Колонка · Политика

Между бунтом и апатией

Кремль разучился заниматься политикой, но и другим не дает. Что остается избирателям?

Кирилл Мартынов , редактор отдела политики
У Мосгоризбиркома. Фото: Виктория Одиссонова/ «Новая»
В 2011-2012 годах люди протестовали за честные выборы и сменяемость власти. Протесты последних лет были в основном посвящены вопиющим случаям коррупции и несправедливым уголовным делам. То есть тому, что государство некомпетентно, не справляется со своей работой и никого из граждан не представляет. В июле 2019 года градус политизации дошел в Москве до такого уровня, что люди готовы выходить на улицы ради того, чтобы их кандидатов допускали до участия в выборах. Причем речь идет о выборах в Мосгордуму, которые в предыдущие годы мало кого интересовали: рядовой житель Москвы вряд ли назовет имена хотя бы одного-двух столичных парламентариев.
Полицейские заграждения, за которыми, по мнению властей, должно существовать общество, постоянно передвигаются — за ними становится теснее. По ту сторону от заграждений существует уже в полном составе власть, ее чиновники и силовики, уважаемые люди «из команды» и все формальные политические институты, оставшиеся в стране. В России разворачивается беспрецедентный кризис политического представительства. Гражданам не просто настойчиво доказывают, что они должны смириться с тем, что во власти нет их делегатов. Когда кандидаты в депутаты Мосгордумы идут в избирком, чтобы доказывать, что подписи в их поддержку реальны, их бьют дубинками. Это значит, что нам предлагают принять следующий принцип:
сама мысль о несогласованном с властью политическом действии неприемлема и является преступлением, покушением на государственный строй России.
Заграждения, выстроенные для нас, в определенном отношении мешают самим властям. Уже невозможно, например, запустить туда, за заграждения к людям живого единоросса. Поэтому все провластные кандидаты в Москве играют в то, что они самовыдвиженцы. На старте кампании в Мосгордуму власти претендовали на то, что они большие политики и в их руках «технологии», например, такие как выдвижение артистов и спортсменов, анекдотические спойлеры для кандидатов и электоральный спецназ в лице «пранкера Вована».
Но сейчас выяснилось, что вся эта «тонкая политическая игра» с горожанами больше не нужна. Кто-то дал команду фас, и параллельно с обысками у активистов в Екатеринбурге, где общество будто бы отбило сквер, «неправильные подписи» были найдены у всех московских независимых кандидатов. Другими словами, правильные подписи в принципе могут быть только у тех кандидатов, кто заявил, что он «в команде».
Фантасмагорически выглядят истории людей, которые поддержали выдвижение кандидата, а теперь выяснили, что их, по данным МВД и Мосгоризбиркома, вообще не существует.
В мэрии и администрации президента определенно есть люди, которые понимают, чем может обернуться это окончательное решение политического вопроса, ведь избирателям оставляют выбор между апатией и бунтом. Вне зависимости от того, как принималось решение о полной отмене политической конкуренции в одном из крупнейших городов Европы, это кончится плохо. В Кремле больше не умеют и не могут заниматься политикой сами, но и другим не дают.
Так что в деградации российского авторитаризма начался новый этап. Если раньше предполагалось, что Кремль — это хитроумный модератор политической повестки, который раз за разом переигрывает всех своих конкурентов, то теперь зачищается все политическое пространство между руководством страны и аморфными массами граждан, которые иногда получают свое «представительство» в ходе «прямых линий». Политиком в большой стране может быть только один человек — президент.
Экономист Александр Аузан в предыдущем десятилетии любил рассуждать об общественном договоре, который связывает в России государство и общество. Предполагалось, что этот договор работает так: государство не мешает людям зарабатывать деньги, а граждане не оспаривают монополию чиновников на власть. Теперь этот общественный договор рвется с обеих сторон:
государство эффективно перераспределяет все ресурсы страны в свою пользу, но при этом не дает ни малейшего шанса избирателям влиять на этот процесс.
Социолог Симон Кордонский описывал такое положение вещей как сословное общество. А Навальный справедливо напоминает, что именно безымянные депутаты Мосгородумы утверждают гигантские столичные бюджеты.
Если попробовать найти во всем этом что-то позитивное, то таких вещей будет две.
1. Чувствительность граждан к ограничению своих политических прав постоянно растет, и пропорционально растет и число тех, кто готов к легальной политической борьбе за эти права. Хотя за пределами Москвы все это пока называется «неполитикой», как в Шиесе и Екатеринбурге. 2. Власти собрали настоящий конвейер по производству оппозиционных политиков федерального уровня. Любовь Соболь могла бы проиграть выборы в Мосгордуму по своему округу, но теперь, когда она не допущена к ним, каждый ее потенциальный избиратель знает, что она готова жертвовать собой и биться за их интересы. И сравнивать действия политика Соболь с тем, как ведут себя явные и крипто-единороссы.
обновление<br> &nbsp;
Избирком отказал Илье Яшину в допуске на выборы в Мосгордуму
И последнее: у кандидатов, которые все же зарегистрировались на этих выборах, но не потеряли совести, есть сейчас шанс на сильный политический жест: поддержать честные выборы для всех через угрозу снятия с кампании.
Пусть те, кто принимал решение об отбраковке подписей неугодных оппозиционеров, заседают в Мосгородуме в своем кругу. Будет по крайней мере понятно, что это за орган.