Репортажи · Общество

«Вы воняете смертью на весь город!»

Как столкнулись «экофашисты» и прогрессивные технократы: Красноярск выступил против «Русала»

Алексей Тарасов , Обозреватель
Фото: Алексей Тарасов / «Новая»
Такую массовую, концентрированную тоску и злость помню только в Москве осенью 1993-го. И вот Красноярск, 14 октября 2019-го, Покров день гаснет в больших окнах администрации Советского района, и — ор до неба, вой, ругань. В битком набитом зале поднимается к трибуне бывший работник Красноярского алюминиевого завода (КрАЗа) Михаил Дорофеев и кричит бывшим коллегам: «Воняете смертью, как и весь этот завод!»
— Я не вижу здесь людей возраста моего отца. Я не вижу здесь даже своих сверстников. Мне 44. Вы уже сейчас на покойников похожи, а в 65 вы все до одного будете жмуриками, вас всех загоняют в гроб. И вы это знаете. А я не хочу этого. Вы уже пахнете мертвечиной, вы не понимаете: вы реально воняете на весь город, и КрАЗ воняет, и вы воняете! Вы начали умирать, как только туда устроились. У вас у каждого второго больные жены, больные раком, кто живет в Роще (Зеленая Роща — район металлургов. —А. Т.), и не говорите, что это не так. Вы понимаете, что вы покойники? Поэтому уходите добровольно!
Дорофеев и с ним примерно треть зала хотят, чтобы две его трети — кразовцы — покинули общественные слушания, посвященные воздействию на город их предприятия, крупнейшего в мире, плавящего ежегодно миллион тонн алюминия. Кразовцы не уходят, и противостояние набирает градус.
Кразовцы организованно приезжают в райадминистрацию первыми, за полтора часа. Курят, заходят и занимают почти все сидячие места. Прибывающие горожане располагаются вдоль стен, на подоконниках, на занесенных в зал скамьях.
Губернатора Александра Усса на слушаниях нет. Он в это самое время отвечает на вопросы премьера, проводящего заседание президиума Совета при президенте по стратегическому развитию и нацпроектам. Говорят о манипуляциях, касающихся причин смертности. Оцененное Уссом как «сбой в ведомственной статистике», Дмитрий Медведев оценивает иначе: «Показатели в этом случае менялись только потому, что другие причины смертности указывали. Это вранье было в прямом смысле слова. Подгоняли под нормативные акты, которые действовали, чтобы не прилетело по голове. Это касается, кстати, не только сердечно-сосудистой патологии, это касается и онкологии тоже».
Главный онколог края на слушаниях сидит в первом ряду, но выступать отказывается, сославшись на настрой горожан и безобразную организацию всего происходящего.
Темнеет, и в окна видно, как вороны летят с пригородных свалок на ночлег в центр города. Знаю, что один серьезный мальчик сейчас их считает. Летит ли сорок птиц без одной, ему мимолетного взгляда хватает подсчитать их в точности. В Красноярске рождается много странных детей. И сюда, на слушания, некоторые пришли с детьми. И один, прикрываясь маленькой девочкой, взятой на руки, выйдет на сцену и четко скажет главе района: вы тут отстаиваете регламент, а мы — право на жизнь, так что вам лучше заткнуться и послушать народ. Его не поймут… чего действительно ребенка-то вмешивать.
Началось с того, что первого же оратора перебили и потребовали, чтобы молодые кразовцы уступили места старикам. Организованные металлурги не пошевелились. «Так и будем из себя баранов строить?» — спросила одна из общественниц, когда оратор от КрАЗа попробовал возобновить свой никому не нужный бубнеж. И понеслось: горожане — те, что на заводе не работают, — требуют удалить заводчан как «заинтересованных», голосуют за это. Запланированное «Русалом» действо идет прахом, начинается живое общение и обсуждение главной проблемы города — той, из-за которой он все больше напоминает зал прощаний.
На регулярные превышения предельных концентраций в воздухе элементов таблицы Менделеева горожане могут ответить заводу и заводчанам только концентрацией ненависти. Вроде получается. Кразовцам неуютно.
Я сидел с кразовцами в одном зале десятки раз — наблюдал эту особую социальную группу еще в 90-х, когда они были акционерами своего завода. То были, конечно, другие люди. Эти — молчат, огрызаются, каменеют. Не участвуйте в подлости, их просят, тоже этим же дышите и ваши дети этим дышат, и раз не уходите, так хоть не голосуйте. Сначала друг друга обзывают подставными и провокаторами. «Суки» и «собаки бешеные» — так это звучало накануне в соцсетях (артподготовка), теперь и наяву, и это наиболее мягкие выражения. «Тебя в карты проиграли, такое впечатление», «Ты уже на покойника похож, помолчи». Потом уже и по фене, и с угрозами общественницам. Те идут на штурм трибун, похищают доклады у докладчиков. Как водится, сначала — бабий бунт, потом подключаются и мужики. Вызывают жандармов, подъезжает и несколько машин с чоповцами «Тамерлан».
Но власть (и глава района, и полиция) в растерянности. И молча, в стороне, лишь присутствует.
Противостояние разрастается.
Это схватки о главном. О раке 12-летних и раке 5-летнего, о жизни и смерти, о достоинстве. Не гражданская еще война, но уже и не общественные слушания кроликами удава.
Никто никого не слышит. Но долго орать утомительно, слюна иссякает. Нужна передышка, чтобы ее накопить. И пока идет сбор сил, слышно, как кто-то из горожан требует от КрАЗа постоянный, круглосуточный онлайн-доступ к датчикам выбросов. Заводчане даже не сразу понимают, о чем речь: о необходимости прозрачности и открытости спора нет, но про какие датчики непрерывных замеров речь? Их сначала на трубах надо установить. Что в принципе возможно, и это даже обещают, как только появится соответствующая правовая база.
Но какой вообще толк от этих цифр, от обещанных 5 или 20% снижения выбросов, непонятно. Все эти цифры искажают реальность до неузнаваемости. Ведь город дышит не столько высотными, факельными выбросами (через дымовые трубы), сколько низковысотными — фонарными. Факельные — как-то очищаются. Выбросы через крыши (фонари) производственных корпусов — нет, газы скапливаются в рабочих корпусах и выходят из них без очистки. С определенной периодичностью.
Фото: Алексей Тарасов / «Новая»
Из письма писателя Виктора Астафьева председателю крайисполкома Виктору Плисову, 1987 год: «В Красноярске творится преступление, ставшее для всех привычным, — это когда на рассвете, часов в пять, химические и прочие предприятия, содержащие вредные газы и примеси, «незаметно» выпускают их наружу. Не знаю, как в крайисполкоме и окрестностях, но в Академгородке, когда дует «низовка» (северный ветер с низовьев Енисея.А. Т.), газы эти и запах смесей химического свойства ощутимо слышны. Что же делается в тех домах и районах, которые расположены возле этих предприятий?!»
Прошло 32 года. И это — письмо сегодняшнему председателю крайисполкома Уссу.
Почему газы выпускают именно на рассвете, а еще по выходным? Может, это связано с временем отдыха госконтроля? Однако это предположение — незаслуженная лесть ему, и это просто по факту не так. Экологического контроля за промгигантами в Красноярском крае, по сути, нет. Даже видимости.
Функция контроля передана самим корпорациям. Объемы выбросов фиксируются не по факту (приборов учета тупо нет), а расчетным способом.
На слушаниях нет мэра, нет никого из федеральных контролирующих органов. Руководителя Управления Федеральной службы по надзору в сфере природопользования по Красноярскому краю Андрея Калинина прошлой зимой арестовали по обвинению во взяточничестве. Сначала его содержали в СИЗО, сейчас он под домашним арестом. На этом посту чиновник проработал всего несколько месяцев, но успел рассыпаться в похвалах КрАЗу — как тот «уменьшает» те самые фонарные выбросы. Ну да, КрАЗ «повышает герметичность электролизеров», сокращая время, когда они открыты и выбрасывают огромные объемы газов (например, если раньше одну ванну обрабатывали два часа, и эти два часа ванна была разгерметизирована, то теперь время обработки, говорят, сокращено, и если раньше технологическая обработка производилась примерно раз в неделю, то сейчас — немного реже). Однако газы из электролизеров — вне зависимости, насколько часто их открывать миру — никуда деться не могут, кроме как выйти в корпуса КрАЗа, а затем в воздух города.
И это именно те канцерогенные полициклические ароматические углеводороды. ПАУ — наиболее часто из них упоминаемый, в том числе на этих слушаниях — бенз(а)пирен. Без цвета и запаха, небо от него не чернеет. Вот только связь с онкологией доказана.
«Русал» предлагает примириться с выбросами ПАУ еще на 7 лет (эта процедура слушаний и нужна ему затем, чтобы получить комплексное экологическое разрешение на 7 лет). В какой-то момент менеджеры со слайдами даже пытаются доказать, что их завод, возможно, и ни при чем, поскольку они выбрасывают стабильно одно и то же количество бенз(а)пирена, а его концентрация в воздухе Красноярска резко колеблется в зависимости от времени года (зимой больше всего) — очевидный намек на угольные ТЭЦ Андрея Мельниченко, дающие энергию городу. И на автомобилистов. И на печки частного сектора… Это их любимое дело: они до гробовой доски своей будут обвинять всех вокруг вместо того, чтобы перевести завод на технологию обожженных анодов — те просто не выделяют ПАУ.
Однако «Русал» внедряет «ЭкоСодерберг» — несколько измененную технологию вековой давности. Ее утвердили благодаря лоббистам в РФ как «наилучшую доступную». И такую модернизацию одобрил лично Владимир Путин. По-настоящему лучшие и в реальности чистые технологии нам просто не нужны. КрАЗ выдает металла ежегодно более чем на два миллиарда долларов — то есть деньги у «Русала» есть. Есть и технологии, по которым работает весь мир. Но это непосредственно никого в Красноярске не спасает. И когда люди возвышают свой голос против такого положения дел, они слышат обвинения в экофашизме и луддизме.
И еще однотипные комментарии — они звучат уже после таких вот всплесков и схваток: народ не тот. Ну сколько там протестовало против «Русала»? Народ безмолвствует, значит, его все устраивает.
Народ, безусловно, виноват во всем. Но вот один из вопросов, горячо обсуждавшийся на слушаниях: в санитарно-защитной зоне (СЗЗ) КрАЗа находятся жилые дома, садоводческие товарищества, три колонии, общежития. И это притом что и без того куцая СЗЗ КрАЗа рассчитана на его прежнюю мощность (850 тыс. тонн), с увеличением выплавки металла никто СЗЗ не расширял: кто бы платил за отселение города? СЗЗ — только так называется: и за ее границами снизить концентрации канцерогенов до предельно допустимых еще только обещают. Народ — темный, его не просто все устраивает, он селится в такой СЗЗ, живет недолго, тяжело болеет и умирает. Но вот вопрос: кто разрешает людям и организациям строиться в СЗЗ? Кто закрывает глаза на то, что вообще-то «Русал» должен арендовать все эти навсегда загубленные земли вокруг своего завода и платить за них?
Таких вопросов — сотни.
Горожане, что по стенам, голосуют, чтобы удалить кразовцев, сидящих в зале. Те огрызаются. Фото: Алексей Тарасов / «Новая»
Интересно будет взглянуть на итоговый протокол слушаний. В красноярских СМИ (они практически поголовно связаны с «Русалом» договорами информационного обслуживания) прямо сейчас звучат отчеты об успехе слушаний. Меж тем их регламент не соблюден, и за то, что они нелегитимны и не состоялись, голосуют несколько раз, последний подсчет — 86 горожан. Они же поднимают руки за то, чтобы отказать в продлении сверхнормативных квот на выбросы. Заводчане голосовать в открытую не осмелились. Многим неясно вообще, на что может повлиять это голосование.
Заканчиваются слушания зачитанным с трибуны абзацем из «Новой газеты» о сжираемых молохом каждые два дня шестерых людях (с хроническим загрязнением воздуха здесь связано до 112 преждевременных смертей в год на 100 тыс. чело­век) — ради того, чтоб Дерипаска поимел приключения на яхте с Рыбкой или другой какой красоткой. И это весь зал оценивает впервые единодушно — «закончили на самом интересном». На слушаниях «Новую» цитируют много раз: и про технологии, и про налоги, и приведенную нами статистику по раку. И ни разу заводские спецы не находят, что ответить и чем опровергнуть. Вообще это жутковатые ощущения — когда обсуждают судьбу города на основании газетных статей, а не выкладок экспертов, ученых, инженеров, медиков. Но дело в том, что эта тема, по сути, закрытая. Правду об этом почти не говорят и не пишут.
Расходятся к своим безутешным женам затемно. Надзирающие и контролирующие органы, возбуждающиеся, например, по поводу гибели в Сибири пяти верблюдов, сохраняют безмолвие относительно миллионного города.
Статья о жестоком обращении с животными есть, насчет людей — все сложно.