«Все мои русские читатели умерли»

Дом с «фонарем»

Из дома на Большой Морской, 47, семья Набоковых уехала в эмиграцию в 1917 году. Родное гнездо писатель часто вспоминал в своих книгах, особенно в «Других берегах». Особняк, облицованный розовым и серым песчаником и украшенный эркером (или фонарем, как писал Набоков), он называл единственным домом в мире. Это не было преувеличением: другим домом Набоков не обзавелся — всю жизнь снимал жилье.

После революции здесь были и райвоенкомат, и управление бытового обслуживания, и комитет литературной цензуры. Потом два верхних этажа занимала редакция газеты «Невское время», которую в Музее Набокова, что на первом этаже, вспоминают с нежностью: журналисты всегда пускали желающих полюбоваться витражами Эрнста Тоде, каминами, изразцовой печью, лепниной и посмотреть комнату, о которой в «Других берегах» сказано: «В петербургском доме ей отведенная ванная находилась в конце дважды загибающегося коридора, в каких-нибудь двадцати ударах сердца от моего изголовья».

В 2010-м «Невское время» переехало, и на фасаде появилась табличка: «Детская музыкальная школа имени Д. С. Бортнянского». С тех пор, вот уже восемь лет там не прекращается ремонт-эпопея.

По словам сотрудников музея, которые с горечью наблюдают, что происходит на верхних этажах, камины и витражи исторического здания вроде бы уцелели, но пострадала лепнина на потолках. Татьяна Пономарева, руководитель музея, сетует, что строительные организации постоянно меняются, и не исключено, что подлинные элементы декора заменяются новоделом. По ее словам,

В комитете по культуре Смольного «Новой» подтвердили, что музыкальная школа занимает два этажа площадью 1209,8 кв. м в «Доме Набоковой Е. И. с дворовыми флигелями». Только вот ни школы, ни музыки, ни детей там пока нет.

Наследство без места

Сын Владимира Набокова Дмитрий Владимирович умер бездетным. Американский фонд Набокова (наследник писателя) готов передать его личные вещи петербургскому музею, но только если у него будет статус государственного. А у музея нет ни статуса, ни места для хранения и экспонирования, ни должного числа сотрудников.

Музей В. В. Набокова был основан как негосударственное учреждение культуры в 1997 году. Его создал Набоковский фонд, который возглавлял писатель Андрей Битов. Город выделил фонду первый этаж дома в аренду на пять лет. Открытие в 1999-м приурочили к 100-летию писателя.

Поначалу кроме стен там не было ничего мемориального. При Набоковых на первом этаже располагались общесемейные комнаты, на втором — родительские, на третьем жили дети и гувернантки. Несмотря на варварские перепланировки советского времени, музей не утратил изящества и ауры места. Конечно, современные зеленоватые обои не сравнятся с коричнево-золотистой кожей, которой Набоковы декорировали стены столовой, но деревянные панели и потолки первого этажа — исторические. А собранные экспонаты — подлинные. Вещи для коллекции передавали родственники писателя, знакомые, коллекционеры.

Музей небольшой, 330 квадратных метров. Зато коллекция — более пяти тысяч единиц. Личные вещи писателя, книги с автографами, пойманные им бабочки, фотографии из семейного архива.

Были наивные надежды

В 2007 году музей стал подразделением Санкт-Петербургского государственного университета (СПбГУ). Татьяна Пономарева, которая до 2017 года была его директором, а сейчас числится заведующей отделом «Музей В. В. Набокова», с горечью рассказывает о том, как складывалась судьба этого уникального места.

«У создателей музея были наивные надежды, что музей станет существовать на спонсорские деньги, — говорит она. — Фонд заключил с городом договор аренды в 1997-м. Но арендную плату фонд не платил. В 2002-м договор закончился, а директор музея сбежал. С самого момента основания музей не имел постоянного источника финансирования. С 2002 по 2007 год музей существовал за счет продажи билетов, пожертвований и грантов».

Сама Пономарева пришла на Большую Морскую волонтером в 1999-м. Помогала на юбилее Набокова как переводчик, проводила экскурсии. В 2002-м готовила литературную конференцию. Когда музей остался без директора, Татьяне предложили его временно заменить. Говорит, что о долгах музея она не знала. Возглавила музей и решила добиться для него государственного статуса. Обратилась в Комитет по культуре, но там, по словам Пономаревой, ей предложили передать коллекцию Музею литературы ХХ века и работать как его филиал. Она отказалась: «Кто-то из Комитета по культуре сказал, что коллекция будет сохранена, а помещение по возможности будут стараться сохранить. То есть музей мог быть закрыт, а коллекция просто находилась бы в другом месте на хранении».

Арбитражный суд исправно слал письма с напоминанием о долге, но никто его не закрывал. Тогда и появилась идея сделать музей подразделением СПбГУ. В результате филологический факультет долг в 700 тысяч рублей выплатил и заключил с КУГИ договор аренды на первый этаж. Сегодня управление экспозиций и коллекций Университета ведает десятью музеями, работу которых финансирует СПбГУ.

Однако, по словам Юлии Купиной, советника первого проректора СПбГУ по вопросам развития музейной деятельности, полноценного диалога между Университетом и сотрудниками музея не складывается.

«Ни один музей в стране не финансируется полностью за счет бюджетных средств, — поясняет советник. — Общая тенденция всех институций культуры — сокращение бюджетного финансирования. За счет чего работать и развиваться? За счет поддержки фондов, за счет спонсорской помощи и партнерских проектов.

О предложении Литературного фонда Набокова (США) передать уникальные коллекции Университет не информирован. Фонд в Университет не обращался, а Татьяна Пономарева не уполномочена вести официальные переговоры с фондом, не уведомив СПбГУ».

На разных языках

Тем временем атмосфера в музее накаляется. Заместителя заведующего Данилу Сергеева разжаловали в специалисты по хранению. На должность главного хранителя Университет прислал своего человека. Две сотрудницы уволились — якобы потому, что их лишили премий.

В ноябре прошлого года фонд «Про арте» подготовил на Большой Морской, 47, выставку «Здесь был дом». Она работала, пока были смотрители — сотрудники других музеев СПбГУ, которых временно перевели в Музей Набокова. Как рассказывает Татьяна Пономарева, она просила оставить смотрителей подольше, но ответа от руководства Университета не получила. Опасаясь за мемориальные экспонаты, она закрыла выставку. Теперь сокрушается: «Музей бесплатный. Заходят случайные, а порой и странные люди. Сделать муляжи возможности нет. И людей нет просматривать комнаты».

Беда заключается в том, что, когда разговариваешь с сотрудниками музея и руководством Университета, создается ощущение, что они живут в параллельных плоскостях и говорят на разных языках. Юлия Купина считает, что уволившиеся сотрудники «не обладали достаточной квалификацией и не согласились выполнять необходимый план работ». А решение Пономаревой «бесконтрольно сворачивать и убирать экспонаты с временной выставки» расценивает как непрофессионализм и нарушение инструкций.

В СПбГУ, по словам советника проректора, помнят, что Татьяна Пономарева «сделала много для сбора коллекции и организации экспозиции», но упрекают ее в безынициативности, в частности в том, что та не разработала концепцию развития музея.

«Татьяна Пономарева игнорирует принятые в Университете порядки, в том числе по организации крупных и важных мероприятий, — говорит Юлия Купина. — Аргументируя свои неудачи тем, что «музею не дают денег» или «музей закрывают». Но выбор роли жертвы — неконструктивный подход. Университету нужен сильный и креативный музейный администратор».

В СПбГУ хотят видеть Музей Набокова площадкой, «представляющей интеллектуальный потенциал Университета и Петербурга». Татьяна Пономарева же будущее музея видит иначе. Она сообщила, что планирует отправить 11 марта письмо Владимиру Мединскому с просьбой придать музею Набокова статус государственного. Письмо подписали Борис Мессерер, знавший Владимира Набокова, Александр Сокуров, Олег Басилашвили, Михаил Шемякин, Яков Гордин, Ирина Прохорова.