«Кто не уедет, тот умрет»

В Прионежский район, даром, что в 100 км от республиканской столицы, добраться непросто: дорога разбита настолько, что местами ее просто трудно назвать дорогой. Таисия Семеновна рассказывает: к авариям с участием редких автобусов давно все привыкли. Она и сама оказалась в таком ДТП, с тех пор один глаз почти не видит.

Таисия Семеновна вернулась в Прионежье, постарев. В дедовский дом в деревне с труднопроизносимым названием Каскесручей. Настолько большой, что как-то ухитрились разместить там на ночевку сразу 35 финских ученых, приехавших исследовать российскую Карелию. Каскесручей — самая экологически чистая точка на карте республики. Поэтому планам открыть карьер в 200 метрах от ее дома Таисия Семеновна активно воспротивилась. Как и почти все население района. В деревнях Каскесручей, Другая Река, Рыбрека, да и в соседнем Шелтозерском поселении люди, едва услышав о том, что уже в следующем году вокруг них появятся сразу девять карьеров по добыче диабаза и гравия, решили стоять до конца. Потому что семь действующих карьеров там уже есть.

В Прионежье живут вепсы — коренной финно-угорский народ. На свете их осталось пять тысяч. Большая часть — в Карелии. В 90-е здесь была национальная автономия — Вепсская волость. Тогда была воссоздана письменность, изданы словари. Когда дело дошло до собственного герба и программы социально-экономического развития, волость ликвидировали — в рамках муниципальной реформы начала 2000-х.

Теперь, чтоб доказать право на льготы коренного народа, местным жителям надо подавать в суд, каждому в отдельности.

— Я только слышала, что законами нам предоставлены льготы, но ни разу не видела, чтоб кто-то их получал, — говорит Елена Тимбаева, муниципальный депутат Рыборецкого сельского поселения.

Лена впервые пошла в политику на последних муниципальных выборах. Когда глава поселения объявила людям о планах минприроды республики открыть девять новых карьеров на территории поселения, Тимбаева направила обращение лидеру «Яблока» Эмилии Слабуновой и региональному уполномоченному по правам человека. Когда Слабунова подняла этот вопрос на заседании республиканского заксобрания, представитель минприроды ответил, что ни о каких промышленных разработках речь не идет. Пока.

Рыборецкое карьеры окружают полукольцом. С одной стороны добывают щебень, с другой — диабаз. При взрывных работах посуда звенит у деревенских на столах. Оставленная на ночь во дворе машина к утру покрывается слоем серой пыли.

— Вырубать лес на месте будущих карьеров стали еще в прошлом году. Говорили, что это какие-то изыскания, экологические расследования, — говорит Елена. — А 5 июня нас глава поселения собрала на общественные слушания, сказала, что минприроды просит нас проголосовать за открытие девяти карьеров. Мы проголосуем — они смогут участки выставить на аукционы. Люди проголосовали против. Но протокола мы не видели. На мой запрос выдать его — отказ. И вырубки леса никто не остановил.

Тогда жители поселения решили записать видеообращение к Путину и послать на «прямую линию». В назначенный час к собравшимся приехала полиция. По словам участкового, от главы района пришел сигнал о проведении несанкционированного митинга. Впрочем, полиция тоже была местной — разобравшись и вникнув, уехала.

— От нашей деревни Каскесручей до карьеров девять километров. Но когда с той стороны ветер, мы ощущаем пыль в воздухе. А как мы будем ее ощущать, когда карьер откроют в 600 метрах от нас? — спрашивает на записи видеообращения мужчина.

Нам говорят, рабочие места будут. А у нас и так все трудоустроены, нам больше не надо! — люди говорят один за другим, надеясь, что верховная власть услышит.

Но обращение вепсов в эфир «прямой линии» не вошло. Как, впрочем, и вопросы о свалке на Шиесе из соседней Архангельской области. Между тем всегда спокойный российский Север охватывает волна экологических протестов.

Люди, привыкшие терпеть, отказываются отдавать последнее — свои реки, озера и болота. Люди с окраины, привыкшие жить автономно от власти, не готовы позволять этой власти лишать их права на жизнь. Люди, чьи предки не знали крепостного права, не собираются отступать. Три дня спустя после протестов в Прионежье встал Сегежский район — там, на берегу Выгозера, собираются открывать межмуниципальную свалку.

Люди в Рыборецком тоже лишь на первый взгляд стоят за три-четыре свои деревни. На самом деле — за весь Север. Для пылеподавления породу в карьерах орошают водой. Стекает она, в конечном счете, в Онежское озеро, второй по величине пресноводный водоем в Европе, который и так ощущает колоссальную нагрузку на экосистему, ежегодно получая более 300 миллионов кубометров техногенных стоков от предприятий и коммунальных систем Карелии.

— На 105-м километре все обмывки с карьера идут в ручей, а дальше — в Онежское озеро, в нашу самую уловистую бухту. Там уже пятно на воде на несколько сотен метров, — говорит один из мужчин на записи видеообращения.

Анатолий Климов, председатель местного совета ветеранов, подтверждает: стоки организованы прямо в озеро, в промышленных масштабах. То ли еще будет. Бывший следователь, Климов уже изучил «место происшествия» — прошел по территории, которую хотят выделить под карьеры. Лес там на несколько гектаров вырублен вчистую. Не так, как рубят лесники или лесозаготовители. А это значит, добро на обустройство карьеров фактически уже выдали, иначе разрешения на рубки инвестор бы не получил и денег бы не тратил.

— Занимался я карьерами — знаю, как это делается, — говорит Анатолий Александрович. — Сначала идешь к главе района, договариваешься, он ставит подпись, потом к лесникам — они разрешают валить. Рассчитываешься лесом.

Из окон дома Елены Тимбаевой карьеры видны без всякого бинокля. Отвалы от горнодобычи составляют почти 90% от всей переработанной массы. Выход товарного блока — только 5–10%. Горы никому не нужного шлака постепенно окружают деревни и наступают на Онегу. Озеро тоже видно из окна. Только к нему больше не подойти. Берега отрезаны от дорог шлагбаумами и будками охраны. За ними — причалы, где камень грузят на баржи.

Камень вывозят и баржами, и самосвалами. Предупреждающие таблички «Работают БелАЗы» — то тут, то там. Машины окончательно разбивают дорогу, отрезая Рыборецкое от мира.

Таисия Агеева привязана к Рыборецкому корнями — в буквальном смысле. Несколько лет назад составила генеалогическое древо, которое уходит в историю до 1700 года. Все поколения жили в этих краях.

Елена Тимбаева говорит, что впервые стала запирать дверь дома — раньше это было не принято. А сейчас страшно за себя и за дочь. Лене недавно начали приходить странные сообщения от незнакомых людей: еще не угрожают, но уже дают понять, что Тимбаеву, скажем так, заметили. И запомнили.

— Господи, за что я воюю? — говорит она, как-то совсем невесело и устало.

— Ты воюешь за внуков, — авторитетно сообщает появившаяся во дворе Саша.

Спустя два дня после нашего разговора в Рыборецкое приехал Алексей Щепин, министр природных ресурсов Республики Карелия. Заявил, что работы по заявкам на девять карьеров приостановлены — с учетом мнения местного населения. Поверили люди власти? Не очень. Приостановлены — не значит запрещены. И вырубленный лес никто не восстановит.

Между тем стало известно, что чуть дальше в Прионежском районе, в местечке Орзега будет построен мусорный полигон мощностью 250 тысяч тонн в год. Люди готовятся к протестам.