серого торошенного льда.

— Стоит, похоже, нас ждет. Норвежский ледокол береговой охраны «Свальбард». Интересно, что он делает на 84-м градусе? — капитан задумчиво всматривался в быстро приближающийся и такой редкий и чужеродный для этих мест объект. Действительно, встретить во льдах, существенно севернее всех островов и архипелагов, собрата — событие редкое, почти уникальное. В чистом море — другое дело, там этого добра полно, но не в центральной же Арктике!

— Диана Сергеевна, выйдите на связь со «Свальбардом», сообщите, что пройдем рядом, и поинтересуйтесь, не будут ли они против, если наши пассажиры сделают фотографии, — морской этикет капитан знает превосходно, к тому же встреча с военным кораблем имеет еще массу дополнительных условий.

Диана, третий штурман, с удовольствием попрактиковала свой свежий, после мореходки, английский. В ответ на просьбу сделать снимки прозвучал идентичный вопрос. Стороны к взаимному удовольствию услышали друг от друга «Yes».

«Свальбард» быстро приближался. Уже стала понятна несоизмеримость пропорций российского атомного гиганта со скромными размерами корпуса корабля kystvakt (береговой охраны). И, в отличие от нашей яркой красно-черной окраски, серый норвежец почти сливался с окружающей средой.

— Выглядит, будто стоят, ждут, пока мы канал освободим, — капитан, похоже, разгадал хитроумный замысел норвежцев, — и, если это так, дорога на полюс для них будет вполне комфортной, колею мы натоптали хорошо, да и лед сейчас несложный.

С палуб люди весело помахали друг другу, тифоны извергли свои децибелы гудков, мы повернули левее, в широкую промоину за кормой «Свальбарда». А у того через несколько минут из трубы вырвался черный шлейф, и норвежец, заняв наш канал, двинулся на север, растворившись в вечерней дымке. Словно призрак.

…Через двое суток интернет заполнился сообщениями, что впервые в истории норвежский ледокол в свободном автономном плавании достиг точки Северного полюса. О том, по чьей «колее» он шел, история умолчала.

Ваня Бессонов — пианист. Ему всего семнадцать, но его уже хорошо знает весь музыкальный мир. Его гастроли расписаны на пару лет вперед. На ледокол его пригласили вместе с отцом, Алексеем, который вспоминает, как в шесть лет его сын пришел с прогулки с круглыми от изумления глазами: «Папа, представляешь, я только что встретил мальчика, который ВООБЩЕ!!! не умеет играть на пианино!»

Естественно, концерта Вани на борту ждали. Высокий, за два метра, белокурый парень вышел на сцену и, присев за инструмент, чуть растерянно поделился:

— Сначала мне сказали, что будет рояль. Потом, что пианино. В итоге, сами видите, ЭТО, — Иван широким жестом своих длинных рук обвел стоящий перед ним электросинтезатор. — Я, конечно, позанимался, но это, знаете, как флейтисту перед концертом дать дудук.

Каждый номер Ваня предварял коротким рассказом — про композитора, про музыку, которую собирался исполнить. А потом начиналось волшебство, казалось, даже ледокол старался приглушить звук своих двигателей.

На первом советском ледоколе «Ленин» (который сейчас является самым посещаемым в Мурманске музеем) в кают-компании стоит пианино, и гиды с гордостью рассказывают, что когда-то на нем играла САМА Александра Пахмутова. Теперь и ледоколу «50 лет Победы» будет что вспомнить на старости лет, на его борту был и выступал Иван Бессонов…

Через пару недель после возвращения из Арктики мы с Дмитрием Муратовым, издателем «Новой», оказались в Санкт-Петербурге, на борту ледокола-музея «Красин». С нами был еще один участник плавания, знаменитый полярный исследователь и путешественник Виктор Боярский. У Виктора Ильича в сердце старая заноза — как спасти от утилизации атомный ледокол «Арктика», судно, безусловно, достойное того, чтобы стать музеем. Именно «Арктика» в далеком 1977 году стала первым в мире судном, достигшим в свободном плавании Северного полюса. Сейчас она в Мурманске, в отстое. Использовать по назначению больше невозможно, маятник решения колеблется между «пустить на иголки» и «сделать музеем». В Мурманске уже есть ледокол, спасенный энтузиастами в суровые девяностые и ставший музеем в славные нулевые — это «Ленин». А «Арктика» могла бы украсить Питер, став в один ряд с «Красиным» и «Авророй».

— Посмотрите, какое хорошее место, — Боярский кивает на акваторию за кормой «Красина». — До забора Балтийского завода как раз метров 200, и глубины позволяют пришвартовать сюда «Арктику» на вечную стоянку. Эта набережная по какому-то недоразумению отошла когда-то вот этому сухопутному офису.

Мы смотрим на этот бизнес-центр, судя по окнам, полупустой, который перекрыл забором со шлагбаумом доступ на набережную. Выглядит эта территория неухоженной, запущенной. А место — лучше не придумаешь для создания музейного комплекса. Сюда бы и музей Арктики и Антарктики мог бы со временем переехать, и много еще чего можно было бы тут создать. От гостиницы в полярных каютах до центра обучения будущих ледокольщиков.

Опыт превращения атомного ледокола в музейно-выставочный комплекс в России имеется. Опытом создания музея на месте полуразвалившейся набережной может поделиться директор музея Мирового океана Светлана Сивкова (кстати, «Красин» — их филиал). Все упирается, как обычно, в решение властей и в эти, как их...

— Ильич, а много ли надо на «Арктику»?

— Миллионов десять. Американских.

— Ха! Так это ж половина средненького футболиста для «Зенита»!..

Вот стоит на мостике капитан. Мы его видим в иллюминаторе ходовой рубки ледокола «50 лет Победы» в нескольких метрах от Северного полюса. Этим летом капитан там был, как я на подмосковном озере, — шесть раз.

Капитан управляет ледоколом, у него в распоряжении стальная машина длиной 159,6 метра, под палубой — заводы, турбины, инфраструктура: библиотека, сауны, бассейн, спортзал и свой индивидуальный гальюн в каждой каюте экипажа. Высочайшей компетентности экипаж из 102 человек. Два реактора, которые спокойно дадут свет двум миллионам человек. 75 000 лошадей тащат эту мощь по льдам тремя гигантскими винтами.

Капитан идет по льдам Арктики (было лето, летний лед потоньше) на всего двадцати процентах мощности реактора, и ложкообразный стальной форштевень напирает на льдины со скоростью 17 узлов, это побольше 34 километров в час.

Вот в нескольких метрах полюс. Лобусова воротит от слов про его «покорение». Нельзя говорить «покорили», можно только: «мы пришли к тебе, полюс»…

Капитан после окончания знаменитой «Макаровки» думал о транспортах и теплых морях, но попал на ледокол в Мурманске, и от другой профессиональной судьбы отказался.

Капитаном стал на легендарной «Арктике» 15 лет назад, а с 2007-го — капитан самого большого атомного ледокола в мире (а кроме нас, их и нет ни у кого) «50 лет Победы».

Капитан похож своей достоверностью на моего знакомого детского хирурга — жесткая компетентность сложных решений сочетается с подробной заботливостью об окружающих. Капитан миролюбив, но у себя в аккаунте банит за мат, а хорошего специалиста уволил за то, что тот поднял руку на женщину. Экипаж гордится, что ни разу ледокол не наехал на моржей и медведей. «Они тут хозяева, мы их права уважаем», — говорит один из тех незаменимых морских аристократов, редкий спец по особо точному оборудованию В. Несколько лет назад он хотел на пенсию, Лобусов заявление не подписывал, тогда не хотел отпускать. А В., как человек основательный, изучал города, где можно осесть, смотрел на экологию, экономику, безопасность, зарплаты. И после этого кастинга остался на ледоколе. Ледокол оказался лучшим городом. На это Лобусов небезосновательно рассчитывал.

И капитану, и экипажу, конечно, предлагали китайцы перейти на их зарплаты на их газовозах ледового класса. Их уже 15, возят газ «НОВАТЭКА» в Шанхай. Капитан предложения не рассматривает. «Я под флагом (другой страны, имеется в виду, сленг моряков. — Д.М.) ходить не хочу. Это раз. Во-вторых, я просто тупо люблю этот пароход».

Капитан выкладывает в сети свои снимки. Ледоколы, идущие на помощь; тревожный ледяной пар полярной ночи в резких прожекторах; обросшие льдом суда, которые надо обколоть; потертые о корму «Победы» морды транспортников, которые ледокол вел «под узцы»… И непуганые семейства моржей, «мимо которых тихо крадемся».

***

Я после нашего рейса изучал самые редкие профессии планеты. На верху списка смотрители островов (их около 300), специалисты по дойке ядовитых змей – более 200, дергачи (мастера париков из натуральных волос), астронавты (почти 500), гринкиперы (уход за газонами игровых полей) — тысячи полторы; торседоры (крутильщики сигар — их несколько тысяч. Многие рейтинги ставят на первое место дивную работу — существуют вроде два штатных «переворачивальщика пингвинов». (Если те, закинув любопытные головы, смотрят на пролетающие в небе Антарктики вертолеты, падают на спину и не могут встать.)

Я почти повелся, красивая история, но позвонил товарищу. Великий полярник Виктор Боярский поржал — эта старая, 70-х годов, байка легла даже в основу комиксов. А написал об этом писатель-полярник Седов. Как и профессия «обнимальщик панд», это прекрасный образ, а не реальная работа. Пингвины вполне самостоятельны, а панды не так изнежены…

По два на ледокол (чередуются через четыре месяца). (Ну, плюс, конечно, капитаны «Севморпути», атомного лихтеровоза.)

Скоро пойдет на ходовые испытания новая «Арктика», следом «Урал», потом гигант «Лидер». И все равно капитаны атомных ледоколов останутся самой редкой работой на земле и в океане. О чем редакция уведомляет сегодня официально Книгу рекордов Гиннесса. Пусть знают, чем отличаются эти настоящие люди от прекрасно придуманных «переворачивальщиков пингвинов».

***

А пацан в куртке Атомфлота на Мурманском причале кричал маме в трубку после двенадцатидневной телефонной разлуки: «Я видел живые ледоколы!»

Мальчик, Вы правы. Это редкие существа, как и их капитаны.

Дмитрий Муратов, борт ледокола «50 лет Победы»