После постмодернизма — скучная простота

Андрей:Вечер пятницы. Мы с товарищем заходим в неведомый ГСК на краю Москвы, ищем номер нужного гаража, открываем дверь… Вместо машин — сцена. Второй этаж — маленький нелегальный бар, даже пепельницы на месте. Через некоторое время в него вваливается толпа рокеров, которая смогла вставить кассету лишь спустя 15 минут безуспешных попыток — так же толпа и вываливается, готовясь к выступлению на первом этаже.

Таких «гаражей» было три. Соседи их — обычные автолюбители, которые спокойно возились со своими машинами даже в тот момент, когда на всех трех площадках чередой шли выступления — им они только обрадовались.

Я не знал ни одного имени в списке выступающих сегодня. Этого и не нужно: атмосфера того дня и места есть чистый андеграунд. То, что не дойдет до массового слушателя. То, что останется в таких гаражах: иноязычные напевы под гармонь, двадцатиминутные импровизации. Сложность для слуха — сложность для восприятия. А значит, и живой интерес.

Егор: Важно ли новаторство в музыке?

Алексей Августовский:Безу­словно. Я терпеть не могу молодые группы, которые опираются на звучание устоявшихся групп. Мне кажется, это абсолютно тупиковый и бессмысленный путь, путь в никуда. Я надеюсь на сознательность молодых музыкантов, чтобы они хотели стать не одними из тех, кто уже есть, а чтобы они хотели стать теми, кто покажет что-то новое и этим удивит.

Андрей:Экспериментаторство необходимо искусству, которое должно развиваться, однако из того, как пишут современную относительно популярную музыку сейчас, можно сделать вывод, что и «деградация» есть развитие.

Я говорю про «новую искренность». Это течение не то чтобы отвергает эксперимент, но точно отвергает сложность. «Новая искренность» начала серьезно набирать обороты в конце нулевых — начале десятых и сейчас превратилась именно в ту популярную музыку, которую крутят в наушниках девочки в круглых очках, мечтающие о переезде в Петербург, — собирательный образ поколения. Это течение прочно укоренилось в современной музыке, экспериментаторства в нем и нет.

«Новая искренность» — объективно и не хорошо, и не плохо: все упирается во вкусовщину. Это очередная стадия развития искусства, на смену которой все равно придет что-нибудь новое.Группа СБПЧ — наглядный пример того, как меняется сложность музыки со временем. Этот текст написан в 2008 году, взят из композиции «На два» (вырезка):

А этот текст был выпущен через 8 лет в песне «Африка» (фрагмент):

Разница налицо. Почему так? Современному человеку не нужна сложность. Слушатель ждет от автора лишь искренней эмоции, какого-то исключительно земного и знакомого образа. Слушатель утомился рассуждать, дешифровывать, опасаясь, что он чего-нибудь не так понял. От всего этого накопилась усталость; рождается закономерное требование, чтобы со слушателем говорили прямо и не пудрили ему мозги всякого рода иронией и иронией над иронией.

Тексты группы СБПЧ тут просто для наглядности, они не единственные. Простота во всем, простота популярна.

Дело еще в том, что все больше и больше на восприятие произведений творца влияет сама личность творца. Мы иначе смотрим на картины, если убеждены, что их рисовал психбольной. Мы любим «культ мертвых»: «он писал это всю ночь, а потом умер». Мы (они) больше не смотрим фильмы с Кевином Спейси.

И это тоже следствие искренности. Слушатель ожидает настоящей, не фальшивой честности от творца, подтверждая его честность его личностью, образом.

Возможно, та же причина помогает музыкантам открыто заявлять о своих взглядах, говорить об обществе и политике.

Егор:Считаешь ли ты приемлемым присутствие политики в музыке?

Алексей Августовский: Нет, наверное. Мне кажется, музыка и политика слишком различаются, чтобы сочетаться и быть едиными. В нашей же ситуации это сочетание возможно только в условиях, когда творческие люди из мира музыки приходят на сторону добра и стараются влиять на людей силой своего медийного значения, для того чтобы привлечь внимание к проблеме.

Андрей: На самом деле, на мой взгляд, все это довольно печально. Сложности, напряжения, удивления, долгожданной разгадки и уникальных образов в музыке будет все меньше и меньше. Но все, что остается делать, — смириться с этим либо создавать самому что-нибудь уникальное. В конце концов, эпохи сменятся — успеем соскучиться по постмодернизму.