Коле* 31 год. Он работает травматологом в маленьком городе за полярным кругом. До областного центра далеко, до Большой земли — еще дальше. У Коли пятое суточное дежурство за неделю, и к тому времени, как я появляюсь у него в ординаторской, у Коли было уже 25 пациентов. Двоих положил в стационар, остальным все починил и вправил амбулаторно. Еще двое ушли на своих двоих вопреки Колиным увещеваниям. Оба — москвичи, на маленькую больничку посмотрели через губу и от операций отказались.
— Напрасно, у нас оборудование хорошее, пластины мы ставим хорошо, интермодулярные стержни даже есть — это когда вместо большого разреза делается маленькая дырочка, и заживление вдвое короче, — Коле нравится его больница, нравится оперировать, нравится главврач и нравятся коллеги. В «травме» тут все молодые, все соревнуются между собой.
— Доктор, бабушка там, — в ординаторскую заглядывает сестра. Коля уходит, возвращается минут через десять.
— Люди старше 65, когда попадают в травматологию, особенно с переломом шейки бедра, почему-то, бывает, как бы сходят с ума, помутнение рассудка у них. Восемь часов назад бабулю положил, и вот уже я — зеленый дракон, сестра — зайчик, а сама бабушка в темнице, — Коля вздыхает.
В отделении 32 койки, но лежат 42 человека. Неделю назад было 54. На Севере весна — всегда сезон травм: гололед, тротуары не чищены. Коля хочет стать очень хорошим травматологом, у него тут отличная практика. Колина жена, тоже врач, этой романтики не поняла и через год ушла от него, вернулась домой, в Крым.
— Видно, не так любила медицину, как я, — философски комментирует Коля. — Любовь к медицине и к операционной перекрывает весь негатив. А ей тяжко было, холодно тут.
Коля с женой приехал сюда из Крыма в 2015 году. Очень хотел в интернатуру, потому и рискнул.
— У нас, в Симферополе, мне сразу сказали: поступление стоит 7 тысяч долларов, плюс всю стипендию интерна будешь отдавать руководителю. А денег не было. Можно было у тестя занять, но жить-то на что потом? Да и когда отдашь? Так что разослал письма по разным регионам. Где ответили — туда и поехал.
Врачом Николай мечтал стать с детства. Правда, к российским реалиям его никто не готовил.
— Во дворе, где я рос, жили трое врачей. Все их знали, даже мы, дети, были в курсе, что они доктора, здоровались, по именам звали. Это были уважаемые люди… У нас, знаете, были юристы, историки, экономисты — а были врачи. Это считалось не просто профессией, высшим образованием — а самым высшим. А здесь всем пофигу, кто ты.
Я тут уже два с половиной года живу, так в моем доме никто не знает, что я врач. Никому это неинтересно. Нас, оперирующих травматологов, в районе всего 6 человек. В Симферополе нас бы знал каждый, а здесь всем по барабану. Это странно. Отношение пациентов тоже другое. Там не может человек с улицы попасть к врачу в ординаторскую. Тебе в голову это просто не придет, да и не пустят. А здесь с ноги открывается дверь, заходит человек: «А у меня вот тут болит, посмотрите». И не интересует его, что у меня еще куча пациентов, что я занят, что не спал. Я ему должен. Более потребительское отношение здесь. Зато между коллегами отношения лучше. Дома у нас каждый друг другу конкурент. Все и так было через взятки, так еще и обострилось, когда Крым присоединили. Хозяин Крыма Аксенов начал тогда, дескать, бесплатная медицина, у нас все есть… А на самом деле ничего же нет. Даже стало хуже, чем при Украине. Потому что половину оборудования просто украли под шумок, оно из государственных клиник уплыло в частные. Финансирование уменьшилось, так еще и люди перестали нести деньги, на которые раньше врачи сами закупали расходники. Раньше как было: ты, например, травматолог, работаешь в государственной клинике, у тебя для операций все есть свое. Пациент приходит, ты говоришь цену — а на эти деньги покупаешь пластину, расходники, платишь сестре, остальное в карман. Все были довольны. А теперь я вот сам в отпуске попал там в больницу — камень пошел — так нигде ничего не сделать. Оборудования в государственных клиниках нет, только полостную операцию предлагают. В итоге заплатил в коммерческой клинике 37 тысяч, чтоб мне камень раздробили без операции.
После «российского Крыма» Коле на Севере нравится почти все. Даже ЖКХ, на которое так активно жалуются местные, даже дороги:
— У нас же мост этот построили, который Путин открывал. Он со стороны Кубани заезжал, а я ехал вскоре после этого открытия. Так вот, докуда он доехал, дотуда и дорога нормальная. А там, где он развернулся, там и начинается разруха. Я 200 км от Керчи до Симферополя с 9 вечера до 4 утра ехал.
Коля хороший врач. Отказавшимся от операции москвичам он целый час объяснял, как они рискуют и как нужна им экстренная помощь.
После суточного дежурства, которое заканчивается в 8 утра, он встает к операционному столу — до 16. Потом домой, спать, затем с 8 утра до 16 вечера новый рабочий день, а с 20 вечера до 8 утра — очередное дежурство.
Уже три года Коля не был на учебе, хотя должен и очень хочет. Но, говорит, тогда коллегам будет совсем тяжко: двое пенсионеров и так ушли в частные клиники. Вообще по штату травматологов в районе должно быть не 6, а 12, но тогда вместо 70 тысяч Коля будет получать 25 — со всеми надбавками. Здесь никто не работает на одну ставку. Впрочем, если план по числу госпитализаций не будет выполнен, то и две ставки не помогут. Нет плана — нет стимулирующих. Так Коля полгода получал за 2 ставки 50 тысяч в месяц.
— Пролечим мы в отделении 100 или 150 человек в месяц — я как получал свои 70, так и буду. А если пролечим не 100, а 95, то сразу получу меньше. Только перед выборами президента было прикольно: такая классная зарплата была — за сотку у меня выходило. Выборы прошли — и все закончилось. Ну это ладно, зато коллектив у нас хороший. Морально только тяжело, каждый день борьба.
— С кем? — спрашиваю.
— С пациентами. В приемник приходит такой: у меня нога болит, скажем. Делаешь снимок: все в порядке. Ушиб. Но у него же болит, а он требует, чтоб не болело. А не придумали еще волшебного средства, которое приложишь — и не болит. Или, наоборот, есть такие, кто ломается: мол, не хочу у вас оперироваться. Ну не хотите — пишите отказ! А через два дня возвращаются. С моим менталитетом — сказать ему: ты ж не хотел к нам, вот и иди, ищи, где лучше! Но ты отказать не можешь, ты доктор. Он будет носом крутить, а я его обслуживать. Я от него зависим. Ему не понравится — он жалобу напишет. Или матом покроет. Тетку тут привозили с переломом, пьяную. Как она нас материла! Молодая женщина, на госслужбе, чиновница. Два часа с ней возились, не давала ни рентген сделать, ни посмотреть. В полседьмого утра закончили, я думаю, лягу посплю час — до полвосьмого. А тут ее муж приходит уточнить, что с ней случилось.
Сидишь, бывает, в приемнике, толпа народу, куча пациентов, каждому рекомендации пишешь, стараешься еще разъяснить. Выходишь покурить — а твои бумажки с назначениями в урне валяются. Обидно. Вчера мужик приходил, ему ребенок пальцем в глаз ткнул. Прописал ему капли. Приходит утром, говорит, пусть меня нормальный врач посмотрит. Лекарство закапывал? Даже и не думал. Уехал в итоге в областной центр на скорой. Человек ничего не сделал, даже за лекарством не сходил, а скорая должна его везти. Вместо кого-то другого, кстати. «Спасибо» никто никогда не говорит. За выпиской заходят — хорошо, если «до свидания» скажут.
Но есть и приятные случаи. Есть люди советской закалки, они пакет с едой могут принести. Выпивку носить врачам не надо, а еде мы всегда рады, на дежурстве все слопаем. Взятки ни разу не видел, чтоб давали. Меня за три года три раза деньгами отблагодарили. Два раза по 500 рублей сунули в карман и один раз — тысячу. Я отказывался, но девчонка та уговорила меня. Тоже из Москвы была, я с ней до сих пор общаюсь по интернету. Говорит, таких врачей даже в Москве нет.
Травматологи в отделении молодые, все из разных городов. Между собой соревнуются — кто лучше делает сложные операции, кто освоил новые технологии. В области скелетной травмы могут сделать все, даже трепанацию. Операция на плече с постановкой пластины или стержня занимает в этой почти сельской больнице максимум 50 минут (в областной — 30–40). Три-четыре операции в день для районки — хороший поток, для молодого врача — хорошая практика.
— Жаль, нет у нас травматологических операционных сестер и второго дежурного травматолога, а то мы бы сразу могли оперировать, прямо из приемного покоя бы забирали. А так у нас хирургия по бумагам экстренная, а по факту — отложенная. В воскресенье и понедельник не оперируем, люди на вытяжке лежат. Вот в Архангельске я был — там работают по три травматолога: двое на операциях, третий в приемнике прикрывает. Вот это круто!
Спрашиваю, почему коллеги уходят в частные клиники, ведь зарплата там не выше, чем в государственных.
— Унижение надоедает. Отношение пациентов. Мое здоровье — моя проблема. Почему ради меня врач должен после смены задерживаться, не спать, принимать в свой выходной? Ты сделай сам-то хоть что-нибудь, а потом на врача жалобы строчи. Хотя бы назначения выполни, а потом говори, что не помогло. К моему коллеге мужик недавно в полтретьего ночи заявился на прием. Жалуется, что нога болит. Снимки достает — 2006 года. Вот, говорит, с тех пор и болит. Вот что с ним делать? Отправишь его домой — жалобу напишет. А какую ты ему экстренную помощь оказать должен?
Колино дежурство заканчивается. Пришедшему на смену коллеге он передает вновь поступивших пациентов.
— Двое ушли, не стали ложиться. Вернутся через пару часов, по моим подсчетам, — отек пойдет максимальный. Ты их уложи, пожалуйста. Во вторник прооперируем.
___
*Имя собеседника изменено по его просьбе.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»