Фильм Михаила Идова «Юморист» не заинтересовал массового зрителя. Не пошел на него массовый зритель, несмотря на завлекательное название и неиссякаемую любовь к профессиональным шутникам и многочисленным телешоу с их участием. Имя им (и шутникам, и телешоу) легион. Оказалось, что одно дело — чисто поржать в зале или перед экраном телевизора, а другое — вникать в рефлексии главного героя фильма Бориса Аркадьева.
Как его публика требует на концертах один и тот же монолог «Бархатный сезон» про девушку с обезьянкой, доставляя артисту легкого жанра душевные муки, так и традиционная аудитория юмористических шоу годами и десятилетиями надрывает животики над незамысловатыми репризами записных шутников, давно разучившись считывать второй или третий план.
И не только у нас, кстати. Во все горло ржут над самыми примитивными шутками немцы, итальянцы, американцы. «Ну, тупыыее», — изгалялся над последними Михаил Задорнов к восторгу своих зрителей, повышающих за счет «тупых американцев» собственную самооценку. Михаила Задорнова уже нет на свете, но его концерты, которых на ТВ записано бесчисленное множество, по-прежнему лакомое блюдо в телевизионном меню. Не стареет душой и ветеран «движения» Евгений Петросян, чьи непритязательные шоу на протяжении многих десятилетий дают ТВ отменные рейтинги.
Режиссер «Юмориста» Михаил Идов рассказывал, что сюжет фильма навеян афишами, которые он в 2012 году увидел в Юрмале. На них значились практически те же имена, которые он встречал на афишах в 80-е годы прошлого века, когда ребенком отдыхал с бабушкой на рижском взморье. И в большинстве своем это были имена юмористов. В программе канала RTVI «На троих» режиссер размышлял над феноменом этой их непреходящей популярности, который так и не смог постичь: «В стране, где почти ни про что нельзя было шутить, многие из главных звезд были профессиональные шутники».
В той же программе Идов признался, что первоначально хотел найти на роль звездного юмориста 80-х реального современного юмориста. И нашел. Но позже отказался от этой идеи, увидев на сцене «Гоголь-центра» актера Алексея Аграновича. «А кого из юмористов вы хотели пригласить на эту роль?» — заинтересовались ведущие Тихон Дзядко и Алексей Пивоваров. Идов поколебался, но все же «выдал» фамилию претендента: Максим Галкин. «Мне кажется, он очень хочет быть более серьезным артистом».
Судя по всему, Идов не ошибся, и «костюм» юмориста действительно стал Галкину немного тесноват — так же как и образ весельчака-затейника. Не то чтобы сильно давит, но хочется ему иногда поработать и в других жанрах, и на другую аудиторию, отличную от его обычных поклонников на Первом канале.
Типа — не надо меня ставить на одну доску с комикующей братией, я другой, я Гамлета в безумии страстей который год играю для себя.
В эфире программы Наrd Day’s Night на канале «Дождь» ему представилась возможность выйти за пределы привычного всем образа, правда, мук и рефлексий, подобных несыгранному им герою, он не обнаружил. Заявил не без кокетства: «Я, может быть, в силу собственной глупости считаю, что мне нет конкурентов». В ответ на упреки участников программы — что-де шуток на политические темы в его репертуаре нет — вспомнил свой концерт 2017 года, где они как будто были. Хотя перед монтажом он показал материал «Константину Львовичу. Просто посоветоваться — вот это может быть в эфире?» И представьте себе — концерт пошел в эфир без малейших изъятий! В общем, совсем, как встарь: сначала завизируй — потом импровизируй. И то правда: времена нынче такие, что, не ровен час, и под статью попадешь за оскорбление власти.
«Но вы могли бы потом то, что, допустим, не прошло в эфир, разместить на YouTube, в чем проблема?» — удивились интервьюеры. «Я не могу быть официально лицом Первого канала и жечь на ютьюбе, — ответил Галкин. — Мне тут же позвонят и скажут: аллё?»
«А можете вы Навального спародировать? Есть там что пародировать — в смысле образа?» — спровоцировал гостя ведущий Антон Желнов. И Галкин, во-первых, с отчаянной смелостью произнес имя того, кого нельзя называть в федеральном эфире, а во-вторых, со всей страстью обрушился на Навального за то, что тот
«играет на дудке пролетарской ненависти масс к богатству… Когда он обвиняет моего коллегу Владимира Соловьева в его недвижимости, у меня возникает вопрос: а почему ты его обвиняешь?
Он приносит колоссальные рейтинги своему каналу, его канал «Россия 1» продает рекламу гораздо дороже благодаря существованию Соловьева на ТВ. Он ему должен платить большие бабки, и он имеет право получать эти бабки и покупать недвижимость где угодно».
Когда же ему напомнили, что речь идет не просто о больших бабках, а о лицемерии ведущих государственных телеканалов, бесконечно разоблачающих тлетворный и враждебный нам Запад, но владеющих там недвижимостью, отшутился: «А может, они внедрены туда специально? Может, после их смерти мы узнаем, что Брилев покушался на Терезу Мэй, а Соловьев развалил экономику Италии?»
При этом как ни старался Галкин обходить острые политические темы («Я не революционер»), но отношение к намерению своего украинского коллеги Владимира Зеленского стать президентом скрывать не стал: «С восторгом отношусь к этому факту! Потому что клоунада, в которую превратилась политика на просторах бывшего СССР, нуждается в том, чтобы туда пришел профессиональный клоун». «А сами не хотите?» — «Никогда! Но я бы с удовольствием представил встречу в верхах: я, Зеленский и Мартиросян от Армении».
В программе Киры Прошутинской «Он и она» на канале ТВЦ Максим Галкин показал себя несколько с иной стороны: цитировал «Фауста» Гете на немецком, читал Бодлера на французском, размышлял на философские темы, вызвав естественный вопрос ведущей: «Тебе не обидно, что с твоей интеллигентностью, образованностью, тонкостью ты все время должен быть смешным для всех?» Оказалось, нет, не обидно: «Самое важное — помнить то, благодаря чему тебя полюбили… Меня полюбили за добрый юмор, пародируя, я стараюсь, чтобы человеку было необидно».
В общем, образ рефлексирующего юмориста (в блистательном исполнении Алексея Аграновича) — преданье старины глубокой. Сегодняшние звезды юмора рефлексиями не заморачиваются и чувствуют себя вполне комфортно даже в условиях, когда юмор жестко табуирован. Для себя же, любимого, всегда можно найти оправдание: добрый юмор лучше злого. И людям нравится. Но изредка можно и «Фауста» Гете на немецком публично почитать. Часто нельзя. Народ (он же зритель) не поймет и не простит.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»