Ушел из жизни Марлен Хуциев, великий режиссер. Философ. Поэт, наделенный даром чувствовать и выражать время. Время прорастает в его фильмах и спустя десятилетия — как знаменательные черты настоящего.
Еще до Годара и Шаброля началась наша оттепельная «новая волна». Перевернул эту ренессансную в кино страницу Хуциев. «Весна на Заречной улице» умыла экран, стерла с него пыль штампов, плесень фальши. Стала народным фильмом, явив очевидный редкий дар режиссера — абсолютный слух на правду.
Марлен Хуциев. Фото: Юрий Рост / «Новая газета»
Во ВГИК он поступил в год Победы. И тема военного «шрама», цены победы уже не оставляла его. Эта тема звучит в «Двух Федорах», ею напитана пронзительная телекартина «Был месяц май», сделанная в содружестве с двумя отставными лейтенантами — Григорием Баклановым и Петром Тодоровским. Даже в неосуществленном хуциевском киноромане о Пушкине император обращается к гвардии, вернувшейся с победой из Франции: «Эта война не похожа ни на одну из доселе знакомых нам войн». И слова Александра I так и будут повторяться эхом времени: «И эта война непохожа, и эта…»
«Весна на Заречной улице» (вместе с Феликсом Миронером), «Застава Ильича» («Мне 20 лет»), «Июльский дождь», «Был месяц май», «Послесловие», «Бесконечность».
Война. Оттепель. Пыльный застой.
О чем бы ни рассказывали его фильмы, в них — воздух — субстанция неуловимая… Но не для Хуциева, создателя собственного поэтического пространства.
В нем был электрический заряд противоположностей. Южный темперамент, произросший на благословенных берегах Куры, подморозил московский климат. Так и балансировал между юношеской одержимостью, максимализмом и мучительной неуверенностью, взвешенностью каждого слова, приема. Между простодушием и мудростью.
«Никто не знает, — говорил Марлен Мартынович, — что я являюсь автором формулы «Остановиться, оглядеться».
«Был симпозиум в Питере, меня стали упрекать за замедленность действия в моем кино. «Ну да, — сказал я, — такое нынче время на дворе, все спешат, несутся без оглядки. Но иногда полезно остановиться, оглядеться».
Я видела хронику. Молодой режиссер Хуциев дает указания актерам фильма «Застава Ильича» и предлагает им забыть на время текст. И оставаясь на позициях героев, говорить «от себя». Потом молодой Хуциев смотрит в камеру, словно вглядываясь в себя десятилетия спустя. Или в нас. И понимаешь, что встреча героя с самим собой и с нами — основа всех его фильмов. В них — скрытая правда о времени, об эпохе, предвидение тревог и боли. Его кино провидческое, проникающее внутрь реальности, за горизонт конкретной биографии героя. В метафизику чувств современника. В бесконечность.
Когда Ромм посмотрел «Заставу Ильича», он сказал: «Марлен, вы оправдали свою жизнь».
Последние 15 лет он снимал «Невечернюю» — о встрече Толстого и Чехова. Один писатель навещает другого в больнице. На вопрос — неужели этот единственный факт вдохновил его на большую картину, Хуциев ответил: «Нужно ориентироваться в жизни на себя. Если будешь искать всегда злободневность, оглядываясь на других, ничего не получится». Я видела материал фильма, он невероятный. Дыхание времени истекшего смешивается с сегодняшним. Картина практически готова. Мы обязательно ее увидим.
Белла Ахмадулина называла Хуциева пушкинским человеком. Рассказывают, студентов он принимал в мастерскую «по глазам», искал живой огонь. И находил.
Марлен Хуциев. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Марлен — нежное, как музыка, имя. В основе этого лучезарного «мурлыканья» — простое сложение имен-символов «Маркс» и «Ленин». Сын потомственной дворянки и «комиссара в пыльном шлеме» обязан своим именем двум бюстикам с отцовского стола. Кстати, классиков марксизма-ленинизма киноклассик Хуциев знал неплохо, мог к случаю ввернуть цитату Маркса:
«Человек, не способный напиться, не способен вообще ни на что».
«Не люблю, — говорил Марлен Мартынович, — когда люди начинают все неудачи валить на кого-то другого, на обстоятельства. Это нечестно. Это девиз неудачников. Особенно сейчас принято свои беды приписывать «тому» времени. Вот «Весна», к примеру, не вызвала никаких замечаний цензуры. Впрочем, было какое-то замечание, невнятно сформулированное. А мы взяли и быстро воспользовались им как фактом, да и досняли один важный для меня кадр. Когда всех заселили уже в новые квартиры. А Белов так и остается стоять с бутылкой шампанского и замечает растерянно: «Полусухое».
Марлен Мартынович читал и любил «Новую», звонил, никогда не отказывал во встречах. Все обсуждали с ним поездку на старой «Волге» по Москве, по местам его съемок. Только бы морозы спали.
Говорил по существу: «Нет, я не боец, скорее — упрямец. Решение принимаю взвешенно, обдуманно, но, приняв, стою на своем. Получив цензорскую редактуру какого-то эпизода, я не делал «заплаток», а переснимал его целиком, пытаясь сохранить смысл. Острота где-то терялась, но необходимая суть сохранялась. Со мной вообще непросто, это с виду я мягкий. Но, как сказано в одной старинной пьесе: «Играть на мне нельзя».
Когда его изводила украинская партноменклатура за безобидный фильм «Два Федора», снятый на Одесской киностудии, руку помощи протянул Виктор Некрасов. Подарил молодому режиссеру книгу «В окопах Сталинграда» с надписью: «Марлену. Держись — можно удержаться». Он удержался.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»