За три дня до отъезда в экспедицию у командира поисковиков Галины Гарибян мало времени на общение с корреспондентами. Подстерегаю Галину Ивановну на проходной правительства, где только что закончилось совещание по «Бессмертному полку». «Мне нужен был военком, — объясняет Галина Ивановна, на ходу застегивая пальто. — Два пустых ящика из-под снарядов выпросила, хлеб и крупу туда положим».

По дороге к машине командир рассказывает последние новости. Вчера мясокомбинат привез тушенку, колбасу и 16 больших упаковок сосисок, хватит на половину вахты. Сегодня областное министерство молодежи согласилось выделить 50 тысяч рублей на аренду микроавтобуса — и стало ясно, что экспедиция состоится. На бензин уйдет около 40 тысяч рублей, еще столько же — на закупку продуктов. Эту сумму вскладчину собрали учебные заведения, в которых учатся бойцы поисковых отрядов, и предприниматель из Балашова, пожелавший не называть своего имени.

Как объясняет Гарибян, сбор средств на поездку — всегда остросюжетная история. Еще вчера в бюджете зияла дыра, и учительница храбрилась: «Если денег не дадут, мы все равно уедем — сниму с книжки похоронные!» — кричала она в телефонную трубку. В итоге удалось обойтись меньшими вложениями: Галина Ивановна купила два обогревателя для палаток и взяла из пенсии 10 тысяч рублей — на непредвиденные случаи.

В экспедиции 17 человек. Офицер запаса Петр Корнейчук, прошедший Афганистан и Чечню, — главный специалист по разминированию. Владимир Прокаев, преподаватель железнодорожного техникума, и его студенты. Илья Демин, организатор поискового отряда при хвалынском агропромышленном лицее, с учениками — они едут на раскопки впервые. Третьекурсник Дионис Шкрябин, командир поисковиков из аграрного университета, с однокашниками. Алексей Булгаков, методист балашовского центра дополнительного образования, и его воспитанники. «Обычно я девчат не беру. Но вот из Балашова едет паренек, а его младшая сестра — в слезы, тоже просится. Вообще-то она и лопатой может работать, но я ей сказала: возьму при одном условии — будешь помогать чистить картошку на весь отряд».

Нынешней весной вахта проходит в Демянском районе Новгородской области. Здесь весной 1942 года погибла 2-я маневренная воздушно-десантная бригада из Саратовской области. В бригаду набрали студентов-лыжников. Подготовка была короткой: от формирования подразделения до отправки на фронт прошло около двух месяцев.

Бригада должна была взять станцию Лычково. Саратовцев ввели в Демянский котел в середине марта. Шли на лыжах, на волокушах везли трехдневный паек и минометы-лопаты калибра 37 мм (в разложенном состоянии из них стреляли, в сложенном — ими копали). Тяжелого вооружения не было совсем, что оказалось непоправимой ошибкой. «В этом районе были сосредоточены немецкие танки, самоходки и бронеавтомобили, находились склады оружия, провианта и даже что-то вроде санатория, куда солдаты вермахта приезжали на неделю отдохнуть с передовой», — рассказывает Галина Ивановна.

Бригада, состоявшая из вчерашних студентов, погибла в течение двух недель. Судя по спискам в архиве Минобороны, прорваться к своим смогли около тысячи человек из 3200.

По официальным донесениям, хранившимся в архиве, они были похоронены у станции Лычково. В действительности кости лежали в лесу вдоль железной дороги.

Нынешней весной саратовцы намерены найти полевой госпиталь. «Десантники трое суток шли по мокрому снегу глубиной больше метра. Из-за того что ночью температура резко падала, многие получили обморожения. Перед атакой на станцию 37 больных и раненых оставили под охраной саперного взвода у деревни Жуки. И вот этот госпиталь пропал. Свидетелей нет, глубинного металлоискателя нет, крутимся на этом месте и никак не нащупаем!» — с досадой машет рукой Гарибян.

Вторая цель — братская могила 280 десантников. «По донесениям, они погибли у деревни Заболотье. Но очевидцы утверждают, что бой шел у соседней деревни Грязной Новинки. Мы нашли бабушку, которой в 1942 году было семь лет. По ее словам, все поле было усеяно телами солдат в белых халатах. Куда они делись? Возможно, тела сбросили в воронку».

В экспедицию берут с собой генератор, бензопилу, лопаты, палатки. Количество вещей ограничено размерами микроавтобуса. Как и в прошлом году, лагерь разобьют в Грязной Новинке. В первую очередь ставят командирскую палатку — потому что она самая большая, туда можно спрятать продукты от дождя. Защита от сырости в болотистом лесу — основная задача: под палатками делают древесный настил, над лагерем натягивают тент.

У поисковиков есть газовая плита за 2500 рублей, купленная за счет президентского гранта, и баллон за 900 рублей (это уже за счет пенсии Галины Ивановны). На завтрак командир варит ребятам кофе, кашу. Делает бутерброды — ими пообедают в лесу, не уходя с раскопа. «Зато ужин у нас королевский: салат, первое, второе, третье, оладушки, пирожки». Объем нарезанного оливье командир измеряет ведрами. Для приготовления горячих блюд используется 13-литровая кастрюля.

Костер служит больше «для души». «Правда, гитарист наш, который ездил на вахты много лет, сейчас на заработках в Гонконге, играет там на улицах. Это для нас большая потеря. Уже вторая. Первая — моя дочка Сусанна. Она с детства ездила с нами, пела и играла, но теперь ей нужно зарабатывать деньги на ипотеку», — разводит руками Галина Ивановна.

Подъем в лагере в 8.00. «На раскопки выходим, когда упадет роса, иначе ребята промокнут, и толку будет мало. Копаем до 19.00, чтобы вернуться в лагерь засветло. Волчьи следы в лесу попадаются внушительные».

Конкретное место ищут, сопоставляя сведения из архивов и рассказы очевидцев.

— говорит Гарибян.

Землю обследуют металлоискателем и металлическими щупами. «Лопатами снимаем грунт до останков. Это болото, поэтому надо быстро вычерпывать жидкую грязь ведрами. Раскладываем кости на земле в анатомическом порядке, оформляем протокол подъема. У нас есть неписаное правило — не фотографироваться с черепами. Это же не трофей, а человек». Найденные останки сдают в администрацию. В перезахоронении поисковики в большинстве случаев не участвуют. «Обычно церемонию приурочивают к датам — 9 мая, 22 июня. У нас нет денег, чтобы приехать».

Спрашиваю, о каком оборудовании они мечтают. Галина Ивановна отвечает по-военному четко, выстраивая заветные желания от дешевого к дорогому: поисковикам нужна палатка для кухни (от 3 тысяч рублей), GPS навигатор (от 18 тысяч) и глубинный металлоискатель (от 100 тысяч рублей).

Забытых бойцов Великой Отечественной Галина Ивановна ищет с 1963 года. В школу, где она училась, обратилась Евдокия Бершанская — командир 46-го гвардейского Таманского ночного бомбардировочного полка. Летчица рассказала, что дала клятву разыскать места гибели «ночных ведьм» и похоронить их, и пригласила школьников в экспедицию.

Десять лет спустя, став учителем истории в энгельсской школе №4, Гарибян организовала кружок красных следопытов.

С середины 1990-х энгельсский поисковый отряд «Искатель» работал в Мясном Бору, где в 1942 году полегли 57-я, 53-я и 59-я стрелковые бригады, сформированные в Саратовской области.

Большинство обнаруженных останков остаются безымянными. «В военкомате человек сдавал паспорт и получал взамен справку о призыве в ряды РККА. Прибыв к месту службы, он сдавал справку и должен был получить медальон. Но этих медальонов не хватало. Их не подготовили в достаточном количестве к началу войны, а имевшиеся не успевали выдавать. В Новгородской области подняли целое ведро пустых капсул, не дошедших до солдат, — рассказывает Гарибян. — Некоторые бойцы использовали вместо медальона гильзу. Мне встречался пенальчик, выточенный из дерева. Но вложенные записки с личными данными в таких условиях сохраниться не могли. Солдаты выцарапывали свои фамилии на ложках. Но адрес там уже не умещался».

У Федора Глущенко, найденного под Старой Руссой, медальон был. В нем сохранилась записка с указанием адреса в селе Карпенки Краснокутского района. По архивным данным, старший сержант участвовал в Финской войне. В 1941-м был снова призван, пропал без вести в апреле 1942-го. «У нас не было пропавших, были предатели», — коротко говорит Галина Ивановна (пропавшим без вести считался ее родной дед, выяснить судьбу которого удалось только в 2009 году).

Заметку о Глущенко напечатали в районной газете. «Однажды на уроке в класс постучала завуч. Попросила меня выйти по срочному делу. В коридоре школы ждали мужчина и две женщины — специально приехали за 100 километров, чтобы поблагодарить поисковиков за отца».

Всего у старшего сержанта было пятеро детей. Его жена была из немцев Поволжья. Все немецкое село выселили в сентябре 1941-го, оставив только ее с детьми, поскольку глава семьи был украинцем. «После того, как пришло сообщение о его безвестном исчезновении, женщину начали травить. Не давали ей работы. Местный милиционер приходил к ней домой, угрожал пистолетом. Женщина умерла, так и не узнав, что Федор погиб геройски: его подняли на боевой позиции с гранатой в руке», — рассказывает Гарибян. Детям Глущенко передали найденные при нем патрон и ложку.

В прошлом году в Ярцевском районе Смоленской области местный отряд «Штурм» поднял останки красноармейца Федота Селиверстова. Кроме фамилии в медальонной записке сохранилось название родной деревни бойца — Бутурлинка Екатериновского района. «Смоленские поисковики вышли на нас. Я позвонила в районную администрацию, командирским тоном объяснила: найден земляк, помогите установить родственников, — вспоминает Гарибян. — Нашли внука, он работал ветеринаром, вырастил четверых детей. Я ему говорю: «Александр Иванович, не хотите поехать с нами на раскопки?» Он попросил соседа помочь жене с коровами и поехал. Сказал, что хочет отдать за Бутурлинку долг всем солдатам, которые еще лежат в лесу».

По окончании вахты останки Федота Протасовича перевезли в Бутурлинку. Чиновники настаивали, чтобы похороны состоялись как можно скорее — иначе начальству, желающему участвовать в церемонии, пришлось бы ехать в отдаленную деревню в выходной. Но Александр Иванович решил, что хоронить будут, как положено по обычаю, на третий день. Соседи сами выкопали могилу на сельском кладбище, рядом с надгробиями родственников бойца.

Федот Селиверстов ушел на фронт в 35 лет. В июле 1941-го пропал без вести. В начале 1942-го был призван его сын Иван. Он участвовал в Сталинградской битве, после войны вернулся в родное село.

Александр Селиверстов привез домой медальон и саперную лопатку деда и обещал со временем передать их сыну, которого тоже зовут Федотом.

По закону «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества» вопросами погребения должны заниматься муниципальные власти. Но сельских бюджетов хватает максимум на оркестр и помощь в организации поминок.

У Галины Ивановны скопились три папки писем с просьбой найти пропавших дедов и прадедов — если не останки, то хотя бы архивные сведения о них. Она принципиально не берет платы за частный поиск. Хотя поездка в подольский архив Минобороны обходится недешево: около 10 тысяч рублей стоит проезд туда и обратно, больше двух тысяч — сутки проживания в гостинице. За ксерокопирование в архиве тоже нужно платить. Чтобы сэкономить, поисковики переписывают документы вручную.

До кризиса на работу поисковых отрядов в областном бюджете закладывали по 150 тысяч рублей в год. Сейчас сумма снизилась до 70 тысяч.

В Саратове есть центр военно-патриотического воспитания, в котором открыт «Дом Юнармии». Как рассказывается на сайте учреждения, здесь проводятся «занятия по разборке-сборке АК-74, стрельбе из пневматической винтовки, мероприятия с использованием оборудования для игры в пейнтбол и лазерного стрелкового тренажера». Поисковиков тоже не забывают: ребята, поднимающие кости победителей из лесных болот, получили от центра три лопаты — к сожалению, не армейские, а складные туристические, которые не выдерживают реальной нагрузки. Зато в конце года воспитатели патриотизма уточняют количество проведенных экспедиций для отчетности.

Министерство юстиции дважды оштрафовало Галину Гарибян на 10 тысяч рублей за то, что вопреки фразе в уставе общественная организация не собирала членские взносы. «Наши члены — школьники и студенты. Я же понимаю, что эти взносы, пусть символические, будет выплачивать учитель со своей зарплаты», — пыталась объясниться с проверяющими Гарибян.

Устав и название организации пришлось изменить. «Мы были Саратовской общественной организацией, а стали Саратовской региональной молодежной общественной организацией. Два слова привели к тому, что мы не смогли завершить прошлый грант, деньги зависли на счете. Новый грантовый проект по без вести пропавшим не прошел отбор, так как мы не отчитались по предыдущему».

В нынешнем году командир со своей пенсии оплачивает коммунальные услуги в музее отряда. Накопился долг за охрану помещения — почти 13 тысяч рублей.

Государство, твердящее о благодарности деду за Победу, законодательно осложняет работу поисковиков. Например, после трагедии на карельском Сямозере, где погибли дети, Роспотребнадзор запретил вывозить несовершеннолетних в полевые лагеря. «Теперь нужно заключать договор с предприятием общественного питания, три раза в сутки доставлять ребят с раскопок в столовую. В прошлом году с поезда сняли казанских школьников, которые ехали на вахту в Новгородскую область. Из Чувашии дети не смогли выехать. И мы теперь школьников не берем, только студентов».

Современная система оплаты труда учителей не предполагает никакого вознаграждения за поисковую работу. «Пусть школьники не могут больше выезжать в экспедиции, но они могли бы выяснять судьбу земляков по документам. Найти в военкомате книги призыва и списки подворовых обходов 1950-х годов, по которым можно подсчитать, сколько жителей района не вернулось с фронта. Сопоставить эти сведения с информацией мемориальных баз данных. Подсчитать, сколько земляков попало в плен, сколько — пропало без вести и где это произошло, — говорит Галина Ивановна. — Это гигантская работа для педагога. Но в портфолио, по которому рассчитываются надбавки к окладу учителя, даже нет такой графы».