Устойчивое снижение реальных доходов населения, совпавшее с ростом экономики в отчетах правительственных статистиков, выглядит подозрительно. Но те же статистики признают, что с 2013 года люди обеднели на 12% и суммарная покупательная способность российских потребителей сокращается на 5 трлн рублей год. В то же время недавно стало известно, что число жителей России, владеющих состоянием более $30 миллионов, за год увеличилось на 7%.
То есть рост экономики, видимо, существует, но конвертируется он в рост доходов очень особенной части населения.
Начальство, на словах, очень беспокоится о бедности россиян, обещая что-нибудь придумать для борьбы с ней. Не рассчитывайте — низкие доходы, да еще с тенденцией к снижению — системная особенность той модели экономики, которой придерживается сейчас Россия. Рост ВВП такая модель действительно предусматривает. А вот роста доходов — нет.
Чтобы понять, что происходит, нужно ответить на вопрос — а почему с точки зрения экономической теории доходы работников вообще должны расти? Ответ не так очевиден. Ведь сам Карл Маркс в свое время утверждал, что пролетариат во всех случаях ждет абсолютное и относительное обнищание. Понятно, что наши начальники — марксисты с головы до ног, строящие свой сегодняшний «империализм» именно таким, каким его описывал сталинский учебник «Политическая экономия». Но даже Энгельс на закате жизни признавал, что относительно «абсолютного обнищания» основоположник погорячился.
Ошибка в прогнозе Маркса была вызвана тем, что в своих теоретических построениях он не учитывал влияния на рынок труда конкуренции предпринимателей и технического прогресса.
А именно эти факторы являются драйверами роста заработной платы. В упрощенном виде выглядит это так. Открывая бизнес, предпринимателю надо нанять работников, а для этого ему надо предложить им заработную плату не ниже, чем у конкурента. Естественно, что за свои деньги он хочет нанять лучших мастеров. И в этом случае у него есть мотивация к увеличению зарплаты. У его конкурента в этом случае тоже возникает мотивация либо к увеличению зарплаты, чтобы сохранить работников, либо к внедрению каких-то инноваций, позволяющих повысить производительность труда оставшихся.
Но внедрение новой технологии требует более квалифицированных сотрудников, которые требуют себе еще большей зарплаты. Таким образом,
в конкурентной экономике возникает система с положительной обратной связью — конкуренция провоцирует рост зарплат, а рост зарплат повышает спрос на технологии,
повышающие производительность, а внедрение технологий требует роста зарплат.
Это, конечно, самое примитивное описание рынка труда в условиях развития конкуренции. Однако работает система именно так. Чем больше желающих предложить тебе работу, тем выше зарплата у тех, кто готов продать свое время, навыки и труд.
«Обратная» мотивация
Что произойдет, если вы избавите предпринимателя от конкуренции и забот о расширении своей доли рынка? Например, обеспечив ему государственный заказ — как это сейчас и происходит под девизами «развития», «инвестиций» и «стабильности». Мотивация такого предпринимателя разворачивается «в обратную сторону».
Для владельца завода, точно знающего, что его продукция будет приобретена, государством во всяком случае, все расходы на работников становятся издержками, уменьшающими собственную прибыль предприятия.
Нет у такого владельца завода и мотивации к повышению производительности труда за счет внедрения новых технологий. Больше, чем купит бюджет, он все равно не продаст, а вести с властями переговоры о субсидиях и льготах легче, когда на заводе работает две тысячи человек, а не двести.
А если хозяин завода все же повысит зарплату своим работникам, то его может ждать неприятный разговор в региональной администрации — зачем ты увеличиваешь «среднюю» зарплату по городу, провоцируя лишние вопросы бюджетников, врачей и учителей, за зарплаты которых отвечают местные власти?
Кстати, еще один парадокс российской «средней зарплаты» — ее получают работники самой разной квалификации, как минимальной, так и требующей длительного обучения. Например, зарплату чуть меньше «средней по региону» в России платят международные сети ресторанов быстрого питания. Те самые, работа в которых во всем мире оплачивается по минимально допустимой ставке. То ли российский рынок никак не ценит ваших дипломов, то ли зарплату вам сильно занижают.
Хорошо, возразит начальство, но зарплата работников зависит от результатов работы предприятия — не должна же компания работать себе в убыток? А производительность труда работников российских предприятий очевидно ниже, чем таких же работников на предприятиях зарубежных.
Мысль логичная, но почему низкая производительность труда на российских предприятиях никак не снижает уровня зарплат их высшего менеджмента, получающего вознаграждение на мировом уровне и даже выше? Каких таких выдающихся результатов добились главы российских государственных и квазигосударственных корпораций, что оплата их труда исчисляется миллионами долларов? Получается, что прибыль российских предприятий достаточна для выплаты вознаграждения их дирекции, но недостаточна для вознаграждения сотрудников?
Фото: photoxpress
Как учили в СССР
Но ни в коем случае не надо думать, что система занижения стоимости труда на государственном уровне имеет какое-то отношение к рыночной экономике. Это специфический опыт СССР, который с точки зрения экономического устройства представлял собой своеобразный производственный холдинг.
В этом холдинге любой рост зарплат работников воспринимался начальством как объективное зло, поскольку означал рост издержек.
Всякий разговор насчет заботы о трудящихся в неконкурентной экономической системе не имеет смысла. Как точно заметил один из персонажей «Архипелага ГУЛАГ», в стране, где экономика принадлежит государству, деньги становятся «двухэтажными» — власть старается заплатить «по первому этажу», а рассчитываться народ должен «по второму». Но законы спроса и предложения работали и в СССР, где высокая зарплата платилась за труд, требовавший какой-то уникальной квалификации или для которого непросто было найти желающих. Однако начальство придумывало более изощренные трюки, призванные снизить стоимость труда относительно стоимости продаваемых государством товаров.
Самым наглядным примером такой в СССР была знаменитая денежная реформа 1961 года, когда за 10 «старых» рублей начали давать 1 «новый». Внешне это выглядело обычной деноминацией, поскольку цены в государственной торговле тоже снизились в десять раз. Однако цены на продовольственных рынках уменьшились примерно в 4–5 раз, в зависимости от товара. Так, в декабре 1960 года в государственном магазине картофель продавался по рублю за килограмм, а на рынке, в зависимости от качества, картошку можно было купить по цене от 0,8 до 1,3 рублей за кг. После реформы «государственная» картошка стала стоить 10 «новых» копеек. Но на «колхозном рынке» за нее просили уже 30 «новых» копеек. Было в покупательной ценности «новых» денег что-то, насторожившее продавцов.
Одно из объяснений этого феномена — резкое снижение стоимости рубля по отношению к твердой валюте, в первую очередь к доллару. Дореформенный курс обмена составлял 4 рубля за доллар. Понятно, что советский человек никаких долларов не видал, но этот курс служил ориентиром для установления государственных «рублевых» цен на продукты и товары, приобретенные или продаваемые за валюту. Теоретически курс доллара после реформы должен был быть снизиться до 40 копеек за $1, однако он был объявлен на уровне 90 копеек за $1 — с соответствующим уменьшением официального «золотого содержания» рубля. То есть по отношению к доллару рубль был фактически девальвирован в 2,5 раза — с соответствующим ростом цен на импорт. Или, говоря иначе, со снижением покупательской способности зарплаты по отношению к импорту. И к продуктам на рынке — тоже.
Советские начальники так перестарались в борьбе за дешевый труд, что в декабре 1965 года зампредседателя Госкомитета цен товарищ Кузнецов докладывал в ЦК КПСС, что:
«по данным специальных подсчетов, выполненных ВЦ Госплана СССР …, в 1963 году почти у 40% рабочих и служащих (с членами семей) доходы были ниже прожиточного минимума, примерно 35% имели доходы от 41 до 65 рублей в расчете на душу. По расчетам НИИ труда, прожиточный минимум соответствует доходам в 40 рублей на душу, а доход в 65 рублей обеспечивает уровень достатка».
«Ликвидация малообеспеченности — центральная задача в области повышения материального благосостояния трудящихся», подчеркивал товарищ Кузнецов. Однако «проводимые мероприятия по повышению заработной платы мало сказываются на среднеоплачиваемых группах рабочих», сокрушался чиновник. При этом цены на продукты в СССР по официальному курсу превышали аналогичные цены «на Западе».
Девальвация как двигатель экономики
Почему советская власть пошла на очевидное снижение уровня доходов трудящихся? Ответ простой — нефть, добыча и экспорт которой начали расти как раз в конце 1950-х годов. Если в 1958 году СССР экспортировал 9 млн т нефти и столько же нефтепродуктов, то в 1962 году за рубеж ушло 26 млн т нефти и 19 млн т нефтепродуктов. При этом, собственно, объем нефтедобычи в стране вырос всего в 1,6 раза — со 113 до 186 млн т. Почему так получилось? Нефть в то время стоила недорого — $2,88 за баррель, и в рублях по официальному курсу «до реформы» каждый экспортный баррель приносил советской нефтяной отрасли 11,52 руб. «старыми». И теоретически должен был стоить 1,15 руб. «новыми». Но после реформы 1961 года каждый баррель стоил уже 2,60 руб. по новому курсу.
При этом себестоимость добычи и транспортировки нефти не изменилась — выросла только прибыль советских государственных бизнесменов.
Очень похожую картину мы наблюдали двадцать лет назад, во время девальвации 1998 года. Как только высокий курс рубля стал угрожать интересам распорядителей промышленных и сырьевых отраслей — так девальвация снизила доходы граждан по отношению к стоимости импорта втрое. Кроме того, резко снизилась и доля оплаты труда в производственных затратах предприятий — именно это обстоятельство позволило им продемонстрировать прибыльность, а вовсе не рост спроса на продукты «отечественного производителя» внутри страны.
Фото: photoxpress
По заветам товарища Сталина
Вообще же средняя зарплата в стране на протяжении последних 20 лет имеет примечательную особенность, подмеченную российским экономистом Максимом Мироновым. Наша средняя зарплата соответствует рублевому эквиваленту стоимости 10 баррелей нефти. В 1998 году, когда нефть стоила $10, зарплата в $100 считалась вполне нормальной. Через десять лет нефть подорожала в десять раз — и уже тысячедолларовая зарплата в больших городах перестала считаться чем-то особенным. При этом курс доллара колебался в интервале от 20 до 30 рублей за $1. Еще десять лет спустя нефть стоит около $70, а официальная средняя зарплата по итогам 2018 года находится на уровне 43,5 тысячи рублей, или $700. Правда, и доллар стоит около 70 рублей. А вот цены на продукцию «отечественного товаропроизводителя» за десять лет выросли в разы.
И растущая роль государства в экономике не идет на пользу зарплатам. Государство нанимает без малого 38% трудовых ресурсов в России. И зарплаты в бюджетном секторе, и в особенности на государственной службе, зачастую оказываются выше, чем в остальной экономике.
Но именно поэтому рост зарплат на свободном рынке труда раздражает начальство — он заставляет его поднимать зарплату и своим служащим.
А вот снижение доходов граждан в действительности мало беспокоит начальство, поскольку вполне соответствует его представлениям о том, как должна развиваться экономика. Дело в том, что начальники действительно фантазируют о «модернизации», скоростных магистралях и промышленных комплексах. Проблема в том, что модернизация требует инвестиций. И если проложить дорогу можно и своими силами, то где взять роботов и вообще сложное оборудование, если его нет? Надо купить. А где взять деньги?
Там же, где их девяносто лет назад брал товарищ Сталин, — у населения. В начале тридцатых годов Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами на территории СССР (тот самый Торгсин) купило у населения ценностей, достаточных для покрытия 20% расходов на импорт промышленного оборудования, технологий и сырья. В 1933 г. ценностей, собранных через Торгсин, хватило для оплаты трети расходов СССР на промышленный импорт. Вся эта тема насчет закрытия российского рынка для зарубежных товаров — это попытка организовать такой «Торгсин 2.0» в масштабах всей страны, заставив граждан покупать по повышенной цене местные товары, оплачивая их своими сбережениями. А уж когда эти деньги попадут в руки начальства, оно распорядится ими по-своему.
Фото: РИА Новости
Начальник и налогоплательщики
«Государство ничего вам не должно» — это не оговорка начальника, а его представление о мироустройстве. Только в этой фразе надо заменить слово «государство» на слово «начальство». Никаких «налогоплательщиков» в голове у начальника нет. И, как считает начальник, он вполне без них обойдется.
Происходит это потому, что наполняемость государственной казны, по мнению начальника, от деятельности граждан не зависит. Четверть доходов консолидированного бюджета обеспечивают нефть и газ. Доходами от продажи сырья оплачивается импорт, а потребители оплачивают таможенные пошлины и НДС. Большой заслуги граждан в этом нет, думает начальник, нет нефти — нет импорта, нет импорта — нет и налогов. Ну и 38% российских работников, нанятых государством, налогоплательщиками считаться не могут. Их налоги — просто возврат в казну той части бюджета, которая была потрачена на оплату их труда, и начальство это понимает.
Поэтому, рассуждает начальник, с падением доходов населения бюджетная ситуация в общем не ухудшается. А вот если поставить граждан в положение средневековых ремесленников, платящих налог за право продавать свой труд на рынке, это будет именно то, что требуется! Отсюда и восторг начальства по поводу «микробизнеса» и «самозанятости». Напомню, что сама по себе большая доля «самозанятых» и «микробизнесменов» в экономике еще не есть признак ее качества.
Мировые лидеры по «самозанятости» — это Уганда, Зимбабве и еще несколько стран субэкваториальной Африки — потому что никакой «занятости», кроме «самостоятельной», там почти нет.
Инвестиции без национальности
Зато подъем доходов граждан сразу же демотивирует потенциальных инвесторов в российскую экономику. Но дешевый труд — вообще очень ненадежное преимущество страны, поскольку новые производства и высокие технологии и вообще развитие предпринимательства провоцируют рост зарплат. А когда зарплаты в разных странах оказываются сопоставимыми, инвестор выбирает ту страну, в которой есть настоящие, а не просто озвученные начальством гарантии собственности и действительно независимый суд.
Национальность инвестора при этом не имеет вообще никакого значения. В свое время российское начальство зациклилось на идее сохранения «стратегических отраслей» в руках «национального предпринимательского класса», подконтрольного начальству. Можно сказать, мечта начальства осуществилась — такой класс предпринимателей был создан и составляет большую часть списка российского Forbes. Но институциональная среда сыграла с начальством злую шутку — государственные олигархи обзавелись иностранными паспортами и при первой возможности эвакуируют свою прибыль за пределы начальственной юрисдикции. А когда доходит до ее возврата и инвестиций, то условные «российские хозяева» бизнеса ведут себя точно так же, как и «нероссийские». То есть требуют настоящих, «окончательных» гарантий. Или компенсации за риск, или повышенной прибыльности. А ключевая составляющая такой прибыльности — низкая зарплата.
Поэтому высокие зарплаты всегда идут в комплекте с низкими рисками для бизнеса и инвестиций. А если зарплаты невысоки, значит, и с инвестициями и рисками для бизнеса что-то сильно не так, как кажется начальству.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»