«Лучше под дубинки, чем на свалку»

Лагерь на Шиесе — на краю Архангельской области, где строят свалку для захоронения столичных бытовых отходов, стоит с зимы. Строго говоря, вахта здесь появилась намного раньше — в формате наблюдательного пункта, но с декабря люди сделали ее круглосуточной. К этому лету выдержавший не один штурм лагерь стал небольшим городом-государством, живущим на демократических принципах и открытым для всякого, кто готов стоять против административной машины, ангажированных силовиков и больших денег, за которые чиновники продали заповедный кусок Русского Севера.

— У нас принято встречать и провожать, — говорит Сергей. Высокий и статный, он шагает на станцию и легко несет на плече здоровенный мешок со стеклом для отправки на «большую землю».

В лагере раздельный сбор отходов, пластик, металл, стекло, бумага, органика — все идет в разную тару, копится и вывозится на утилизацию. Люди, которые собираются прийти на эту землю со своим уставом, планируют привозить сюда несортированные, измельченные в труху и упакованные в пластик отходы. И защитники лагеря недоумевают,

— Здравствуйте, свободные северяне! — приветствует вновь прибывших архангелогородец Анатолий. Толя — каптер, его забота — обустройство новых обитателей палаточного городка, выдача спальников, сапог, теплой одежды. Вещи привозят такие же защитники Севера. В строгом порядке разложены овощи хлеб, тушенка, макароны, крупы, чай, сахар, медикаменты. «А вот пироги, а вот сахар, варенье привезли», — с поездом передают гостинцы, но самое дорогое — питьевая вода. В Шиесе нет родника, есть только многочисленные торфяные болота с медно-рыжей водицей. Ею умываются, моют посуду, ее греют в бане.

Торфяники да болота — под ногами чавкает, стоит сойти с тропы. Резко выделяется на этом фоне только огромная гора песка, привезенного для отсыпки стройплощадки. Стоя на ней, неделю назад записывал стендап московский журналист, сообщивший, что Шиес расположился сплошь на песчаном грунте, даже в ботиночках легких все обойдешь, непонятно, мол, что за провокаторы кричат про болота, в которых нельзя хоронить мусор.

Столичную прессу привозили на вертолете архангельские. Пресс-тур посвятили «открытию инфоцентра Шиес», в котором местные жители якобы могут задать любой вопрос строителям свалки или, если говорить языком официальным, «представителям инвестора». Инфоцентр — это палатка, которая стоит на территории стройки, ровно за объявлением, сообщающим, что дальше проход закрыт, опасная зона. В палатке сидит молчаливый чоповец — из тех, что не раз вступал в рукопашную с защитниками лагеря, и разложены типовые брошюры о прелестях полигона.

О том, куда жители окрестных сел должны будут бежать, чтобы не жить по соседству с мусорным саркофагом, на который ежегодно в течение 20 лет будут привозить по полмиллиона тонн мусора, в брошюрах не сказано.

Зато сказано, что для Ленского района закупят новые машины скорой помощи. Правда, не сказано, кто именно это сделает и когда, а равно — кто и когда должен построить обещанные начальную школу и спорткомплекс в Яренске, реконструировать там же водопровод и отреставрировать церковь «Спасс (именно так, с ошибкой. — Т. Б.) — Преображения». Там еще много туманных обещаний вплоть до ликвидации свалок Ленского района. Хотя во всех материалах и публичных выступлениях официальных лиц по поводу Шиеса четко сказано: мусор сюда повезут строго из Москвы, решение мусорной проблемы Архангельской области — совсем другая история.

Забавно и то, что открытие инфоцентра в напечатанном в брошюре плане работ стоит первым номером, а экологическая экспертиза проекта — последним. А до этого — ноль, как если бы на станции Шиес, кроме палатки с брошюрами, ничего и не было. Между тем с июля прошлого года здесь вовсю идет стройка. Но власти предпочитают не замечать очевидного — так же как безвестный корреспондент, заявивший, что на шиесском болоте никакого болота нет.

Не верь глазам своим: стоя на чавкающей земле, источающей ржавую жидкость, я читаю все в той же брошюре, что «ближайшие водозаборы подземных вод расположены вне зоны влияния проектируемого объекта». На карте хорошо видно, как ручей, протекающий от стройплощадки, впадает в приток реки Шиес, которая затем впадает в Вычегду, а та — в Северную Двину.

Людей привычно держат за дураков, рискуя заодно в этом же статусе выставить верховную власть: по данным наших источников,

Правда, жители области к Путину уже обратились: видеопослание размещено в интернете. На нем люди просят немедленно прекратить стройку в Шиесе и запретить импорт мусора в регион.

Волна многотысячных протестных акций в регионе не спадает. Кроме них посты «бессрочного протеста» стоят в Котласе, Архангельске, Сыктывкаре, Коряжме, Вологде…

В Котласе улыбчивая девушка Лена, смеясь, рассказывает, что на время празднования Дня России вахту на площади Советов попросили подвинуться, чтобы не портили настроение гуляющим. А снимать установленные «временные» ограждения так и не стали. Но люди все равно приходят. В Сыктывкаре участники бессрочки договорились совершенно законно выразить мнение в сам День России — все несогласные со стройкой на Шиесе вышли на народные гулянья, просто надев желтые жилеты. Их в Шиесе носят не в подражание французам, а чтобы не нарушать закон: без жилета по путям ходить нельзя, а посты протестующих расставлены по обе стороны колеи.

— Моя мама в Сыктывкаре уже привыкла, что в жилетах — наши, и стала сослепу махать парням из ДПС — они тоже в жилетах, — смеется Татьяна. Таня в лагерь приехала с двумя детьми. Ребятня вместе со взрослыми сажает деревья и поливает редиску и лук. Огород разбили по весне, а кедры, дубы и сосны сажают регулярно. На этом месте они росли всегда — пока приезжие строители не стерли с лица земли 40 гектаров тайги. Это только начало — разгрузочная площадка. Сам полигон займет не меньше 300 га. Он захватит и территорию старого Шиеса — поселка, из которого последний житель уехал 13 лет назад. Когда-то в Шиесе был лесопункт, 500 человек населения, несколько улиц. Их очертания еще можно распознать среди ивняка и берез.

Волонтер Андрей ведет для меня экскурсию, заодно оберегая от возможности провалиться в болотце. В зарослях видны остовы фундаментов, куски покосившихся заборов. Дворы можно заметить по густым кустам смородины, еще не одичавшей, да жирной ботве хрена, сопротивляющегося наступлению леса. Вот и все, что осталось от деревни, как у Бродского, «затерянной в болотах». На повороте стоит высокий поклонный крест, его еще прошлой осенью поставили защитники Шиеса, отчаявшиеся и уповающие только на Бога.

Но Бог, кажется, не слышит, и лик Нерукотворного Спаса на развевающемся на входе в лагерь стяге смотрит бесстрастно и равно строго и на строителей, и на протестующих, и на жидкие отряды полиции, дважды в день являющиеся в лагерь на предмет обнаружения непотребств и экстремизма.

— Да ты что, милый, я там ночую, — хохочет она. Татьяна до 2 мая о Шиесе не знала ничего, даром что до Эжвы меньше ста километров. Услышала о строящемся полигоне на митинге в единый день протеста, неофициально проходивший в России. И сразу собралась сюда. Сейчас она, как и все женщины в лагере, управляется на кухне. На самодельном очаге они в промышленных масштабах варят домашнюю еду. Готовят беспрерывно, и на большом столе всегда есть снедь для приходящих с дежурства на дальних постах. Дежурят добровольно, но строго по часам. О всяком непорядке по рации сообщают в лагерь. Непорядок — это, например, проведение на стройплощадке каких-либо работ. По всем документам и согласно телевизионным обещаниям заказчика стройки — ГОБУ «Московские автомобильные дороги» с 15 июня объект должен быть законсервирован для проведения экспертиз. Неофициально же паузу взяли, чтобы градус протеста понизился. Дескать, за несколько месяцев люди свернут лагерь и вернутся по домам. А там, глядишь, и начнется основная стройка. Если же народ не разойдется сам, возьмут измором: после 25 июня поезда вовсе перестанут останавливаться на станции, автодорог к Шиесу нет, а на технологическую трассу вдоль газопровода, которой пользовались раньше, теперь не пускают — стоит пост ДПС.

Череда новеньких оранжевых КамАЗов стоит на платформах, готовая к отправке, ее хвост теряется где-то на горизонте. Масштаб работ понять сейчас можно только по количеству техники: на саму площадку, где мы были еще весной, сейчас проход закрыт высоченным забором. Что, кстати, не вяжется с действующим законодательством, ведь по документам перед нами земли лесного фонда, где граждане могут беспрепятственно бывать. Но людей, пытавшихся в начале июня помешать возведению забора, били нещадно, не глядя на возраст и пол. Сейчас участников того побоища потихоньку сажают «на сутки» — суд назначает им разные сроки административного ареста. Понятно, что судят не полицию, не ОМОН и не ЧОП, из-под дубинок которых людей отправляли в больницы на носилках, а тех шиесских партизан, кто в момент столкновения попал в кадры оперативной съемки. Одной из активисток, Анне Шекаловой, на днях назначен уже третий подряд арест, суммарно она отсидит 15 суток.

Активистам суд назначает удивительные наказания — например, запрет на несколько километров приближаться к Шиесу и участвовать в мероприятиях, связанных с полигоном.

— Полиция у нас подчиняется «чопикам», — мрачно бросает кто-то за столом, за которым собираются на ужин обитатели лагеря.

— Лучше под их дубинками погибнуть, чем от этой свалки умирать, — звучит в ответ.

«Экотехнопарк», как официально называется шиесский полигон, тут называют новым Чернобылем. Здешние болота питают 8 рек, размещение 10 миллионов тонн мусора грозит медленной смертью не только экосистеме Поморья, но и северным морям. А «свалочный газ» — продукт разложения мусора — способен вызвать возгорание торфяников. Вблизи которых, кстати, проходит газопровод. Слова чиновников и коммерсантов ничего не стоят после того, как людям несколько месяцев кряду сообщали, что их опасения надуманы и никакого мусорного полигона на Шиесе не будет, а будет не то деревообрабатывающий завод, не то предприятие по переработке вторсырья, не то вообще ничего не будет.

Над палатками тем временем кружит запущенный со стройплощадки дрон, снижаясь над людьми и поднимаясь вверх, жужжа, как жирная муха. Люди смеются.

Вообще-то в лагере сухой закон (малейший запах спиртного служит основанием для отправки человека восвояси), каждому прибывшему разъясняется, что провокации строго запрещены, а полицейских, инспектирующих лагерь, традиционно приглашают к ужину. Те, правда, отказываются, но иногда соглашаются поговорить, когда скучают в ночных нарядах вокруг станции. Впрочем, иллюзий насчет этого перемирия никто не питает, и на одной табличке в лагере висит номер дежурного адвоката, на другой — права задержанных.

На случай штурма имеется набат, сооруженный из найденного в лесу куска рельса и молотка. Еще есть барабан — бочка из-под бензина и самодельные барабанные палочки. Но на территории партизан полиция пока ведет себя поспокойнее. В один из вечерних обходов кто-то из полицейских даже признался, что «приятно слышать музыку вашу». Музыки на Шиесе много. Из динамика с наклейкой «Нет московскому мусору» слышится то Цой, то ранний Гребенщиков.

— Если бы я сюда не приехала, мне нужно было бы просто уволиться. Иначе как смотреть в глаза ученикам? — просто объясняет Ольга Холодырева, учитель русского языка и литературы из Ухты. В Шиесе она впервые, выбралась на пару дней, нужно вернуться обратно в срок: дети сдают ЕГЭ. В школе Шиес никто не обсуждает — это далеко, это не с нами. А Ольга Николаевна, которая преподает исключительно по авторской программе и у которой дети в полном составе читают «Войну и мир», собралась и поехала сюда. У нее — питерская аспирантура, годы преподавания, в том числе в вузе, и нежная любовь к ученикам. Которых главное не ЕГЭ заставить сдать, а научить базовым понятиям — совесть и честь. Об этом она рассказывает, сидя у очага, наливая чай и нарезая хлеб.

— Наше государство настроено против человека — что полиция, что школа, что чиновники, — констатирует учитель Холодырева. И добавляет, что любое упражнение по грамматике можно составить из текстов, которые научат детей думать. А не только правильно писать «жи-ши».

Мимо на инвалидной коляске на электроприводе проезжает Илья. Илья здесь не впервые, он давний сторонник Шиеса, а еще — руководитель общественной организации, которая помогает бездомным. Здесь он так же, как и все, стоит на постах, и его возможности не ограничивает не только недуг, но и пересеченная местность, болота и бездорожье.

— Я никогда не была политическим человеком, — Татьяна, уютная, большая, веселая, душа лагеря, рассуждает о том, как мусорный полигон заставляет людей задумываться о происходящем в стране. — Я жила спокойно, главное, детей накормить. До марта и на Шиес не ездила. А теперь становлюсь политическим человеком. И не думайте, что я тут лидер или начальник. У нас нет тут начальников. У нас тут все равны.

И я начинаю понимать, отчего столь массовый человеческий протест чиновники много месяцев игнорируют. Ведь, в самом деле, пойди власть на прямой диалог в первые недели конфликта, история могла бы сложиться иначе.

Это оттого, что в Шиесе с каждым днем складывается все прочнее маленькая модель республики, где разные люди равны, где все уважают друг друга, а для исполнения законов, принятых сообща, не требуется силового принуждения. Модель государства, которая стилистически противоположна той, что выстроена в нашей большой стране. Признание ее органически неприемлемо для тех, кто посылает «космонавтов» против мирных жителей, которые пытаются защитить свою землю просто потому, что любят ее.

— Здесь собрались лучшие люди мира, — Владимир Политов начинает вечерний концерт. Володя — солист знаменитой сыктывкарской фолк-группы «Балалайка», в лагере он со всеми таскает воду и дежурит на постах, а вечерами играет для сограждан.

Волонтер Денис, прилетевший в Шиес из Барнаула, подключает усилитель. Из-под пальцев Владимира льется «Каприс» Паганини, который сменяется легендарным и разудалым хитом «Отавы Ё» «Скобари». Володя играет, покуда есть силы. Сквозь лагерь идет отряд полиции. Полицейские в тяжелых берцах шагают строем, снимая на видеокамеры лица участников и зрителей концерта. Володя поет казачью песню времен Гражданский войны о брате, который в пылу битвы зарубил брата.

На дальнем краю лагеря какой-то шум. Люди встревоженно вглядываются — и расслаблено выдыхают. Там двое полицейских помогают Илье, коляска которого забуксовала на крутом подъеме, переносят его через канаву. Идущий сквозь «концертную площадку» сержантик украдкой показывает большой палец музыканту Володе. На палатке рядом висит самодельный плакат с надписью «Любовь все победит».