Красным по черному

Мировая премьера фильма «Государственные похороны» состоялась в Венеции. Но и российские зрители увидят фильм, «Артдокфест» включил его в конкурс.

Красный титр «Государственные похороны» — на черном фоне. В основе картины — уникальная архивная видеозапись похорон генералиссимуса. Гигантская инсталляция, охватившая необъятную страну. Миллионы скорбящих, застывших, потерянных, недоумевающих. Отец народов умер? Но боги не умирают — как и демоны.

Лозница и его группа много времени потратили на реставрацию пленки и аудиозаписей. Цветные и черно-белые кадры вперемежку оставляют жутковатое впечатление — будто сняты они не почти 70 лет назад. А вчера, сегодня. Кажется, в этой очереди стоят наши знакомые, соседи, сокурсники, сослуживцы и их дети. Протяни руку — дотронешься до их рук. Ощущение сиюминутности создает и, как всегда для режиссера, тщательно воссозданное звуковое сопровождение: звук заводских свистков, салют пушек, коллективный шорох шагов и стук каблуков, шуршание бумаги на трибуне Мавзолея.

Они ведь в этой очереди и поныне стоят у его могилы 5 марта, чтобы поклониться вечно живому трупу, с волнением возложить цветы, отогнать кощунников-антисталинистов. Дракон не умирает, даже если его разобьет паралич. Тщедушное тело торжественно возлежит на гигантской горе из цветов. Тело несут в специальном гробу с прозрачным окном, чтобы тело могло взирать на небеса. Несут, словно египетского фараона, главные слуги-сподвижники.

Для Лозницы ритуальность космически масштабного мероприятия — не просто составная часть и основа «строгого режима», но и величественная кульминация культа личности.

Фильм делится на условные главы.

Глава первая — «Дурная весть»

Трагическое известие подано помпезно голосом Левитана, словно объявление о взятии и сдаче города. Это с одной стороны, с другой — сюрреалистически. Ну зачем плакальщикам знать подробности эпикриза: «на почве атеросклероза… кровоизлияние в мозг, в его левое полушарие… наряду с правосторонним параличом конечностей и потерей сознания… поражение стволовой части мозга с расстройством важнейших функций — дыхания и кровообращения».

Большая страна погружается в темные дебри скорби. Города, аулы, горы, сибирские селения, шахтеры Донбасса, бакинские нефтяники, колхозники Таджикистана, жители Алма-Аты, Сталинграда, Еревана. На многочисленных митингах и собраниях трудящиеся с мокрыми глазами дают клятву завершить великое дело строительства коммунизма, завещанное товарищем Сталиным.

Глава вторая — Сбор

На аэродроме члены ЦК деловито встречают правительственные делегации братских республик, компартий иностранных держав. Самолет за самолетом, рукопожатия, представительские автомобили, самолеты… Повторяемость включает ассоциацию с конвейером. Машина по приему гостей и организации похорон уже отлажена. Машинерия, суровая четкость в исполнении приказа, как известно, составная часть тоталитаризма — гитлеровского ли, сталинского.

Радио не замолкает, оно — главный источник нагнетания космического горя. «Нет здесь смерти, есть вечная жизнь! Бессмертье в коммунизме, к которому идем».

Изумляют подробности. Например, венки: из песчаных акаций, тюльпанов, магнолий, тяжелых колосьев пшеницы, нержавеющей стали, латуни и могучей бронзы дубовых листьев и желудей. Венки едут, летят, плывут со всей страны. После похорон им не хватит места на Красной площади.

Глава третья — Очередь

Она ползет от Курского вокзала по Садовой, поворачивает на Тверскую. Тверская от Белорусского вокзала до Пушкинской площади заполнена людьми. Грузовиками и плотными рядами военных ее сжимают, утрамбовывают, направляют. До Пушкинской она еще колышется. Ходит волнами, как море.

Эпизодов с давкой в фильме нет, либо уничтожены, либо спрятаны в спецархивах. Эксперты считают, что из всего гигантского корпуса снятого материала — работали десятки операторов по всей стране — осталось процентов шестьдесят. Думаю, попали в кадр и «нескорбящие», возможно, даже те шесть студентов, которые несли наперерез толпе гроб с телом выдающегося композитора Прокофьева. Но где искать эти кадры?

Глава четвертая. Колонный зал

Люди поднимаются по лестнице с драпированными красным шелком перилами и траурными цветами. Пытаются разглядеть божка, возлежащего в тропиках цветов, тонущего в них. Рядом с гробом — раздавленный, напуганный Василий Сталин, рука об руку с ним — Светлана Аллилуева с непроницаемым выражением лица. Слуги власти бдительно охраняют гроб, не подпуская «чужих»: новоиспеченный премьер Маленков, Берия, Молотов, Булганин, Каганович — в престижном первом ряду. Берия подозрительно посверкивает очками.

«Клянемся, — рвет душу радио, — что все наши помыслы принадлежат нашей Коммунистической партии». Шахтеры Донбаса верят, что именно Сталин зажигал звезды. Пионеры отдают честь у гроба. Иерархи подносят венок от православной церкви, которую Сталин уничтожал. На Кировском заводе начинается митинг.

Мимо гроба течет нескончаемая толпа.

Встревоженные и спокойные. Слезы на щеках женщин и мужчин, генералов, рабочих, артистов. Один — с театральным биноклем. Чтобы высмотреть. Запомнить. Похоже на причащение. Или на грандиозный, тщательно поставленный спектакль, который газета «Правда» назовет «Великим прощанием». Так же назывался документальный фильм-хроника 1953 года, который стал основой картины Лозницы.

Юмор возникает в самых неожиданных моментах. Например, портреты Сталина в разных республиках разные. Неожиданный в Белоруссии, здесь вождь — курносый белорус. А вот сосредоточенные творцы у гроба: художники вдохновенно рисуют портреты мертвеца, скульпторы лепят его, как живого. Первые поэты наперегонки сочиняют и зачитывают по радио страстные поэтические вирши во славу вождя. Завороженные — завораживают массы… до сегодняшнего дня. «Мы его, последний стон лелея, ощущать живым не перестали» (Вера Инбер). «Ваша жизнь, любое ваше слово — руководство к действию для нас» (Сергей Смирнов). «Да мужает твоя эпоха, простираясь из века в век» (Ольга Берггольц). «Нет слов таких, чтоб ими рассказать, как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин» (Константин Симонов).

Пятая часть. Красная площадь

Мавзолей уже с двумя именами: Ленин, Сталин.

Трибуна с почетными гостями: дипломаты, заслуженные и народные. На Мавзолее члены политбюро в пирожках, папахах, Берия в черной шляпе, на полшага впереди Хрущева. Здесь все роли расписаны. Распорядитель Хрущев открывает короткий митинг. Первое слово — Маленкову. Главные слова у Берии — призыв к бдительности, отпор врагам. «Партия еще больше сдвинет ряды…»

И снова портреты внимающих. Тысячи портретов. По всей стране гудят, воют пароходы, заводы, поезда. Вой обрывается минутой молчания. Замерли толпы людей, словно окоченели, то ли от горя, то ли от мартовского холода. Встали экскаваторы, трактора, станки, лесовозы и лесорубы с пилами. Над ними летит на стеле крана строгий портрет вождя: все ли горюют? Нет ли уклонившихся?

Любопытно, что во многих речах все чаще звучит слово «семья», «родное правительство». В этой многомиллионной семье мать — партия, отец — Сталин, который «в каждой кровинке, каждом вздохе». Вот и остался народ сиротой: «На кого ты нас покидаешь?»

Жанр фильма — весьма неожиданный. Колыбельная. Под музыку Блантера и стихи Исаковского страна баюкает свой уснувший народ и его отца-тирана: «Даст тебе силу, дорогу укажет / Сталин своею рукой. Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, / Спи, мой звоночек родной».

Кино Лозницы — о сне разума. О смерти эпохи, которая не умирает. О траурной черте, которую переступают миллионы, заколдованные и накачанные пропагандой, со страхом всматривающиеся в будущее и вновь переступающие черту…обратно.

«Государственные похороны» — исследование феномена взаимосвязи террора и иллюзии, непостижимой, исступленной привязанности к тирану, механизма и магнетичности мифотворчества. Готовности коллективного подсознания включиться эмоционально в идеологический заказ.

Три дня и три ночи шло прощание. Волшебное царство, потерявшее возлюбленного дракона, тосковало безутешно, хотя и не надо больше отправлять сыновей и дочерей на плаху.