Сюжеты · Общество

Рвы и РВИО

Эксперты Российского военно-исторического общества вновь пытаются доказать, что в урочище Сандармох захоронены останки расстрелянных финнами красноармейцев

Ирина Тумакова , спецкор «Новой газеты»
Памятник в Сандармохе. Фото: Ирина Тумакова/«Новая газета»
На пресс-конференции, созванной в РИА «Россия сегодня», Российское военно-историческое общество огласило наконец «итоги поисковой экспедиции в районе урочища Сандармох в 2018 году», а именно — результаты экспертизы найденных человеческих останков. Мы ждали этого восемь месяцев. Военных-историков выводы экспертов убедили, что в Сандармохе пленные красноармейцы, а не жертвы советских репрессий. Объясняем, почему всем остальным наблюдателям те же экспертизы рассказали совсем о другом.
Напомним, что место массовых захоронений обнаружили в 1997 году в урочище Сандармох в Медвежьегорском районе Карелии сотрудники общества «Мемориал», в частности — его карельский представитель Юрий Дмитриев. Там захоронено больше 6 тысяч советских политзаключенных, расстрелянных с 1934 по 1941 год. С 2000 года урочище находится под государственной охраной. В 2015 году Сандармох получил статус памятника культурного наследия.
А в 2016-м Российское военно-историческое общество (РВИО) начало предпринимать попытки доказать, что в Сандармохе похоронены не жертвы сталинских репрессий, а красноармейцы, расстрелянные финнами в период оккупации Карелии. Поэтому, говорили деятели РВИО, там надо поставить памятник солдатам, а не политзэкам. Ну, соглашались они, пусть будут оба памятника.
— Если мы поймем, что там (в Сандармохе.И.Т.) захоронены советские военнопленные, красноармейцы или партизаны, мы рассмотрим возможность установки памятника или обелиска, — объявила пресс-секретарь военно-исторического общества Надежда Усманова.
Нечто похожее РВИО проделало, например, в 2017 году в Катыни: на месте расстрелов польских офицеров поставили стенды в память о погибших красноармейцах. И акценты сразу сместились.
В августе-сентябре 2018 года экспедиция военно-исторического общества провела раскопки на территории урочища Сандармох в Карелии. Поисковики эксгумировали пять скелетов — три в одной яме, по одному еще в двух. И тогда же, не дожидаясь экспертиз, объявили, что это наверняка военнопленные, потому что — видите зеленоватые куски, налипшие на кости? — людей хоронили в шинелях и валенках. А заключенных, как известно, закапывали раздетыми. Две пули и две гильзы, найденные там же, с ходу определили как патроны к маузерам, которых, как известно (так сказал представитель РВИО), на вооружении у НКВД не было. Но зеленоватые куски были больше похожи на землю и мох, а маузер в НКВД на самом деле был «любимым» оружием. И тогда РВИО сказало: давайте дождемся экспертиз.
Судебно-медицинские и баллистические экспертизы, как выяснилось теперь, были завершены еще в октябре 2018 года. Но военно-историческое общество почему-то не спешило публиковать результаты. Наконец, по прошествии еще полугода, они созвали журналистов.
«Одежда, обувь, стельки валенок»
Среди участников пресс-конференции не оказалось участников раскопок. Но присутствовал автор гипотезы о похороненных красноармейцах — профессор Петрозаводского госуниверситета Сергей Веригин. А также: пресс-секретарь РВИО Надежда Усманова, советник председателя Андрей Назаров, министр культуры Карелии и одновременно председатель регионального отделения РВИО Алексей Лесонен и замначальника управления Минобороны по увековечению памяти погибших Валерий Кудинский. Дата, когда они уже наконец расскажут об экспертизах, была выбрана с глубоким смыслом: 10 июня 1945 года Красная армия начала Выборгскую наступательную операцию на Карельском перешейке.
Надежда Усманова, Андрей Назаров и Алексей Лесонен. Фото: Ирина Тумакова/«Новая газета»
— На мой взгляд, экспертиза в какой-то мере подтверждает нашу научную гипотезу, что наряду с политическими заключенными в районе Сандармоха были захоронены и погибшие советские военнопленные, — объявил профессор Веригин. — Одежда, обувь, стельки валенок говорят о том, что вряд ли это были захоронения политических заключенных. Может быть, это были партизаны. Или местные жители оккупированного Медвежьегорска, которые сотрудничали с партизанами, с подпольщиками. Но, так или иначе, это тоже укладывается в нашу версию о том, что это могли быть жертвы войны в 1941–1944 годах.
Как установили эксперты, в первой яме найдены останки троих мужчин. Один возрастом 41–53 года, ростом 167–177 см; другой — 41–50 лет, 163–176 см; третий — 23–33 года, 169–183 см. В черепах обнаружены отверстия, образовавшиеся «в результате выстрелов из ручного огнестрельного оружия пулевыми снарядами». По расположению входного и выходного отверстий в первом черепе можно установить: в человека стреляли «снизу вверх, несколько справа налево и спереди назад относительно вертикального положения тела пострадавшего». На обломках второго черепа сохранилось только выходное отверстие «в левой теменной области». В третьего стреляли, по выводам эксперта, «сзади вперед, снизу вверх и незначительно справа налево» пулей 9-миллиметрового калибра (среди находок РВИО такой нет). Еще один мужчина, во второй яме, 20–30 лет, ростом 173–181 см, тоже был убит выстрелом снизу вверх и спереди назад. Больше ничего об этих останках и о том, как погибли люди, сказать уже невозможно.
В третьей яме были останки женщины 31–40 лет, ростом 155–163 см. Входная огнестрельная рана, обнаруженная на черепе, причинена «одним выстрелом из ручного огнестрельного оружия, снаряженного пулевым снарядом, в состав которого входил никель».
Череп с пулевым отверстием. Фото: Ирина Тумакова/«Новая газета»
Журналисты спросили профессора Веригина, откуда взялись данные об одежде и обуви. Попросили зачитать отрывки экспертиз, где фигурируют стельки валенок.
— Там достаточно объемный материал, — быстро вмешалась пресс-секретарь РВИО. — Мы не будем зачитывать все данные экспертизы.
Отвлечемся от пресс-конференции и возьмем заключения судебных медиков. В них нет ни слова об одежде и обуви. Упоминаются «пласты грунта, проросшие корнями различных растений», «грунт серо-коричневого цвета», «обильные наложения частиц грунта», «частичное прорастание растительности» — и ни одного клочка валенка.
Никель
Выводы баллистической экспертизы профессор Веригин огласил очень точно.
— Найденные пули и гильзы принадлежали пистолетным патронам 7,64х25 мм — пистолет «Маузер», 7,65х17 мм — пистолет «Браунинг», — зачитал он. — В России пистолет «Маузер» был довольно популярен во время Гражданской войны и закупался в СССР уже в 1926–1930 годах. Но и в Финляндии в 1917–1918 годах также закупался маузер этой же марки у Германии, оружие использовалось и финским войсками во время Второй мировой войны.
Гильза от маузера, найденная в Сандармохе. Фото: Ирина Тумакова/«Новая газета»
Пули, получалось, не подтверждали ни одной версии. Но профессор не упомянул одной мелкой детали из экспертизы — фразы о том, что в состав «пулевого снаряда», убившего женщину, «входил никель». «Новая» обратилась к независимому эксперту — историку, специалисту по огнестрельному оружию Семену Федосееву. По его словам, в годы Второй мировой войны никель при производстве пуль не использовался. Он был для этого слишком редким и дорогим.
Поэтому в женщину, как считает историк, стреляли либо до 1939 года, либо после 1945-го. Это выходит за временные рамки финской оккупации.
— Кроме того, поисковиками обнаружено еще несколько интересных вещей отдельно от этих скелетов, — добавил профессор Веригин. — Это банки из-под кофе, саквояжи, посуда со шведским языком. Явно эти вещи не принадлежат расстрелянным в 1937 году заключенным.
Он предложил свою версию происхождения артефактов: вещами «финны обменивались с военнопленными». Что военнопленные могли предложить взамен — не сказал. «Новая» следила за прошлогодними раскопками РВИО: на глазах у журналистов, во всяком случае, никаких саквояжей и банок из-под кофе никто из-под земли не доставал.
— Об этом мне сообщили поисковики, — растерялся профессор в ответ на вопрос.
Профессор Веригин сообщил, что некоторые ямы, где, как считалось, захоронены жертвы репрессий, оказались пустыми.
— Их современным оборудованием проверили, — добавил Веригин.
Профессор Веригин. Фото: Ирина Тумакова/«Новая газета»
Повторим, «Новая» следила за раскопками. Их участники признавали, что не брали с собой георадары, а «современное оборудование», которым они пользовались, представляло собой металлические щупы. И мы хорошо помним «показательное выступление», устроенное поисковиками РВИО в Сандармохе специально для журналистов: выкопав яму в произвольном месте в лесу, они показали, что, мол, вот — нет тут никаких репрессированных. Хотя никто и не говорил, что в Сандармохе кости лежат на каждом шагу, где ни копни.
«Это научная гипотеза»
Таким образом, экспертиза, на которую РВИО так рассчитывало, ни на шаг не приблизила его к версии профессора Веригина. Но можно ведь обратиться к архивам. Именно так устанавливал места захоронений «Мемориал». И сама версия Веригина основана на архивах — показаниях пленных, которых допрашивал СМЕРШ.
— Немножко странно, когда начинают задавать вопросы в отношении документов НКВД, — заметил Веригин, отвечая на очередной вопрос. — Почему одни документы вы считаете правильными, а другие нет?
Документы НКВД, которыми оперирует профессор, никто не считает «неправильными». Но из них лишь следует, что 6 бывших советских концлагерей, приспособленных финнами во время оккупации для содержания пленных, были разбросаны по всему Медвежьегорскому району. Слова «Сандармох» в протоколах нет.
— Это научная гипотеза, — объяснял Веригин год назад. — На территории Медвежьегорского района не было более удобного места для захоронений.
Экспертиза не добавила ничего к его гипотезе. Он снова повторял, что Сандармох был самым удобным местом. Поддержал его со знанием дела генерал-майор Кудинский: нет, сказал он, в том районе удобнее места для массовых захоронений. И добавил, что сам бывал в Карелии. В 1980-х годах.
Ближайший из бывших финских лагерей — в 6 километрах от Сандармоха. Война, кругом идут боевые действия, дорог нет, тропинки в лесу разворочены.
А финским палачам надо было везти убитых непременно в Сандармох, рискуя попасть под огонь? А сотни умерших от голода и болезней они тоже возили в тех условиях ради «удобства»?
Научный сотрудник Национального архива Финляндии, профессор Дмитрий Фролов (на пресс-конференцию приглашен не был) рассказывал «Новой», что финны действительно за время войны расстреляли, по разным данным, от 700 до 1200 советских пленных. Тела они закапывали рядом, в лагере. Почему же РВИО и профессор Веригин не начали проверять гипотезу с бывших лагерей? Там же наверняка при раскопках найдутся погибшие красноармейцы. Разве памятные знаки на местах их гибели не уместнее, чем в Сандармохе, связанном с советскими, а не с финскими репрессиями?
— Экспедиция выезжала и в другие места Медвежьегорского района, — ответила Усманова. — Места боев, линии обороны, места укреплений.
При чем здесь места боев, если мы говорим о пленных?
— Я абсолютно не исключаю, что рядом с лагерями тоже могут быть захоронения, — примирительно добавил профессор Веригин. — Эта работа тоже нужна.
Почему начали не с «этой работы», а с Сандармоха?
— Согласно плану экспедиции на территории Республики Карелия, — процедила Усманова.
«Ни одного документа не представлено»
Все участники конференции говорили о том, что экспедиции в Сандармох еще будут. Для большей объективности — с участием финской стороны.
— Могу вам доложить, что мы провели переговоры с финской стороной, — объявил профессор Веригин. — Командир поискового отряда Пекка Мойланен выразил желание, согласие принимать участие в экспедиции.
С помощью финских коллег «Новая» обратилась к господину Мойланену с вопросом, действительно ли он готов работать с российскими поисковиками в Сандармохе, искать красноармейцев, расстрелянных финнами?
«Информация не соответствует действительности, — ответил Пекка Мойланен. — Мы работаем с русскими поисковыми отрядами только в регионах Алакуртти, Салла, Канталахти».
Пока известно, что и экспедиция-2018 проходила при странных обстоятельствах. Ни в прошлом году, ни теперь РВИО не смогло предъявить ни одного документа, разрешающего раскопки на территории памятника культурного наследия. А статус объекта, согласно закону, предполагает оформление массы бумаг — проектов, экспертиз и согласований. Прежде представители РВИО уверяли, что раскопки не велись на территории самого памятника. Однако «Новая» еще тогда фиксировала геолокацию каждой выкопанной ямы: все они оказались именно в границах урочища.
Депутат Законодательного собрания Карелии Эмилия Слабунова трижды направляла запросы в прокуратуру — республиканскую и генеральную.
— Но ни одного документа не было представлено, — сказала она на пресс-конференции. — Никто не видел ни одного документа.
В феврале этого года Слабунова посылала запрос уже в само военно-историческое общество. Просила сообщить о результатах экспедиции 2018 года. По состоянию на начало июня ответа нет.
— Очень сожалею, но к нам не приходил этот запрос, — очень правдоподобно расстроилась Усманова. — Не знаю, по какой причине произошел сбой.
Как будут оформляться документы для предполагаемой будущей экспедиции — непонятно. На пресс-конференции министр Лесонен заверил журналистов, что никто не планирует ради упрощения поисковых работ понижать охранный статус Сандармоха как памятника. Однако Эмилия Слабунова передала «Новой» копию письма главы Карелии Артура Парфенчикова на имя главы президентского Совета по правам человека Михаила Федотова. В нем сказано, что памятник регионального значения Сандармох «полностью соответствует виду объектов культурного наследия «достопримечательное место». Это означает, что охранный статус Сандармоха все-таки может быть понижен.
Памятная доска в Сандармохе. Фото: Ирина Тумакова/«Новая газета»
В прошлом году, как уверяли военные-историки, работы начинались не по их инициативе, а по просьбе Медвежьегорского краеведческого музея, на чьем балансе находится Сандармох. Директор музея Сергей Колтырин будто бы направил запрос в республиканское министерство культуры, просил «установить границы захоронений». А уж там позвали на помощь РВИО и его поисковиков. Министерством культуры республики и региональным отделением общества, напомним, руководит один человек — Алексей Лесонен.
Сам Колтырин рассказывал «Новой», что вовсе не просил тревожить Сандармох.
— Инициатором раскопок было министерство культуры Карелии, — говорил он в прошлом году. — Они обратились ко мне с письмом, чтобы я подготовил обращение: определить границы захоронения. Хотя у нас есть документы по границам, границы были определены еще в 2001 году.
Колтырин добавил тогда, что не верит в версию об узниках финских лагерей. Но спорить с начальством не хочет. «Я боюсь судьбы Дмитриева», — признался он.
Историк Юрий Дмитриев с 2016 года находится под стражей, его обвиняют в педофилии. Вскоре после раскопок Сергею Колтырину предъявили ровно такое же обвинение. В Сандармохе были два человека, которые могли отстаивать его с документами в руках. Оба нейтрализованы одинаковым способом. Опровергать военных-историков теперь некому.