Крысиный король с тягой к искусству

Накануне войны, которая назревает на мосту Дружбы между Нарвой и Ивангородом, ставится безумный эксперимент. Людям пересаживают звериные головы — ​барсука, лисы, кабана и др., а человеческие головы — ​крысам, якобы способным пережить атомный взрыв. Художественному же руководителю местного театра — ​главному объекту сатиры в романе — ​достаются ягодицы. С ними вместо головы он продолжает руководить учреждением. С неизбежностью оно попадает в круговорот невероятных событий, рассказ о которых и составляет прихотливый сюжет книги. Главная героиня зовется Еленой Скульской (альтер эго автора), и она пишет свой «Театральный роман», но только не про великий МХАТ, а про утлый мирок условного театра в условной стране. Конечно, особо догадливые легко заподозрят в нем Русский театр Эстонии в городе Таллине эпохи правления режиссера Филиппа Лося, но для непосвященных это скорее рассказ в духе странницы Феклуши о «земле, где живут люди с песьими головами». Правда, Феклуша из «Грозы» Островского знала о ней понаслышке, а вот живописание Скульской укреплено ее личным опытом. Опытом сокрушительным, поскольку приход нового художественного руководителя вынудил автора уйти из любимого театра: «Под еще большим секретом мне рассказали, что в театре готовится собрание, уже розданы роли и проходят репетиции, на собрании меня решат скормить желудевским свиньям. Тысячу раз извинившись и проявив максимальную деликатность, добрый директор Маргус попросил меня отредактировать сценарий собрания, чтобы мне взойти на эшафот Марией Стюарт, а не какой-то Марией Драй, которая никто и звать никак». Однако нет худа без добра: потеряв театр, героиня обрела пронзительное видение и, избавившись от оков корпоративной этики, дала волю иронии и сарказму. Умело вывернув наизнанку хорошо знакомую материю театрального быта, расшила ее ситуациями, обнажившими характеры бывших коллег. И это точно не обиженное сведение счетов, а изощренная сатира, умелое переплетение бурлеска, гиньоля, пародии, карикатуры: «Тут уже и сам Ось понял, что смешно называть малый народ великим и приписывать величие его языку. «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей неопределенной родины — ​ты один мне поддержка и опора, о малый, слабый, лукавый и рабский русский язык! Не будь тебя — ​как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан малому народу!» Смех — ​оружие безотказное, и писатель умело пользуется им, метко стреляя в особо циничных и продажных.

Если классические реалисты погружали читателя во внутреннюю жизнь героев, чтобы показать ее сложность, то здесь поток сознания персонажей проявляет ее ничтожность. История души главного злодея травестируется, сводясь к грубым физиологическим процессам; лицемерие и равнодушие к искусству оттеняются пристрастием к возвышенной лексике (в особо ответственных случаях — ​патриотической).

Елена Скульская не скрывает, что в этот отчаянный балаган ее загнало предательство тех, кого она считала друзьями. Она и подумать не могла, что хорошая знакомая предаст гласности ее частное письмо, настроив против нее и так взнервленное общество: «…Тухфильд, Гранькина и многие-многие другие по поручению Каллика развозили мое письмо, адресованное лично Лайне Кааликас, по городу, предлагая ознакомиться с ним всем желающим. Лайне, сидя в Брюсселе, горевала: «Марию уже не спасти… Я ее погубила, но такова политическая жизнь во всем мире». Политическая жизнь в Морской державе с болезненной дистанции изгнания и одиночества героине видится особенно остро. Рискуя навлечь на себя гнев коренных жителей, она высмеивает благолепную картинку Морской державы, которую в романе малюют особо бездарные персонажи. С «сентиментальной мечтой о добрых отношениях между государствами» бесстрашно разоблачает новые мифы Морской державы, касаясь реальных проблем реальной страны, которым сочувствует. В отличие от первой части дилогии «Пограничная любовь», переведенной на эстонский язык и награжденной премией Капитала культуры, «Самсон выходит из парикмахерской» издан пока только на русском, вероятно, поэтому возможный скандал еще впереди. Обескураживающий опыт, так откровенно пережитый в повествовании, поставил писателя на грань миров, место довольно некомфортное. Правда, есть утешение: не принадлежа ни к одному из миров безраздельно, она обрела свободу, без которой не написать этого романа — ​злого, веселого, изобретательного, в общем, такого, который читателей не оставит равнодушным.