«Как японец всегда понимал Японию? Он путешествовал по острову, подходил к его краю и видел через туман следующий остров. Вот и на Хоккайдо японец подходит к берегу и видит следующий остров, и ему в голову не может прийти, что это уже Россия, потому что так эта страна устроена», — объясняет Анна Жабина, которая уже четыре года работает учителем русского языка в старшей школе Немуро.

От мыса Носаппу на восточном краю острова Хоккайдо до Кайгары, ближайшего островка из группы Хабомаи, нет и четырех километров. Но ни вплавь, ни на лодке их не преодолеть — застрелят российские пограничники. В сентябре 1945 года Кайгару и все Хабомаи оккупировал Советский Союз. С тех пор они даже называются по-другому — островом Сигнальный и Малой Курильской грядой.

В 8 утра в морозную февральскую субботу в автобус, идущий до Носаппу из ближайшего к нему города Немуро, кроме нас с Анной, сели сразу шесть японских туристов.

Ехали они на край Хоккайдо с единственной целью — посмотреть на Хабомаи и остров Кунашир (до него около 60 километров, но в хорошую погоду с мыса он тоже виден). Ни рестораны, ни специально построенная для любования островами 90-метровая Башня ностальгии в этот день не работали. Зато был открыт сувенирный магазин, его хозяин расчищал снег, которого зимой на Хоккайдо очень много.

Разговаривать на внешнеполитические темы он не хотел, лишь признался, что уже не верит в возвращение островов.

— Вы, наверное, не любите русских? — предположил я.

— Почему же? — удивился вопросу японец — Вся музыка, которую я люблю, русская. Стравинский, Мусоргский, Чайковский…

На мысе Носаппу у асимметричной арки памятника «Мост к четырем островам» всегда горит огонь, который задуют, только когда Япония получит острова. Все здесь сделано по-японски обстоятельно: на асфальтированной площадке на краю земли стоит столб с надписью на японском языке: «Верните северные территории», под ногами наклеена карта спорных островов. Около каждого нарисована стрелочка, помогающая определить, где какой.

Туристы, приехавшие на Носаппу на автобусе, бродили по набережной, то и дело надолго застывая у парапета и всматриваясь в абсолютно плоскую поверхность островов Хабомаи и 886-метровый вулкан Менделеева на Кунашире.

Но нет, они не плакали. «Слезы в Японии табуированы. Если вы видите, что кто-то плачет, то либо это кино снимают, либо перед вами сумасшедший, либо происходит что-то вообще выходящее за пределы, — рассказывала мне позже Анна. — Даже когда погибает ребенок, и через неделю сообщить об этом в школу приходит его мать, то на лице у нее не будет ни слезинки».

Анна впервые увидела плачущего японца в 2008 году, когда оказалась на Хоккайдо в составе российской молодежной делегации на саммите «Большой восьмерки». «Мы были на встрече с японскими репатриантами с Курильских островов, и в какой-то момент у одного дедушки полились слезы. Он просил найти его подругу Таню, с которой расстался, когда ему было 4 года. Можно списать это на его возраст? Он так привязан к территории? Или к детству? Можно ли это разделить?» — рассуждает она.

Этого японца зовут Хироси Токуно, и про его жизнь сделали мультфильм «Остров Джованни». Токуно-сан был совсем маленьким, когда его родной остров Шикотан «оккупировала» (в советской и российской терминологии — «освободила») Красная армия. 1 сентября 1945 года на остров внезапно высадились 600–700 советских солдат. «Нас было 200 человек, в основном дети, женщины и старики, поэтому поселок оказался практически заполнен советскими солдатами», — рассказывает Токуно-сан.

С японцами не церемонились: советские военные забрали себе большинство строений, родителей Токуно-сан отправили жить в кладовку. В их дом въехал офицер Красной армии, в дочку которого японский мальчик и влюбился.

— Вы потом искали Таню? — спрашиваю я японца.

— Мне предложили, когда мне было 75 лет, но в таком возрасте зачем искать? Если встретимся, то что [нам делать]? Мы же уже старики!

— Обниматься в таком возрасте? Ничего же не будет все равно. Пусть лучше будет светлая память, зачем ее портить, — отвечает Токуно-сан с улыбкой. Он давно женат на японке.

Пока японцев не депортировали, они жили с новыми хозяевами острова бок о бок. Русским детям (семьи военных и гражданские переселенцы приехали вслед за военным десантом) нужно было где-то учиться, поэтому школу разделили пополам.

В «Острове Джованни» есть удивительная сцена: японские дети во время урока слышат, как русские сверстники за ширмой начинают петь «Катюшу», встают из-за парт и присоединяются к хору. Кажется, что это удачная находка сценариста, но Токуно-сан убеждает меня, что все так и было.

— Вообще, 80 % мультфильма — чистая правда. Между детьми было общение, и не сразу, но в конечном итоге мы запели [на русском], — говорит он.

— Но зачем японским детям петь песню оккупантов?— недоумеваю я.

— В первые дни мы дрались. В японской борьбе сумо мы не бьем друг друга, а толкаем. Но ваши дети выше, у них мощная верхняя часть тела, поэтому мы проигрывали. А потом сдружились.

Токуно-сан впадает в ностальгические воспоминания о прошлом и, смеясь, рассказывает, что первым русским словом, которое он узнал, было слово «***» [мужской половой орган]. «Еще советские люди привезли машины, и я в первый раз тогда увидел автомобиль. Дорога для них была плохая, поэтому русские начали строить новую, используя как фундамент наши соломенные мешки, в которых мы хранили рис. Они клали их туда прямо вместе с рисом, и когда я это увидел, то сильно обиделся. Такое делать нельзя», — говорит Токуно-сан с таким возмущением, будто дорогу закончили строить вчера.

Для любого японца рис — это святое. Отец Токуно-сан, лейтенант японской армии, после капитуляции в августе 1945 года вернулся на родной Шикотан. «Армия оставила на острове большой запас риса и передала его моему отцу на управление. Так мы и выживали: ели рис, рыбу ловили, выращивали овощи», — рассказывает сын. Потом отца арестовали, обвинили в военных преступлениях, но почему-то в итоге отпустили в Японию.

Активного сопротивления занявшим остров русским японцы не оказывали. Солдаты, которых на острове перед приходом советских войск, по словам Токуно-сан, было около 2 тысяч человек, ушли в горы (их потом арестовали и отправили в советские лагеря на материке). Если у детей, рассказывает Токуно-сан, не было к русским неприязни, то взрослые испытывали страх и стыд из-за того, что были слишком слабы, чтобы сопротивляться.

Большинство жителей Шикотана и других островов боролись со стыдом тем, что ночью или в шторм (чтобы по ним не стреляли советские солдаты) покидали родину на своих рыбацких лодках. Это было опасно, и многие погибали. «Но поэтому есть бывшие жители [южных Курил], которые прожили с русскими два полных года, а есть те, кто вообще с ними не жил. Вот у нас, конечно, за 700 дней сложилось взаимопонимание», — говорит Токуно-сан, и становится понятнее, почему даже у выселенных с родных островов японцев нет к русским видимой неприязни.

В 1946 году началась поэтапная депортация японского населения с Курильских островов (в России утверждают, что японцы сами решили репатриировать свое население). Японцам предлагали стать советскими гражданами и остаться, но желающих не нашлось. «Те, кто сбежали сами, смогли взять с собой имущество, а тем, кто остался, [при выселении] взять ничего не разрешили. Мы оказались в Японии без ничего», — рассказывает Токуно-сан.

Всего к 1949 году с Южных Курил было депортировано около 17 000 японцев (с Хабомаев — 5200 человек, с Кунашира — 7300, с Итурупа — 3500 и с Шикотана — 1000). Большинство из них оказались в Немуро, который в конце войны полностью разбомбили американцы.

Город Немуро — центр движения за возвращение островов, здесь живет большинство бывших жителей спорных островов. На крыше очень советского на вид здания мэрии висит большой плакат с русской надписью: «Северные территории — исконно японская земля».

Правда, в России словосочетание «Северные территории» никто не знает. «В молодежной делегации на саммите «Большой восьмерки» в 2008 году были студенты-отличники — я шла на красный диплом, репортеры со всех концов России и молодые бизнесмены. И вот наши журналисты читают плакат на мэрии и обсуждают его между собой:

— Это что?

— Ну, наверное, с Северной Кореей как-то связано.

А я смотрю и думаю: «Нормально ребята к поездке подготовились». А потом приходят девчонки-японистки и тоже спрашивают друг у друга, что это такое», — рассказывает Анна Жабина.

Японцы снимать неоднозначную надпись не планируют, но в остальных местах в городе пишут по-японски более нейтрально: «Верните наши острова». То, что слоган формально обращен к России, но ни Путин, ни рядовой россиянин прочитать его не смогут, японцев не беспокоит.

В 70-х годах на мысе Носаппу (относится к округу Немуро) построили посвященный проблеме Северных территорий музей. Его прозвали Домом памяти о родине. «В 1972 году американцы вернули нам Окинаву, с США все наши проблемы разрешились, и у Японии осталась только одна территориальная проблема (на самом деле их больше — прим. авт.). Чтобы люди узнали о ней подробнее, мы и построили музей на пожертвования бывших жителей Северных территорий», — рассказывает директор музея Хидэо Одадзима.

«Северными территориями» японцы называют острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи. В отличие от России, в Японии вообще не считают их частью Курил. Так же кардинально различаются взгляды двух стран на историю островов и на то, кому и почему они должны принадлежать.

Одадзима-сан подводит меня к копии карты, которую в 1644 году составила экспедиция управлявшего тогда Хоккайдо клана Мацумаэ. Правда, даже сам Хоккайдо на ней совершенно не похож сам на себя (рисовали карту на основании слов айнов, коренных жителей северных японских островов). Рядом фотография деревянного столба, который в 1798 году японцы поставили на Итурупе.

В России утверждают, что Южные Курилы еще в 1778 году вошли в состав империи, когда экспедиция И. Антипина привела в подданство больше тысячи айнов. Однако до середины XX века русские поселенцы там так и не появились. «Для Японии не было никакой необходимости открывать эти острова, находящиеся на кратчайшем расстоянии от нее и видимые с Хоккайдо невооруженным глазом. Япония раньше всех управляла этими островами», — безапелляционно говорится в брошюре посольства Японии в России от 1992 года.

«В ходе реставрации Мэйдзи в 1868 году (ликвидация сегуната и восстановление императорской власти в Японии — прим. авт.) мой прапрадедушка потерял работу самураем. Правительство отправило его на Итуруп и Кунашир разводить рис. Он выяснил, что там очень холодно и делать это невозможно, поэтому начал там заниматься рыболовством. Мой прадедушка родился уже на Кунашире, работал в слесарном деле. У него было 8 детей, и на всех еды не хватало, поэтому мой дедушка перебрался в Немуро», — рассказывает мне историю своей семьи бизнесмен из Немуро Дзюнъити Сато.

«Я слышал, что многие русские считают Кунашир и Итуруп исконно русскими территориями. Но мои прапрадедушка, прадедушка и дедушка, когда там жили, не видели русских людей», — с иронией замечает Сато-сан. На своей лысой голове он всегда носит черную повязку, поэтому и сам напоминает мне самурая.

— Эдо (старое название Токио — прим. авт.) в прошлом был большим городом, и много-много судов привозили туда рис. Но бывало, что шторм заносил японские суда с рисом не в Эдо, а на Курилы, к Камчатке или даже на Аляску. Следуя такой логике, Аляска и Камчатка — это японская территория, ведь там побывали наши рыбаки, — говорит Сато-сан и едва заметно улыбается.

В 1855 году был заключен первый японо-российский договор — Симодский трактат. Он проводил границу между двумя империями по острову Итуруп, то есть все Северные территории официально получала Япония. Впоследствии Япония только увеличивала свою территорию — в 1875 году в обмен на Сахалин она получила все Курильские острова, а после Русско-японской войны в 1905 году ей достался и Южный Сахалин.

В России считают, что историческая принадлежность островов не так уж и важна, потому что японские милитаристы потеряли Курилы в результате Второй мировой войны и как проигравшая сторона (да еще и союзник Гитлера) не имеют на них никаких прав. В Советском Союзе о японской позиции населению вообще не сообщали, называя требования японцев «незаконными посягательствами на советскую территорию».

Японцы же видят события 1945 года совсем иначе. Во время Второй мировой войны между СССР и Японией действовал пакт о нейтралитете, и Токио его придерживался, хотя вполне мог открыть второй фронт и сильно, если не фатально, осложнить положение Советского Союза. «9 августа, в день атомной бомбардировки Нагасаки, СССР вступил в войну против Японии. 14 августа Япония капитулировала перед союзными державами, но в результате переговоров с союзниками в Ялте Сахалин и Курильские острова отходили Советскому Союзу. Оккупация Северных территорий была совершена бескровно уже после прекращения военных действий и, следовательно, подлежала прекращению в результате территориального урегулирования по мирному договору», — говорится по этому поводу в брошюре японского посольства.

— У меня многие туристы спрашивают, зачем же Россия напала на нас, когда война уже кончилась, — говорит директор Музея Северных территорий.

— В России есть общее мнение, что острова отошли России в результате войны, но это не так. Поэтому в Японии никогда не говорили о передаче островов, всегда только о возвращении. Но в России об этом знают? Когда россиян спрашивают о «передаче островов», то, конечно, они против. Но думаю, никто в России и не знает, почему Япония требует именно возвращения, — сетует Такеши Осима,переводчик, часто работающий на переговорах на высшем уровне.

У японцев есть доказательство: оставшиеся на Южных Курилах японские кладбища. «Когда человек умирает, то остается на земле в качестве духа и в праздник бон в августе может общаться с родственниками. Но для этого те должны прийти на могилу с пожертвованиями. Для японцев, если ты не приходишь на могилу, то предаешь своих родственников», — объясняет Анна.

На Северных территориях, по словам директора музея Одадзимы-сан, осталось 52 японских кладбища (многие были уничтожены в советское время). Долгие годы после войны посетить предков в праздник бон японцам было невозможно. Первое (и не ставшее регулярным) посещение кладбищ состоялось только в 1975 году, рассказывает родившийся на острове Зеленый Хироси Такеучи.

«Тогда нельзя было свободно перемещаться по островам, три русских солдата следили, кто куда пошел и чем занимается. А посетить Зеленый остров было особенно тяжело, потому что большой корабль туда не может подойти. С него ваши пограничники на лодках доставляли людей на остров, но, чтобы спрыгнуть с корабля на лодку,нужны крепкие бедра и ноги, поэтому старые бабушки и дедушки не могли с этим справиться», — вспоминает он.

Такеучи-сан говорит, что тогда приехавшие на родной остров японцы впервые за 30 лет увидели русских. «Мы не могли наладить контакт и просто стояли и смотрели друг на друга, боялись подойти, но один капитан хорошо знал японский и очень нам помог, он поразил нас своей добротой», — говорит он.

С начала 90-х японцы по безвизовой программе посещают 4–5 кладбищ в год. Бывшим жителям, чьи предки лежат на кладбищах, с возрастом все тяжелее ездить на острова, поэтому два года назад японцам разрешили воздушное посещение. «К сожалению, иногда вводят ограничения по посещениям мест захоронения, иногда кому-то вообще не разрешают спуститься на берег», — жалуется Такеучи-сан. Он грустно замечает, тыкая пальцем в старую фотографию, что вот эта женщина умерла 9 лет назад, а тот мужчина — 2 года назад.

Поскольку послевоенные переговоры между СССР и Японией по разным причинам провалились, то две страны так и не заключили мирный договор. В последние полгода разговор о нем и о статусе Курильских островов резко активизировался. В ноябре 2018 года в Сингапуре прошли переговоры Путина и премьера Японии Синдзо Абэ. В январе последний поклялся на могиле отца, что решит курильский вопрос.

«Абэ — классический японский премьер, из семьи политиков, то есть его предки тоже были премьерами. Он не первый раз руководит страной и очень много всего обещал. Самое главное, на что польстилось огромное число японцев, — это «абэномика», что все будет так же круто, как было до кризиса конца 80-х. Но реформа провалилась, и он понимает, что за оставшиеся ему два года дела в экономике он уже не исправит, — рассказывает Анна Жабина. — Он хочет уйти как-то невероятно красиво и выбрал проблему Северных территорий. Здесь ты вроде не до конца ответственный за провал, а в случае успеха можешь остаться в истории».

Впрочем, последний раунд переговоров в Москве в январе закончился ничем (как и предыдущие 20 с лишним встреч двух лидеров). Российские политики, в том числе пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков, отрицают возможность передачи островов. Однако митинги за сохранение Курил проводит в российских городах не власть, а левая и патриотическая оппозиция. Путин молчит, из-за чего его подозревают в готовность отдать острова. «Абэ и министр иностранных дел на вопросы журналистов после Сингапура тоже прямо не отвечают. Говорят: «Я ничего не могу сказать по этому поводу, чтобы не оказать негативное влияние на ход переговоров». Другие тоже не дают объяснений. Не знаю, почему они молчат», — недоумевает Осима-сан.

Чего вообще не понимают в Японии, считает Анна, так это того, что проблемы островов в России на самом деле не существует. «Они считают, что русские очень сильно хотят заключить мирный договор, потому что сами японцы на месте русских очень бы сильно этого хотели. Для японцев очень важны символические акты. Они не понимают, что если ты с женщиной живешь 10 лет, и у вас трое детей, то вовсе не обязательно жениться. У них без женитьбы не считается», — объясняет она. У России с Японией есть торговые и дипломатические отношения, недавно Япония отменила обязательное приглашение для получения туристической визы. Зачем России отдавать острова, если все и так хорошо?

По большому счету Россия проблему Курильских островов для себя решила еще в начале 90-х. В апреле 1991 года президент СССР Михаил Горбачев первым из советских лидеров посетил Японию. Как позже писал он сам, японская сторона настаивала на возвращении островов, на что Горбачев не пошел, но предложил «при наличии разных подходов отразить в итоговом документе какой-то позитив». Под ним президент СССР понимал сокращение воинского контингента на Южных Курилах, совместную хозяйственную деятельность и безвизовое посещение островов гражданами Японии.

Уже через год начались двусторонние безвизовые поездки, дальше которых Россия и Япония в последующие 30 лет так и не продвинулись. «Они были нужны, потому что советские люди, которые жили на островах, думали, что японцы — это камикадзе и самураи, которые делают харакири. Японцы же думали, что советские люди — это страшные оккупанты. Когда они познакомились, пообедали вместе, повеселились, то увидели, что и те, и те — нормальные люди, и подружились», — рассказывает Осима-сан, который работает переводчиком на безвизовых обменах с первого дня.

Первые годы участники программы жили друг у друга дома, но затем японцы возвели Дом дружбы на Кунашире и построили судно «Этопирика» (эта птица, которую в России называют Топорик, обитает как на Курилах, так и в Японии), на котором живут, посещая Итуруп и Шикотан.

В безвизовом обмене со стороны России могут принимать участие только жители Курильских островов, а со стороны Японии — бывшие жители, их потомки (проживающие по всей Японии) и разнообразные чиновники, связанные с делом возвращения островов. В теплое время года делегации по 65 человек отправляются к соседям несколько раз в месяц. Всего к концу 2018 года состоялось 613 поездок, в которых приняли участие примерно 23 тысячи японцев и россиян.

— Большинство жителей Курил уже, наверное, в Японии побывали? — спрашиваю я, вспоминая, что население всех Курильских островов составляет около 20 тысяч человек.

— Там же все время меняются жители, большая текучка населения. Но постоянные жители Курил действительно уже практически все побывали в Японии, и большинство — несколько раз, — отвечает Осима-сан.

Переводчик жалуется на проблемы, которые в последние годы стали возникать у японских участников безвизовых обменов. Например, Осиме-сан не разрешают провозить в Россию написанный им разговорник из-за того, что на карте региона в нем названия топонимов дублируются на японский. Три года назад российские таможенники вдруг вспомнили, что по законам РФ провозить больше 50 килограммов груза на человека нельзя, и отправили обратно учителей, которые каждый год проводили на Курилах занятия по японскому языку. Перевес у них был из-за того, что им приходилось везти с собой все необходимое, включая бумагу и копировальные машины.

«Таможенники очень плохо относятся к нам, всячески пристают. В советские годы было, конечно, тяжелее, но те времена как будто возвращаются. В последние 5 лет российское законодательство применяют в отношении японских участников программы очень жестко», — жалуется Осима-сан.

Жителям Курил обычно за 4–5 дней показывают несколько японских городов, а каждая японская группа едет на какой-то один остров Северных территорий. Оплачивает безвизовые поездки (как для японцев, так и для русских) японское правительство. Логично предположить, что оно использует этот инструмент для повышения своего влияния и улучшения имиджа на Курилах, но связанные с обменом японцы это отрицают.

— Может, так некоторые политики и думают, но мы просто показываем, какая Япония на самом деле. У нас народная дипломатия. Все равно ведь каждый человек любит свою страну, правильно? Обрабатывать бессмысленно, — говорит Осима-сан и тут же говорит ровно то, о чем я спрашивал. — Смысл в том, чтобы они узнали, какие мы люди, и чтобы аллергии не было ни у японцев, ни у россиян на новые события, если будет какое-то [дипломатическое] решение.

Связанные с безвизовыми обменами чиновники признаются, что не все в Японии видят смысл продолжения безвизовой программы. «За 20 лет ездят одни и те же люди, они уже все знают и отлично ориентируются на местности. Поэтому в последнее время смысл обменов стал смещаться в сторону знакомства с традиционной японской культуры вроде икебаны. Раньше этого не было, — говорит японец, попросивший не упоминать его имени. — В свою очередь многие переселенцы скончались, и нужно было придумать программу в России для молодежи, в связи с чем культурная программа на Курилах тоже расширилась».

Остаются популярными курсы японского, на которые жители Курил ежегодно приезжают на месяц в Саппоро. Правда, применить им его непросто, потому что оказаться в Японии вне рамок безвизового обмена жителю Курил практически невозможно. «Японское правительство не может относиться к ним как к иностранцам, поэтому если условный житель Итурупа подает документы на визу, то в консульстве во Владивостоке или Южно-Сахалинске очень удивляются», — объясняет Анна Жабина. Правда, говорят, что кто-то из курильчан сумел получить визу в московском посольстве.

В свою очередь японцам также строго не рекомендуется ездить на Курилы по визе. «У нас в школе есть учитель, которому по голове настучали за то, что он самостоятельно съездил на Северные территории. В следующий раз, когда ему придется устраиваться на работу, на это будут смотреть, и возможно, что он вместо Осакской академии останется в Немуро», — объясняет учительница.

В результате близостью Хоккайдо пользуются только жители Приморья и Сахалина — из японского порта Вакканай в Южно-Сахалинск летом ходит паром, между Саппоро и Владивостоком с Южно-Сахалинском есть регулярные авиарейсы.

Со времен войны Немуро был закрытым для советских граждан городом, но в 1992 году все ограничения сняли. «После этого русские тут толпами ходили, сюда даже начали переезжать японцы из других городов, город здорово поднялся, — рассказывает Анна. — Рухнул СССР, и русские смогли зарабатывать деньги. Поймал рыбу, продал ее в Немуро, получил деньги и пошел в город покупать технику, мебель, лекарства — все, чего не было в России». Жители Кунашира закупали овощи и фрукты, которых на острове практически не было, брали даже туалетную бумагу.

Русских моряков, которые не знали, как себя вести и куда идти, было так много, что властям Немуро пришлось дублировать на русский дорожные указатели. Немало в городе и торговых вывесок, продублированных на язык северного соседа.

У семьи бизнесмена Сато-сан есть в Немуро магазин лодок и других товаров для моряков. Один из приехавших с уловом морского ежа русский в начале 90-х купил в магазине Сато-сан пару дешевых подвесных моторов, а потом подарил ему шкуру бурого медведя. «Я спрашивал, почему он подарил мне такой дорогой подарок, а он ответил, что у них на Кунашире нет супермаркетов, и все, что он может подарить, — это дары природы», — рассказывает Сато-сан, который с этим русским подружился.

Приезжавшие из России сталкивались не только с языковой проблемой. Были и громадные, порой непреодолимые различия в образе жизни и привычках. «Работа на лодке — очень тяжелая и опасная. Когда русские оказывались на японской земле, то хотели выпить и расслабиться. А выпив, начинали ходить по городу, и от них пахло алкоголем. В Японии же не принято днем пить сакэ и громко разговаривать. Кроме того, в России, вероятно, есть обычай, что если что-то лежит на дороге, то этим можно пользоваться. Они спокойно брали вещи, но японцы из-за этого относились к русским как к ворам», — рассказывает Сато-сан. Начальник отдела по вопросам Северных территорий Тосифуми Ода добавляет, что русские забирали даже собак.

По словам Сато-сан, впечатление от русских было плохое, но для него они в первую очередь были клиентами, поэтому он вежливо с ними общался и помогал. «Сейчас имидж русских в Немуро стал гораздо лучше, чем был. Благодаря моим инструкциям и советам», — говорит Сато-сан и шутит, что выглядит гораздо моложе своих 55 лет благодаря дружбе с русскими.

По его словам, в начале 90-х в Немуро приезжало где-то 200–300 русских в год, причем не только рыбаков, которые приходили на старых шхунах. «Некоторые люди выглядели очень эпатажно для Немуро. Черные пиджаки, яркие галстуки, невероятная обувь. Люди, которые занимаются рыбным бизнесом, работают в море, так не выглядят. Это были люди, связанные с мафией или сами мафиози», — рассказывает японец.

По его словам, в советское время японские суда не могли входить в территориальные воды СССР, но это их не останавливало. «Японцы хорошо знали море вокруг Южных Курил, где какая рыба ловится. Якудза приходили к моему отцу, покупали лодки, выходили в советские воды, забрасывали сети и ловили, что нужно. С советскими пограничниками якудза заключили негласное соглашение, согласно которому их не трогали в обмен на японские товары», — рассказывает Сато-сан.

После распада СССР обе мафии прекрасно сосуществовали вместе. Сато-сан знает об этом, потому что в его магазине якудза покупали подарки для российских коллег. «Например, скутеры и снегоходы. А если наш товар ломался на Кунашире, то они прямо оттуда звонили в магазин, чтобы заказать еще один», — говорит японец.

Самым же выгодным легальным бизнесом была перепродажа японских автомобилей и запчастей. В 1996 году морякам и рыбакам разрешили ввозить в Россию за 183 дня пребывания за границей по автомобилю и оформлять его по льготному тарифу. «Часто ввозили машины как запчасти, разбирая джип на две большие части», — вспоминает Сато-сан.

В 90-е жизнь в Немуро бурлила, торговля с Северными территориями развивалась, безвизовый обмен улучшал взаимопонимание. «На пользу» отношениям пошло и серьезное землетрясение на Шикотане в 1994 году. Японцы тогда моментально (и быстрее российских властей) оказали помощь пострадавшим, построили дизельную электростанцию, поликлинику, из Немуро отправляли медикаменты и другую гуманитарную помощь (поставки лекарств из Японии на Курильские острова, говорят в мэрии Немуро, завершились только в 2005 году).

Но вместе с кризисом 1998 года, когда у русских резко упал уровень благосостояния, начался закат Немуро. К тому же с 1999 года российское правительство последовательно повышало пошлины на японские автомобили, отменило льготы для моряков, а в 2008 году запретило ввозить машины в разобранном виде. В декабре того года митинг против повышения пошлин на японские машины во Владивостоке разгонял подмосковный ОМОН.

Сейчас Немуро по японским меркам выглядит довольно уныло. Делать из него витрину для приезжающих с Курил россиян правительство явно не собирается. По словам учительницы Анны, молодежь уезжает из Немуро в институты в крупных городах, а дома работать на фермах или рыбных хозяйствах остается примерно треть.

Если в 90-х в Немуро жили почти 50 тысяч человек, то сейчас население уменьшилось вдвое — многие дома и магазины стоят заколоченными. Зато в Немуро очень тихо и спокойно, последнее убийство случилось здесь в 1989 году.

«Когда первые безвизовые делегации приехали к нам с Курильских островов, они были в шоке. Тогда для них город выглядел очень богато, но сейчас уже нет. Они приезжают каждый год, а ничего не меняется. Что было 27 лет назад, то и осталось», — признает проблемы начальник отдела по вопросам Северных территорий Ода-сан.

— А почему правительство не помогает, ведь это важно? — спрашиваю я, а он отвечает после долгой паузы.

— Я и сам хочу у правительства спросить. Они говорят и говорят, что важный вопрос, но конкретно ничего не делают.

— Поневоле задумаешься, а есть ли у Японии деньги, чтобы освоить Курилы, если они станут японскими? — после этого вопроса сотрудник мэрии снова замирает.

— Это трудный вопрос.

— Точно нет, — довольный подсказкой он облегченно смеется. — Мы хотим, чтобы хотя бы в Немуро вкладывали деньги, но деньги отправляют на Окинаву, а не на север.

На Немуро у японского правительства, видимо, просто не хватает ресурсов, ведь экономика Японии, которая занимает четвертое место в мире по объему ВВП, с 80-х годов стагнирует.

Идзуми Тэцуи и его магазин электроники и бытовых приборов — живое свидетельство проблем города. 70 лет назад магазин основал его дедушка, потом в нем работал его отец, а теперь дело предков продолжает Тэцуи-сан. Помещение забито старыми коробками, по которым прыгают кошки, — в магазине их одиннадцать. На одной из коробок лежат картины, писать которые у Тэцуи-сан есть все больше времени.

Лавка специализируется на торговле с российскими покупателями — внутри на видном месте стоят пачки российской халвы и банки с сайрой, которые хозяину подарили русские моряки. За двадцать лет общения с ними Тэцуи-сан неплохо выучил русский.

«Первым в 90-х ко мне пришел Николай Нестерович Решетников с Шикотана. Что-то ему было нужно, но я тогда по-русски мог сказать только «здравствуйте», «спасибо» и «до свидания». Тогда он ничего не купил, а когда пришел во второй, то подарил мне ушанку. Я ему в ответ отдал Zippo. Он стал моим хорошим другом, и потом уже он покупал телевизор, видеокамеру, всякое разное и привел сюда своих друзей. Так все и началось», — рассказывает владелец магазина.

С тех пор Тэцуи-сан специализируется именно на торговле с русскими: «Раньше во вторник и в пятницу корабли приходили, ко мне заходило человек по 50 каждый раз». У японцев принято постоянно обновлять технику. «Отдашь свой холодильник в салон подержанных товаров, а потом видишь, как его увозят на Кунашир», — рассказывает местная жительница. «Но в 2008 году случился американский кризис, доллар упал, иена поднялась. Японский товар стал дорогой, и наш бизнес упал», — говорит хозяин магазина.

Когда-то Тэцуи-сан продавал русским телевизоры и видеоплееры, но теперь они чаще берут фены. Проблема даже не в том, что русских стало мало, а в японских производителях техники, которые перестали выпускать холодильники и телевизоры на 220 вольт.

— В каталоге много рисоварок, но русские-то кушают хлеб, и они им не нужны. Еще водонагреватели и фены.

Хотя купить технику на Курилах уже давно выгоднее, чем в Японии, жители островов продолжают делать морякам заказы. «В порту есть магазин у одного русского, Игоря. Специфические вещи вроде водолазного оборудования или инструментов часто дешевле из Японии привезти, и Игорь на этом уже разбогател», — рассказывают местные. Игорь общаться со мной отказался.

Пока мы общаемся с Тэцуи-сан, ему в магазин приносят три фена как раз на заказ для жителей Курил. Каждый фен стоит 5300 иен (около 3 тысяч рублей), но сделаны они в Таиланде. «Очень тяжело сейчас. Мне уже 57, наверное, закрою магазин и уйду на пенсию. Ну, или что-то другое придумаю», — говорит владелец.

Да, Россия стала причиной расцвета Немуро, но она же его и погубила. Сначала, еще в 1945 году, Япония вместе с островами лишилась окружающего их моря, богатого ламинарией (морской капустой) и рыбой. Русские ламинарию практически не добывают, а японцам той, что растет у ее берегов, не хватает. «Немуро окружен морями, здесь рыболовство и переработка рыбы — главное. Город не может развиваться, потому что моря нет!» — сетует директор Музея Северных территорий Одадзима-сан.

В рыболовецкий кооператив Хабомаи, где работает начальником отдела снабжения рынка и продаж Йошитака Судзуки, входит порядка 400 семейств и фирм, которые занимаются выловом ламинарии (она составляет 80 % вылова). «Ламинарию начинаем собирать с июня, для чего в апреле отправляем запрос в Москву, чтобы получить разрешение. На сайру и тресковые рыбы оно тоже нужно», — говорит он. Чтобы ловить рыбу в российских водах, японцы платят большие деньги — за сезон около 94 миллиона иен (примерно 54 миллиона рублей).

При этом с 1945 года советские и российские пограничники задержали 9500 японских рыбаков и 24 раза открывали по ним стрельбу, рассказывает Одадзима-сан. Погибло двое — один рыбак, поехавший снять детали с севшего на мель судна в 1956 года, а другой через 50 лет. Последний инцидент вызвал в городе большой шум. По словам Судзуки-сан, знавшего погибшего, «судно, в которое стреляли, действительно зашло в район, где не имело право находиться, погнавшись за длинным рублем, но стрелять по безоружным неправильно».

Прервалось недавно сотрудничество Немуро и Северо-Курильска (на Северные Курилы японцы не претендуют), которые в 90-х стали городами-побратимами. «Наши суда шли на Аляску или в Северное море и останавливались в Северо-Курильске заправиться и отдохнуть. Рыбаки начали общаться, мы иногда туда отправляли продовольствие, поэтому стали побратимами. Но сейчас нам запретили ловить красную рыбу из-за принципа родных рек, когда рыба принадлежит той стране, в чьей реке родилась», — с грустью рассказывает Ода-сан из мэрии Немуро.

Два же решающих удара по экономике Немуро Россия нанесла в последние пять лет. Во-первых, Россия ужесточила борьбу с браконьерами, и японские власти ей в этом помогли. По словам Ода-сан, количество судов, приходящих в Немуро и другие японские порты, резко уменьшилось именно из-за борьбы с браконьерами.

— Японские власти совместно с российской властью борются с ними, и японская таможня начала очень четко проверять все документы, и суда без официального разрешения уходят в Китай, Корею, — говорит он.

По его просьбе мне приносят статистику — если в 1992 году в порт Немуро зашло 457 судов, а в 1999 году — 1774 судна, то в 2016 году уже только 387.

— С точки зрения преступности стало гораздо лучше, но сократилось количество работы для моих людей, да и стоимость морепродуктов резко возросла, — вторит представителю мэрии Судзуки-сан из кооператива.

— Лично мне хотелось, чтобы было больше рыбы. Я выбираю экономику и меньшее госрегулирование.

Второй удар — это запрет на дрифтерный лов лососевых, введенный Россией с 1 января 2016 года (что характерно, японское правительство своих потерявших промысел рыбаков субсидировало, а российское — нет). «Раньше лососевых вылавливали с мая по июнь, а теперь у большей части рыбаков, а значит водителей и разгрузчиков, в это время нет работы. Теперь нам ничего не остается, кроме как рассуждать о том, чем мы можем его заменить», — говорит Судзуки-сан.

— 20–30 % от прибыли, где-то 150 миллионов иен в год.

— Мы максимально ужали все наши расходы, мы просим наших участников переходить на другие виды рыбы и немножко подняли цены на другие продукты.

Страдают от действий России и русские, живущие в Немуро. Всего их здесь несколько десятков. Например, Максим Волков живет здесь с 90-х годов, занимается агентированием, работает на компанию, которая связывает судовладельца с таможней, пограничниками и карантином, помогает с ремонтом, снабжением и всем остальным.

Работы в последние годы у него из-за уменьшения количества российских судов поубавилось. Возвращаться на родной Сахалин Максим пока не собирается. «Я половину жизни прожил здесь, друзей здесь у меня гораздо больше, чем в России. И я ловлю себя на мысли, что здесь, когда у меня прорывается труба, то я звоню другу, и он приходит ее и чинит, даже если меня дома нет. Здесь отношение к людям гораздо лучше, чем у нас», — рассказывает Максим. Правда, ребенка хочет на всякий случай отдать все-таки в российский университет.

При этом японский взгляд на курильский вопрос позицию Максима за 20 лет не изменил: «Япония была союзником фашистской Германии, так что мы на правах победителя забрали острова. Они изначально были русские, а в Ялте право подтвердили США и Великобритания». Правда, потом задумчиво добавляет: «Правда, когда встанешь на мысе Носаппу, поневоле задумаешься…», но сразу поправляется: «Но на другой стороне уже по-другому думаешь».

По словам Максима, квоты по Южным Курилам сейчас есть только на морского ежа. «Минтай, треска к ввозу запрещены, по королевскому крабу квота всего 120 тонн. Дрифтерный промысел нерки был запрещен, хотя раньше Немуро за счет этого жил. Теперь народ уезжает, ведь осталась только сайра», — говорит он.

«Еж — популярный ингредиент для суши, и на востоке Хоккайдо (в том числе на Северных территориях — прим. авт.) — самый вкусный еж, мы называемый его «лошадиным пометом», — говорит бизнесмен Сато-сан. По его словам, привозить в Немуро морского ежа русским подсказали якудза, когда поняли, что в России его не едят.

Морской еж живет на мелководье, а собирать его можно только с использованием аквалангистов. «На поставку в Японию есть лимиты, и перед отправкой на экспорт нужно зарегистрировать количество ежа. Русские не хотят платить налог своему же государству, поэтому транспортные суда все время находятся в море, с помощью маленьких лодок собирают ежа и перегружают его на транспортное судно. Это очень тяжелая работа, эти люди обычно возвращаются домой только на Новый год. Тогда к ним приходят российские бюрократы и спрашивают, сколько ежа они поймали и продали, на что русские рыбаки врут. Бывает, что их арестовывают», — рассказывает Сато-сан. По его словам, часто аквалангистам приходится добывать ежа с использованием воздушного провода: “Они часто люди гибнут, когда неожиданно возникают суда с чиновниками и нужно быстро уплыть. С мертвыми людьми корабли прибывают в Немуро”.

В порту Немуро Ханасаки до сих пор много надписей на русском языке, но на момент моего появления только одно судно. На причале рядом со «Спокойным» стоит велосипед. Несмотря на снег и гололед, боцман Леонид только что вернулся на нем из города, ездил за суши.

Боцман работает в море уже 30 лет и просит не забывать про первую букву названия судна и не называть его «Покойным», а потом показывает на телефоне фотографии с Шикотана. Он уже 8 месяцев на корабле, который перевозит ежа, ходит в море и обратно в Немуро.

— Если Курилы отдать, то америкосы свое мурло сюда засунут сразу. А я не хочу, чтобы под моим боком были ракеты, — говорит Леонид.

— Так они и так неподалеку, на Окинаве, — напоминаю я.

— Да, но мы бомбы не кидали. Американцы бросили, а они их лижут. Отдавать острова никак нельзя. Те люди, которые полегли, в могилах пусть лежат, и тьфу на них или как? За что они лили кровь? А 1904 год вы простили? «Варяга» и «Корейца» простили? Я на флоте отслужил, и я нет, не простил.

Мы еще немного поболтали, и боцман вдруг перешел на резкую критику российского президента. «Москву я ненавижу. Это отдельное государство, народ гнобят. 20 лет уже правит Путин и все кого-то хочет захватить кинжалами, ракетами. Он политиком считает себя, пусть договорится, а то все хуже и хуже — гнездо осиное (Украину — прим. авт.) разворошил, бросил и полез в Сирию, — говорит боцман, но вдруг снова меняет тему и мнение. — Спорная тема с островами. Они нам, по ходу, и не нужны. Народ у нас как плевал и ссал везде, так и будет. Надо, наверное, чтобы правили здесь японцы. Мне, вообще, нравятся японские законы, я бы спокойно работал, а если бы что-то нарушил, пусть бы меня наказали.

— Например, по чистоте и культуре, вот машины едут по дороге, а я на велосипеде, и они перестраиваются и притормаживают, чтобы меня не облить. Они друг за другом не наблюдают и не подслушивают. Я бы только не хотел, чтобы острова продавали. Пусть отдадут на выгодных условиях, чтобы губернатором был японец, и мы бы работали по их законам. Ну и никаких американских баз. Я их народ уважаю, их культуру, они нормальные. Вот говорят, что мы будет под их колено загнутые, но мы и так под коленом уже 70 лет у краснопузых, а теперь у Путина и Медведева!

Боцман Леонид не зря ездил в город за суши, ведь Немуро — это японская столица морепродуктов. Ассортимент рыбных отделов в супермаркетах Немуро поражает. Такого разнообразия нет ни в Москве, ни в Южно-Сахалинске, ни тем более на Курилах. Из российской продукции тут морской еж, нерка и икра минтая. «Раньше мы писали, что это производство четырех островов, но власти заставили указывать, что это импортная рыба из России», — рассказывает начальник рыбного отдела Акихико Миура.

— Нет, почти весь еж, который продается в Японии, добывается в водах Южных Курил.

— Конечно. Наши покупатели покупают. И если выложишь морского ежа из другого региона, они не покупают. То же самое с вашей неркой и икрой минтая. Нерка бывает американская, но если рядом ставим с русской, то берут только русскую.

Самое красивое здание Немуро — это Хоккайдский центр обмена «Нихоро» (первые буквы от Японии, Хоккайдо и России), открытый в 2000 году, «чтобы рассказать людям о проблеме Северных территорий и для углубления взаимоотношений с жителями четырех островов». Здесь приехавшие по безвизовой программе жители Курил общаются с японцами. В «Нихоро» также есть небольшой музей, который знакомит японцев с русской культурой — здесь можно сфотографироваться в фуражке милиционера или с масленичным чучелом зимы.

Специальные демонстрационные экраны рассказывают о различиях между русскими и японцами в быту. Так, про россиян здесь говорится, что они «испытывают теплые чувства к хлебу», едят мясо, а из рыбных продуктов «конечно, черную икру, а также осетрину», живут в 2-4-комнатных квартирах, часто ходят в гости, «в выходные получают удовольствие от выращивания овощей и приготовления шашлыков на дачах», а при встрече жмут руку и целуют друг друга в щеки.

Японцам это все непонятно, ведь вместо хлеба они едят рис, при встрече друг другу только кланяются и домой никого не приглашают. Тут же можно наглядно сравнить, как выглядит типичная жилая комната в японском и русском домах, а также посмотреть видео про семью кочегара Сергея Горшкова с Итурупа (судя по тому, как выглядит рабочий и его семья, снимался сюжет в начале 90-х). Зато экспозиция, посвященная истории Северных территорий, обновлялась недавно, и в ней российская позиция (как и японская на российском ТВ, на что жаловался Осима-сан) не представлена.

По вечерам в «Нихоро» проходят занятия кружка русского языка «Будем друзьями», который ведет учительница Анна Жабина. Она переехала в Немуро четыре года назад. Еще в 80-х японское правительство начало привлекать в страну иностранных преподавателей, которых распределяют по вузам, школам и детским садам. В Немуро, куда ее определили, кроме Анны, еще два англоязычных учителя, а во всей Японии, кроме нее, двое русских и более тысячи англоязычных преподавателей.

«С русским языком в Японии мало где работают, поэтому едешь либо в Немуро, либо в префектуру Аомори, которая тоже исторически связана с Россией. В XVIII веке там разбился русский корабль, который не могли починить 10 лет. За это время они осеменили все прибрежные районы, да так, что там до сих пор рождаются японцы с голубыми глазами. Сейчас считается, что там самые красивые невесты», — рассказывает Анна.

Переехать в Японию Анну заставила суровая российская действительность. «Я раньше была волонтером у Навального, а на выборы в Мосгордуму пошла наблюдателем к Максиму Кацу, и описать все это, русских людей в ТИКах, можно только матом. Меня тогда накрыло, а потом началась вся эта фигня с санкциями», — рассказывает Анна. Она работала в российском представительстве японской алкогольной компании Suntory, когда у нее попросили взятку в 4 миллиона рублей (до этого за просроченную у одного из японских сотрудников регистрацию требовали 200 тысяч рублей, два компьютера, два принтера и ящик виски). «Я долго пыталась объяснить руководству, что же такое взятка и зачем ее нужно давать. Потом убили Немцова, взятку мы не дали, нам пришлось закрыться и отдать бизнес российской компании», — говорит Анна.

Попав на урок «Будем друзьями», я попросил членов группы, в которой занимаются очень разные люди (пенсионер, домохозяйка, бухгалтер, рыбаки, учительница, аптекарь и госслужащий), ответить, зачем же они учат русский. Самый развернутый ответ, но тоже на японском языке дала Маса Такеучи, уже немолодая, но еще очень бодрая пенсионерка. Себя ей нравится называть на русский манер Машей-чан.

«При Горбачеве в Немуро хлынуло огромное число русских, и меня удивило, что это люди с очень плохими манерами. Непонятно, как с ними взаимодействовать. Вот у нас дети, когда едут в школу, то на автобусной остановке оставляют велосипеды, но русские люди их забирали и отвозили в Россию. Еще очень не нравилось, что русские в открытую пили алкоголь на улице прямо из бутылки. Вот я и решила учить язык, чтобы ругаться с русскими», – рассказывает Маша-чан.

Перед тем как уйти, я интересуюсь у студентов про их ассоциации с Россией.

— Большой! — говорит Маша-чан по-русски. Остальные высказываются на японском:

— Холодный.

— Много красавиц.

— Литература.

— Балет.

— Многонациональная страна.

— Монохромная страна.

— Есть ощущение, что все русские любят красный цвет.

— Матрешка.

— Борщ.

Анна объясняет мне, что русский ее студенты учат потому, что надеются за счет этого потом заработать: «Надежды на Россию еще какие-то есть, потому что больше здесь не на кого надеяться. Плюс мы считаемся великой державой. К тому же это престижно, когда у тебя малая родина как-то связана с миром».

Не все в японской системе образования Анне нравится: «Я несколько раз пыталась объяснить в школе, что надо сосредоточиться на английском, если вам важно будущее детей, потому что сейчас у них хреновые и русский, и английский. А они отвечают, что у них уникальная школа, что только у них в Японии можно изучать русский язык. Но когда предлагаешь его изучать на нормальном уровне, отвечают отказом».

Анна все время повторяет присказку «тяжела и неказиста жизнь российского япониста», но все-таки в Японии ей нравится: «Через три месяца здесь мне уже не нужен был ни психотерапевт, ни антидепрессанты. Пока я сижу здесь, у меня открыта дверь в квартиру, и в нее любой может зайти, если будет в беде, поесть или воспользоваться аптечкой. И он ничего не украдет. Люди здесь не очень умные и не очень интересные, но с ними хорошо и спокойно». Правда, в этом году она решила не продлевать контракт и осенью вернуться в Россию.

Японцы редко приглашают малознакомых людей домой, но только не Маша-чан. Анна объясняет, что она довольно необычная японка. Например, она любит быть на виду, много выступает на уроках, ее квартира заполнена вещами вроде лоскутных одеял, которые она сшила сама. Тем не менее за три часа беседы дальше первой комнаты мы так и не ушли.

Муж Маши-чан Хироси Такеучи рассказывает, что у его родителей на Зеленом острове был магазин: «Когда мне было 9 лет, совершенно неожиданно пришло судно и совершенно неожиданно высадились российские солдаты с ружьями. Моя бабушка сама взяла сакэ и отнесла им, после чего они стали периодически заходить пить. Вместо денег они платили сухими пайками, носками или леденцами».

Русские его удивили, потому что очень сильно отличались от японцев. «Например, если японцы пьют сакэ очень маленькими глоточками, то русские выпивали залпом целую стопку, а закусывали сырой луковицей, которую густо солили. Это всех сильно поразило», — смеется Такеучи-сан. В целом, говорит он, было очень весело, плохих солдат он не видел, все они были добрые и катали детей на лошадях.

Японцы старались объяснить приехавшим с материка советским гражданам, как ловить рыбу и какие ягоды и грибы есть нельзя. «Русские заняли нашу территорию, и у них расцвело то, что не должно было. Из-за этого много детей погибало, например, дочь директора русской школы», — говорит Такеучи-сан.

После депортации он познакомился с Машей-чан, у семьи которой ничего не сохранилось из-за американских бомбардировок. «Мы долго жили очень бедно, и только когда ему исполнилось 25 лет, а мне 22 года, мы наконец смогли пожениться и стали жить в нормальном доме», — рассказывает Маша-чан. Ее муж стал рыбаком, хотя у него была морская болезнь и его постоянно выворачивало. «Получается, что хороших воспоминаний того времени нет, потому что все они связаны с голодом и войной, с какими-то волнениями, и единственное исключение — это редкие воспоминания из детства», — говорит Маша-чан, которая все время перебивает своего спокойного мужа.

Маша-чан и ее муж жалуются, что Россия дважды поступила с ним плохо — первый раз выгнала с родины, а второй раз лишила бизнеса, запретив ловлю лососевых. У четы Такеучи было два рыболовецких судна.

— Характер у меня так устроен, что я фокусируюсь только на позитиве, — отвечает Маша-чан.

Пока Советский Союз был силен, а Япония поднималась с колен после войны, тему Северных территорий в Токио практически не поднимали. Но с 1981 года в Японии каждое 7 февраля (дата заключения Симодского договора) отмечают День Северных территорий.

В 2019 году, несмотря на ажиотаж вокруг переговоров Путина и Абэ, мероприятие прошло довольно спокойно, даже буднично. На входе в немурский дом культуры раздавали флажок и налобную повязку с символикой мероприятия и маленький кекс в подарок. Около стендов с историческими фотографиями переговоров между российскими и японскими лидерами собирали подписи за возвращение островов — собрано их уже много миллионов, но, поскольку подписываться можно неоднократно, процесс совершенно теряет смысл.

Мероприятие было абсолютно мирным, все сидели в актовом зале, речи говорили ровным голосом, хотя, например, в Токио 7 февраля 2011 года пикетировали российское посольство и прислали туда письмо с пулей и запиской «Северные территории принадлежат Японии».

На сцене множество чиновников, в основном невысокого ранга (начальники уехали на основное мероприятие в Токио), за ними карта Северных островов, в зале — в основном пожилые японцы, бывшие жители островов и их потомки. «164 года назад был подписан первый японо-российский договор, была определена госграница, в результате чего всему миру стало известно, что четыре острова являются частью Японии. Больше 70 лет прошло, как они были заняты Советским Союзом. За это время 60 % бывших жителей умерли, мечтая о возвращении на родину. Сердце разрывается, что проблема до сих пор не разрешена», — начал вышедший на сцену мэр городка Раусу (соседний с Немуро), зампред Совета жителей за возвращение Северных территорий.

Он пожаловался, что японцам не дают соблюдать обычай ежегодно посещать могилы предков. «Часто бывает, что мы доплыли до островов, но не смогли посетить кладбища. Жаль, что нет возможности свободно ездить туда», — сказал мэр и отметил, что именно дипломатические переговоры должны решить проблему, хотя общественное мнение тоже имеет важное значение, и всем японцам нужно объединиться.

Вышел на сцену и один из бывших жителей — Сакаэ Кавасибара. «У нас было очень много трудностей после войны, и мы мечтали о возвращении на родные острова. Многие бывшие жители уже умерли — их мечта не сбылась. Из 17 тысяч бывших жителей нас осталось 6 тысяч. Средний возраст больше 83. Мы очень надеялись на январскую встречу Путина и Абэ, что после нее нам вернут острова. Мы уже не видим выхода, не видим решения. У бывших жителей времени практически не осталось. Тратить его впустую неприемлемо, поэтому мы говорим правительству: «Пожалуйста, пока есть еще живые бывшие жители, дайте нам конкретные результаты. Проводите переговоры, а мы всю оставшуюся энергию отдадим на возвращение всех четырех островов», — сказал он нетвердым голосом.

Следующие выступающие также говорили в основном общие слова, благодарили сидевших в зале японцев за активную работу на ниве возвращения островов в родное лоно и выражали надежду на положительный исход переговоров.

Надежды на подписание мирного договора уже в начале 2019 года у японцев, похоже, и правда были большие. Мэрия Немуро даже сменила постоянный слоган мероприятия с «Верните Северные территории» на «Скорейшего заключения мирного договора».

Но вот Такеучи-сан и Маша-чан остались дома, объяснив это так: «Большинство тех, кто участвует в празднике, как-то связаны с администрацией, и есть ощущение, что они занимаются чем-то не связанным с островами, поэтому особого смысла участвовать в этом нет».

Хотя в Японии, по словам учительницы Анны Жабиной, про территориальную проблему написано в каждом учебнике, на праздновании выступила школьница и рассказала, что в Токио среди ее сверстников мало кто знает о проблеме Северных территорий. «Молодое поколение должно об этом знать, и поэтому наша обязанность рассказывать. Я выражаю свою решимость работать в этом направлении», — сказала она.

Оказывается, в Японии до сих пор далеко не все в курсе территориальной проблемы с Россией, а особенно ее сути. «Не все японцы об этом знают, особенно молодые, особенно живущие не на Хоккайдо. 7 февраля СМИ по всей стране говорят о ней, но в остальные дни молчат», — жалуется Сатоши Йонея. Его мать родилась на острове Юрий, и он состоит в движении за возвращение Северных территорий, которое пытается заинтересовать проблемой всю Японию.

— И как успехи? — интересуюсь я.

— Никак, абсолютно неуспешно, — смеется Йонея-сан. — Больше 70 лет не двигается этот вопрос с мертвой точки, а хочется хоть немножко продвижения вперед. Уже через десять лет никого из бывших жителей может не быть в живых.

—Да, потому что для бывших жителей это своя проблема, для них острова — это родина. Для остальных — нет.

— Мы постараемся, чтобы такого не случилось, — отвечает Йонея-сан и почему-то смеется.

Он называет себя реалистом, а вот директор Музея Северных территорий с ним не согласен: «Япония в любом случае считает все четыре острова своими, и нам эту проблему нужно решать во что бы то ни стало, вне зависимости от того, будут жители живы или нет». Для популяризации этой темы движение за возвращение Северных территорий проводят мероприятия не только в феврале, но и летом.

— Нет людей, кому эта проблема вообще не делает больно. Это связано с тем, что в Немуро остались только переселенцы, кто не умеют ничего делать,кроме ловли рыбы, а остальные расселились по всей Японии, — говорит Маша-чан.

Работает такая пропаганда пока со сбоями. Во время моего разговора с директором Музея Северных территорий в здание зашел мужчина с огромным туристическим рюкзаком за плечами. Он посетил туалет, немного передохнул, а на экспозицию даже не взглянул. Выяснилось, что он работает диджеем, а сейчас в одиночку пешком огибает Хоккайдо, для чего и пришел на мыс Носаппу.

— Мне просто надо по периметру обойти. Особого отношения у меня нет. Такое же, как у обычного японца.

— Это трудный вопрос! Если бы я знал правильно историю и убедился, что это именно японские острова, то надо вернуть. Но я сам еще не изучил историю.

— Так вот же музей — можно изучить! — говорю я и указываю на здание за его спиной. Диджей пропускает мое замечание мимо ушей: «Я не знаю, где правда. Япония говорит одно, Россия — другое, и кто говорит правду, я еще не разобрался». После Хоккайдо он хотел бы отправиться в пешеходное путешествие по Антарктиде, Арктике и России.

В мэрии Немуро мне рассказали, что число посещающих мыс Носаппу туристов падает. Как и интерес японцев к теме Северных территорий. «Слишком много времени прошло, пока не решается проблема», — говорит Ода-сан. Пик, по его словам, был несколько лет назад, когда в Японию приезжал Путин (тогда Носаппу посетили 250 тысяч туристов). В 2017 году здесь было 160 тысяч (в 2016 году — 141 тысяча).

— А в России думают, что все японцы не могут спать спокойно, пока проблема не решится, — удивляюсь я.

— Хотелось, чтобы японцы стали такими, — отвечает он и грустно улыбается.

Как ни странно, в 1956 году Советский Союз согласился заключить с Японией мирный договор и отдать (или вернуть) Шикотан и Хабомаи. Но японцы, которым американцы пригрозили, что тогда не вернут Окинаву, предложение отклонили и договор не подписали.

Сейчас Абэ снова заговорил о мирном договоре именно на основе декларации 1956 года, что вызвало шквал критики в Токио. Но многие завязанные на море жители Немуро, похоже, готовы согласиться и на два острова. «Если мы получаем только два острова, то это очень хорошо для региона с точки зрения экономики. Мое личное мнение, что если их вернут, то люди будут очень рады», — говорит Судзуки-сан из рыболовецкого кооператива Хабомаи.

Вот и советник Абэ по проблеме Северных территорий Мунэо Судзуки (он был первым японским депутатом, посетившим Северные территории в 1995 году) говорил об этом на празднике 7 февраля. Его выступление вообще было самым экспрессивным и свободным от клише. «В 1956 году мы хотели подписать договор о возвращении двух островов, но Америка помешала. После 1969 года в Японии начали говорить о четырех островах. Когда работал в правительстве, мы почти договорились о двух островах, но поменялось наше правительство, и премьер Коидзуми снова стал говорить о четырех островах, — рассказывал Судзуки. — Переговоры зашли в тупик. Пришел Абэ, и его переговоры с Путиным идут очень хорошо. Мы договорились, что вопрос надо решать, уважая суверенитет и достоинство народа. Оно есть не только у японцев, но и у россиян, и это надо учитывать. Зачем говорить о четырех островах, если так мы даже не зайдем на переговоры? Я говорю: пусть один или два острова и море вернут, и чтобы на остальные можно было бы свободно ездить. Надо двигаться вперед!»

Бывшие жители островов слушали его выступление молча (как, впрочем, и все остальные речи), а затем наградили аплодисментами. Такой у японцев характер.

На самом же деле для большинства сидевших в зале вариант с двумя островами неприемлем, утверждает Анна Жабина. «Это предательство, Абэ станет предателем, а хуже этого мало что можно придумать. Раньше после этого японец разрезал себе пузо мечом. Сейчас не так. Например, когда тут сына министра сельского хозяйства поймали на взятках, отец пошел в туалет и удавился на ремне. Ну а что? Ему уже 70 лет, а так хоть у дочки жизнь будет, не сожрут всю его семью вплоть до правнуков», — говорит она.

— В Немуро кого-то переселили с Кунашира, а кого-то с Итурупа. И если, допустим, Япония получит только Кунашир, то, когда человек с Итурупа будет появляться в публичном месте, каждый человек, который имеет отношение к Кунаширу, должен будет себя убить, чтобы искупить вину перед ним. Так тут устроено. Если предашь своего, то станешь изгоем, а они тут не выживают.

На самом деле мало кто из моих собеседников в Немуро всерьез верит, что Россия сама отдаст Японии даже два острова. «После того землетрясения 70 % шикотанцев были готовы, чтобы остров вернулся в Японию. Тогда была очень плохая экономика, но сейчас уже много за то, чтобы не отдавать. Это реальность», — говорит реалист Йонэя-сан.

Но силовой сценарий никто, во всяком случае открыто, не рассматривает. «Некоторые посетители нашего музея говорят, что любые территориальные проблемы решаются только силовым путем, но мы имеем горький опыт войны, поэтому мы на это не пойдем. Только мирный путь», — уверяет меня директор Музея Северных территорий.

Дело не только в том, что у Японии с 1945 года нет профессиональной армии, хотя с тех пор много изменилось, и в 2015 году премьер Абэ даже узаконил использование Сил самообороны страны в военных конфликтах за рубежом. «В Японии очень сильное табу на войну после поражения во Второй мировой. Японца можно просто напугать вопросом про то, что он будет делать, если начнется война. У него будет шок. Они не понимают, что если хотят вернуть территории в ближайшее время, то кроме войны ничего не остается», — объясняет Анна Жабина.

По ее словам, Вторая мировая война оставила в японцах серьезный комплекс неполноценности, но только в отношении США. «При этом он у них не от того, что они плохо поступали [как у немцев], а потому, что оказались слабы и проиграли. Идея японцев в том, чтобы победить США в экономике», — говорит Анна. А ведь это они сбросили на Японию две атомные бомбы, выделили СССР суда для Сахалинской и Курильской операций, а также шантажом не дали Японии получить хотя бы часть Северных территорий.

— А почему к России есть негативное отношение из-за островов, как вы сами говорили, а к США — нет, хотя они сбросили на вас ядерную бомбу? Острова важнее людей?— спрашиваю я Одадзиму-сан, а он в ответ усмехается.

— Получается так. Это была очень большая трагедия, но она произошла в ходе войны, поэтому японцы воспринимают ее как часть войны, на которой бывает всякое. Потом война закончилась, и оккупация островов — это уже не военная история.

Есть мнение, что СССР крупно повезло, что Япония не открыла второй фронт, до конца войны придерживаясь нейтралитета. И японцам очень не понравилось, что Советский Союз в итоге его нарушил. «Мы очень сильно верили в нейтралитет между Японией и СССР. Я говорил про это с другими русскими, и они сказали, что Советский Союз напал из-за того, что Япония была союзником Гитлера. Да, у нас были соглашения, но чтобы защитить Японию от Америки, а не чтобы убивать евреев или людей из СССР, и мы не понимаем, за какую вину нас выгнали с островов, где мы жили с самого рождения», — объясняет логику японцев Сато-сан.

Дело еще и в том, уверена учительница, что японцы не уважают Россию. «Уступить американцам — это нормально, ведь японцы сами с ней не справились. А вот уступить русским — это немыслимо. Мы не котируемся у японцев после войны 1904–1905 годов. Тогда никто не ожидал, что азиатская держава может победить Россию, но в итоге японцы для себя решили, что они сильнее России», — объясняет Анна Жабина.

С ней согласна и Маша-чан: «У победы над Россией был страшный конец, потому что, победив, мы перестали себя считать убогой страной, очень сильно возгордились и совершенно неожиданно стали себя вести как колониальная держава, забираясь в непонятные дебри. Не надо было этого ничего делать».

Дело закончилось военными преступлениями, за которые нация так и не покаялась. «Посмотрите фильм «Человек за солнцем» про эксперименты над живыми людьми, когда китайцам закачивали в сосуды мочу, обливали азотом руку, чтобы разбить ее, заставляли матерей есть куски ее еще живого ребенка. В японских учебниках истории про это ничего нет, хотя про холокост есть», — говорит Анна.

По ее словам, японцы начали покорять Китай, считая, что несут им освобождение от белого человека. «То, что они вырезали пол-Кореи и миллионы китайцев (Китай потерял во Второй мировой 15 миллионов человек, больше только СССР— прим. авт.), для них было нормально, потому что они же одной крови. Они думали, что они хорошие. Так и в русских семьях бывает, когда муж бьет жену и думает, что делает благо», — говорит Анна.

Сейчас учительница русского в меру сил сражается с крупной гостиничной сетью APA hotels, где в номерах лежит ультранационалистическая книга на английском и китайском про то, что люди из Юго-Восточной Азии — это низший класс людей. «Там говорится, что для корейских женщин была честь лечь под японского офицера, тем более 60 раз за день. Японцы же не хотели этим заниматься, но не могли отказаться», — возмущается Анна.

Бизнесмен Сато-сан, у которого дома я видел эту книгу, как раз придерживается именно таких взглядов. «Япония проиграла Вторую мировую войну, но не думаю, что Япония была не права, начав войну. Не думаю, что Япония вела эту войну из-за того, что она агрессивно относилась к другим странам. Более того, Япония вела войну, чтобы просветить и облагодетельствовать азиатские страны. Японские войска воевали с англичанами и голландцами, и благодаря нашей победе появились такие государства, как Сингапур, Малайзия, Вьетнам и Индонезия. Но, вообще, война была оборонительная — чтобы защитить самих себя», — объясняет он.

Война была настолько оборонительной, что, как напоминает Анна Жабина, последний японский солдат сдался только в 1972 году: «Дядьке просто не сказали, что война закончилась, и он со своим отрядом почти 30 лет ждал в джунглях Индонезии приказа от начальства».

Из бывших жителей, с которыми я общался, почти никто (кроме Токуно-сан, который намерен на своем катере возить туристов рыбачить) не готов вернуться на родной остров, если Россия его вернет. Слишком солидный возраст.

Что будет Япония делать с островами, если получит их назад, похоже, не знает никто. Начальник отдела по вопросам Северных территорий Ода-сан в ответ на вопрос о планах освоения островов (Хабомаи относятся к городу Немуро) говорит, что несколько лет назад в мэрии выясняли мнение молодежи, которая предложила«не портить природу и совместно с Россией развивать острова».

— Бизнесмены, само собой. И есть люди, которые не любят мегаполисы, а любят отдаленные острова, особенно после выхода на пенсию. Мы, администрация, тоже обязаны там работать, но в какой форме, пока неясно.

— Мы будем приветствовать их, с вашими людьми мы будем работать, — уверенно отвечает Ода-сан.

— А если они будут шины воровать?— спрашиваю я, но Ода-сан в ответ лишь посмеивается.

— Каждый случай нужно рассматривать по ситуации, а бывшие жители действительно хотят туда, где имели земельные участки, которые они до сих пор считают своими (у японцев и сертификаты соответствующие есть — прим. авт.). Раньше говорили, что надо дома сносить и строить новые, но сейчас японцев с таким мнением нет. Нужно жить дружно.

Большинство японцев сейчас высказывается за совместную хозяйственную деятельность на островах (о ней говорил еще Горбачев в 1991 году), но как это будет выглядеть, никто не знает. Одно ясно — работы предстоит много. Агент Максим Волков рассказывает, что, пока не упал курс рубля, он хотел организовать торговлю между Курилами и Немуро. «Тема умерла в зародыше. Я думал возить овощи и фрукты, ведь обратно до Курил корабли пустые идут. Грузи — не хочу. Но у нас как? Ты привозишь картошку на Курилы, а у них даже склада нет, который может принять груз, пока ты отправляешь образец на Сахалин и ждешь сертификата качества. За это время картошка сгниет», — рассказывает он.

Но пока японцы мечтают. Чета Такеучи рассказывает: «Немуро бы невероятно расцвел, ведь на Итурупе есть горячие источники, а японцы обожают баню, и Немуро стал бы туристическим раем, куда японцы приезжали бы со всей страны, да и китайцы. Там и площадки для гольфа можно сделать. Надо отменять визы для всех японцев и русских, не надо никого выселять, хорошо бы все жили вместе и абсолютно свободно перемещались. Надо назвать это особым районом, и чтобы неважно было, кто ты и откуда, чтобы жить там».

— Главное, чтобы русские и японцы смогли свободно перемещаться, и тогда неважно, какая это будет страна, — говорит Такеучи-сан.

У Сато-сан на Россию и вовсе большие планы. «С точки зрения совместного хозяйствования на Хабомаях и Шикотане можно развивать только рыболовство, а вот на Кунашире и автомобилестроение, и промышленность, завязанную на пластик. С возвращением островов в японскую юрисдикцию появятся очень благоприятные экономические условия для России. Вокруг Японии есть много счастливых государств, например, Корея являлась китайской колонией, а сейчас благодаря Японии это счастливая страна. То же самое с Тайванем. С Россией пока таких отношений не было. А ведь развивать промышленность самостоятельно она не может — нужна помощь Японии, — рассказывает Сато-сан.

—Не думаю, что он глупый. Вокруг России происходит большое количество странных революций, после которых обязательно появляется американская база. В мировых СМИ Россия всегда плохая, а Путин — диктатор, но я не думаю, что это так. Путин противостоит угрозе глобализма, защищает ресурсы и народ своей страны. Если он не сможет их защитить, то Россия превратится в подобие арабских стран, в экономическую колонию. В какой-то момент сложится ситуация, когда России нужно будет выбирать, с Китаем она заодно или с Японией, ведь сила Америки, наоборот, убывает.

Одним из взаимовыгодных проектов, считает Сато-сан, мог бы стать сухопутный путь из Японии в Европу через Россию. «Россия давно хочет соединить Сахалин с материком, и это могла бы сделать Япония. Если бы этот проект осуществился, то количество межличностного общения между русскими и японцами резко бы возросло, а российские заводы получили бы развитие, но для этого нужно добиться полного понимания между странами и завершить проблемы, которые тянутся из прошлого», — заключает бизнесмен.

Каждый год в феврале в Саппоро (главный город острова Хоккайдо, столица зимней Олимпиады 1972 года, население 2 миллиона человек) проходит знаменитый Снежный фестиваль. В центре города ставят снежные скульптуры, причем не только покемонов — в этом году главными хитами были выезжающий из тоннеля поезд и Кафедральный собор Хельсинки.

Россию в Саппоро, похоже, любят, и проблема оккупированных Северных территорий тут никого сильно не беспокоит. Кроме различного японского и азиатского фастфуда, на фестивале была палатка Romanov с борщом и пирожками, а также лавка с матрешками, около которой постоянно толпились японцы. Особенно их привлекали матрешки-котики и герои Star Wars, но русскую классику тоже брали охотно.

Хозяйка палатки Людмила начала продавать матрешки еще 16 лет назад. «Я давно их сама собираю. Раньше тут сувенирного магазина ни одного не было, но у меня после Рождества остался товар, и я вышла с сувенирами первая сюда. Сейчас кого тут только нету», — рассказывает она.

— Сколько продали? — спрашиваю я.

– Ой, не считали, но больше 100 штук точно. У нас же и уникальные есть, которые и в Москве не купишь. На днях вот один японец купил матрешку Бабу-ягу. Сказал, что любит Россию и только что по Сибири проехал.

— Почему? Кто не любит русских, проходит мимо, а кто любит — заворачивает к нам. Очень им нравится, что матрешку открываешь, а там еще и еще куколки. Чем больше, тем больше нравится.

Не все знают, что матрешка, хоть и кажется традиционной, если не древней русской игрушкой, на самом деле появилась только в конце XIX века и была скопирована с японской игрушки Фукурума.