Плачущий на траве

Луис Суарес плакал, сидя на траве и натянув голубую футболку на голову. Голова его была опущена, во всей позе безутешное горе. Так плачут дети. Плакал мощный нападающий, обладающий прекрасным ударом с обеих ног, плакал 32-летний мужчина в расцвете жизненных сил, плакал потрясающий игрок, который дал нам своей игрой столько моментов счастья. Он не забил пенальти, и его Уругвай вылетел из Кубка Южной Америки.

А вокруг сидящего на траве Суареса стояли в круг болельщики с российских футбольных сайтов и гвоздили его. В мире обыденном и физическом они находились в ночной России и держали планшеты и смартфоны в руках, а в мире чудесном и волшебном они были на той стороне нашего шара, в раскаленной солнцем, политой обильным тропическим дождем Бразилии, и они стояли вокруг поверженного горем, упавшего на траву, рыдающего в футболку Суареса и сверху говорили ему:

- «Уругвай жалко. Этого ни капли». - «То орет, то кусается, то плачет, мерзкая, подлая девка». - «Суареса не жаль, какая-то карма же должна быть за все его поступки на поле». - «Поделом говну. Хнык-хнык». - «Можно бесконечно смотреть на текущую реку, горящий костер и плачущего Суареса». - «И тут симулировал». - «Самый мерзкий футболист из действующих».

Так непреклонно, строго и с великим презрением они говорили о прирожденном центрфорварде — ​редкость в наш век универсалов, умеющих играть на любом месте; о нападающем, сыгравшем сотни матчей в лучших лигах мира и забивавшим такие мячи, после которых хотелось встать и стоя приветствовать его. Все эти матчи и голы есть в статистике Суареса, но мертвая статистика не передает главного — ​его живой игры.

В Суаресе, что бы он ни делал на поле, всегда был стиль — ​высокий роскошный стиль нападающего, который не потерялся бы ни в каком времени. Он был бы хорош в эпоху индивидуалиста Ди Стефано, он не исчез бы рядом с пластичным Пеле, он был бы на месте в доброе старое время, когда в центре нападения играли исключительно мужики весом под сто кило, бившие пушкой, и сверкал бы и блистал в эпоху Круифа, потому что при всей своей пробивной мощи наделен тончайшим чувством игры, чувством ее движения и творения. Но ему досталась эпоха Месси — ​и не только эпоха, но и место в «Барселоне» рядом с Месси — ​и как же прекрасно прожил он эти годы, с каким тактом и с каким мастерством, не впадая в амбиции, но и не теряя себя, оставаясь жадным до голов ударным форвардом и одновременно играя на Месси и вместе с Месси.

Стиль Суареса — ​в движении его грузной фигуры, которая вдруг ускоряется так, что защитник кажется стоячим. Стиль его в резких виражах, которые он закладывает в штрафной, не сбавляя скорость, в таких крутых виражах и в такой решительной обводке, что хочется вскочить и крикнуть ему: «Браво, Луис! Браво, прекрасно, Луис!» И еще его стиль в ударах, я не могу смотреть без восторга на его выдающиеся, мгновенные и могучие удары, после которых мяч с силой влетает в сетку, всегда с силой, всегда неостановимо, всегда как ядро. Так бьет Суарес.

И в чем же они упрекали его, эти судьи со смартфончиками в руках, собравшиеся вокруг упавшего на траву героя? Они как будто специально ждали его промаха с пенальти, чтобы припомнить ему все. Укус Кьеллини. Да, он впился зубами в плечо итальянского защитника в той жестокой и отчаянной игре на чемпионате мира, где шла рубка тело в тело и кость в кость; в пароксизме борьбы, в ярости этой схватки он на мгновение превратился в зверя, который выгрызает камень на своем пути. Вы помните Кьеллини, высокого, костистого Кьеллини, воплотившего в себе всю вечную неуступчивость и твердость итальянской защиты, Кьеллини с залысинами и длинным носом? Кьеллини и был этим камнем, в который впились зубы маленького уругвайского мальчика, не умеющего проигрывать.

Мы не знаем, как это бывает, что взрослый мужчина, центрфорвард и герой сотен игр, вдруг, в какой-то момент отчаяния или бессилия, превращается в ребенка, которым движут подавленные комплексы и обиды трудного детства. Это не оправдывает его. Свое наказание он получил. Правду знает только врач-психотерапевт, который помог ему понять самого себя, избавиться от приступов ярости и слабости и обрести равновесие и самоконтроль.

Гану тоже припомнили ему, а как же. Ту самую игру на чемпионате мира с Ганой, где центрфорвард Суарес, движимый наитием, на 120-й минуте игры очутился в воротах своей сборной и спас их, отбив мяч рукой. Его удалили. Он плакал, уходя. Мы видели это, видели, как он шел вдоль поля, и мощные плечи его вздрагивали, и лицо было залито слезами. Он спас и погиб. Но Гана не забила пенальти. И теперь, когда прошло столько лет, ему, не забившему пенальти, конклав инквизиторов и кружок доморощенных знатоков буддизма издевательски сообщал, что это — ​карма, или наказание, или расплата за то, что он когда-то сделал с Ганой.

Дело не только в том, что те, кто в ночь игры Уругвая с Перу устроил суд над Суаресом, не понимают футбола, видят его поверхностно, не ощущают его глубины и сложности. Дело еще в подлой привычке карликов судить героев за их слезы и боль, за их совершенство и несовершенство.

Там, где человек умолкает при виде отчаяния, слез и боли другого человека, карлики возносятся из своей неполноценности. Им нравится судить героев. В руках у каждого из них ведерко помоев.

Есть люди холодные и безразличные от рождения, мелкие, как тарелка, которые живут в футляре и не способны выйти из него. Они не могут понять другой тип психики и другой способ жизни. Они, не вложившие в жизнь и миллионной доли той страсти, которую вложил Суарес, ни разу не получавшие по ногам от костолома-защитника, судят Суареса за то, что он падает и требует пенальти, но они не понимают, что он живет игрой, живет сердцем, живет болью, которую не умеет и не хочет скрывать. Он не с холодного севера, он с жаркого юга. Он не стоик, он артист. Он не кирпич, он живой человек в игре, и он плачет.