Умер Жорес Алферов, великий ученый России, первый — после длительной «задержки по фазе», — живший и работавший в нашей стране нобелевский лауреат по физике (вторым был Виталий Гинзбург).
Знакомству с ним я обязан замечательному человеку и журналисту, питерскому собкору «Известий» Володе Невельскому. Вместе с ним мы опубликовали на известинских страницах целый ряд бесед с Жоресом Ивановичем. Потом, когда перешел в «Новую», готовил беседы с ним один на один. Но Алферов всегда спрашивал, а как поживает Невельский?
Из всех встреч с ним особенно запомнилась одна. Вскоре после того, когда ему присвоили Нобелевку. На этот раз место было особенное. Научно-образовательный центр (НОЦ) Физико-технического института имени А.Ф. Иоффе. Тут под одной крышей — академики, студенты, лицеисты. По замыслу его создателей (а среди них Алферов играл главную роль), здешнему физико-техническому лицею предназначалась тогда в судьбе отечественной науки такая же роль, как в судьбе нашей культуры пушкинскому Лицею. Мне хочется сегодня, в дни скорби, прощания вспомнить ту давнюю, в последние дни августа 2001 года, встречу и ту беседу для «Новой». Думается мне: многое из сказанного им тогда, не устарело и ныне.
На стене его кабинета в НОЦ — рядом два диплома. Один — нобелевский. Другой: решением сессии Комаровского сельского совета и педсовета Комаровской школы ему присвоено звание почетного гражданина сел Комаровка и Хильки Корсунь-Шевченковского района Черкасской области и почетного члена педагогического совета школы. Подписи — сельский голова и директор школы. Мне показалось, что второй диплом был ему не менее дорог, чем первый. Эта школа — там, где во время Великой Отечественной погиб его брат Маркс.
Диалог наш начинался не с XXI века, который предвосхитили его открытия, а гораздо раньше — с века XVIII.
— Жорес Иванович! Как-то вы сказали, что мечтаете о системе образования, выстраиваемой по единой петровской триаде: гимназия—университет—академия. Насколько это реально сегодня, когда образование, наука, культура сидят на «блокадном» бюджетном пайке? Ваш алгоритм действий в этих условиях?
— Триада — гениальное изобретение Петра, впрочем, жестко продиктованное тогдашним состоянием России, где, по существу, не было ни образования, ни науки. Так что будь в XVIII веке Нобелевские премии, первую надо было дать Петру Великому. Принципиально тут вот что: он считал академию звеном, за которое вытягивается вся образовательная цепь.
В XX столетии идея триады наиболее полно воплотилась в так называемой системе физтеха и, прежде всего, в нашем питерском Физико-техническом институте РАН, созданном в 1918 году Абрамом Федоровичем Иоффе, в его союзе с Политехническим институтом. Потом был московский учебный Физтех, отцами-основателями которого стали П. Капица, Л. Ландау, И. Курчатов, И. Кикоин, Л. Арцимович, Ю. Харитон и другие академики из «детского сада папы Иоффе». Потом Новосибирский академгородок с его прекрасными университетом и физматшколой.
Во всех этих случаях система держится на двух «китах». На неразрывной цепи от школы до науки. И на идее Иоффе о единстве научного и инженерного начал в современном образовании.
— Вы имеете в виду ваш НОЦ?
— Да, конечно. Убежден: подобные ему «оборонительные укрепрайоны» просвещения и науки необходимо создавать срочно и повсеместно. Пока еще не поздно. Какой у меня алгоритм?
Сотрудничать со всеми, кто это понимает, независимо от политических расцветок и полюсов. И — бороться с непрерывно самовоспроизводящейся чиновничьей дурью.
Несмотря на всю эту дурь, мы свой центр все-таки построили. И с сентября 1999 года начали регулярные занятия.
Фото: Замир Усманов/ТАСС
— В свое время «Клуб 12 стульев» «Литературки» опубликовал такую шутку: «Если Сократу потребовалась почти вся жизнь, чтобы убедиться в том, что он ничего не знает, то сейчас для этого достаточно окончить среднюю школу». Таковы результаты нынешнего школьного реформирования.
— Наш НОЦ и есть пример реального реформирования образования, школы, науки. Но все же ключевой вопрос реформирования образования — судьба российского учителя. Как поднять его авторитет, опрокинутый рыночными реформами на дно жизни? Какие для этого принять законы, какие предоставить льготы? Откуда изыскать средства на бюджетное обеспечение таких законов и льгот? Вот на эти вопросы прежде всего должна ответить образовательная реформа. И если не может ответить, то тогда пусть уж лучше реформаторы играют в теннис. Как нам не потерять золотой запас отечественного учительства, для меня это личная боль.
— На днях вынимаю из почтового ящика рекламную листовку. Адресовано «для серьезных родителей»: детский сад — 5000 у.е. в год, частная школа — 5000 у.е., лицей для юношей — 3000 у.е., институт благородных девиц — 3000 у.е.
— «Серьезные родители» — это у кого много «у.е.»? А остальные (их, кстати, подавляющее большинство) — несерьезные? И девицы у них неблагородные? Вот здесь беда: водораздел начинает проходить не между всеми школьниками и особо одаренными, а между теми, родители которых в состоянии оплатить элитное образование своих чад (в том числе и за рубежом), и теми, кто занят элементарным выживанием.
Так что для завтрашних Ломоносовых из Холмогор и Пошехонья вполне возможна перспектива опять добираться в Москву с рыбными обозами.
А что касается нищеты, то даже сегодня, когда Россию разворовывают направо и налево, назвать ее нищей никак нельзя. Как раз вся надежда на то, что мы подготовим знающих, толковых людей, которые остановят грабеж, не дадут превратить нас в действительно нищую страну.
— Не тает ли эта надежда в связи с сильным оттоком нашего интеллектуального потенциала на Запад? Правда, когда я спросил известного хирурга Майкла Дебейки, как он относится к тому, что наши мозги «перетекают» к ним, в Америку, он ответил: «Вы такая генетически богатая страна, что сколько из нее ни выкачивай, а Россия все равно будет воспроизводитьгениев».
— Не согласен. Есть определенный критический предел. И мы к нему подходим.
Если развалится образование, остановится наука, то прекратится и это самое «воспроизводство гениев». Наступит всеобщее мозговое затмение. Мы на очень опасной дороге.
—И что же нам делать? Брать уроки у Петра Великого?
— Вообще всегда полезно брать уроки у истории. И у дальней. Но и у ближней тоже. Когда в 1921 году Рождественский, Иоффе и Крылов поехали в первую после Гражданской войны загранкомандировку закупать научное оборудование, а денег на это у государства не было, они обратились к Ленину и Луначарскому. И им выделили средства из золотого запаса. В Физико-технический институт поступили тогда 42 ящика с приборами, и по оснащению он стал одним из первых в мире. Чем не исторический урок для нынешнего российского руководства?
— Академик Рем Хохлов, будучи ректором МГУ, мечтал ввести для первокурсников гуманитарных факультетов обзорные лекции по новейшим открытиям в области точных наук и, соответственно, на естественных факультетах — лекции о последнем слове в области наук гуманитарных. Как вы относитесь к такой идее?
— Хорошо отношусь. Нечто подобное мы реализуем в наших циклах лекций для лицеистов (но слушают их обычно и студенты, и профессора) по ключевым сегодняшним проблемам науки, общества, истории. Лекции для школьников по своим темам читают первоклассные специалисты. Так, в цикле «Прощание с XX веком» (1999–2000 гг.) участвовали академики РАН физик Б. Захарченя, химик А. Русанов, экономисты Д. Львов и Е. Примаков, философ В. Степин, член-корр. РАН, директор Эрмитажа М. Пиотровский, академик Российской академии сельхознаук, директор центра «Биоинженерия» РАН К. Скрябин, другие выдающиеся деятели науки и культуры. С февраля этого года начали новый цикл «Наука и культура XXI века». Другими словами, попрощались с минувшим столетием — здравствуй, новый век! Но самую первую лекцию читаю обычно я.
— Вы уже знаете, какую лекцию прочтете своим лицеистам в новом учебном году?
— Конечно. «Физика полупроводников и полупроводниковая электроника. Взгляд в XXI век».
Я, кстати, побывал потом на этой его нобелевской лекции для лицеистов. То был блестящий, уверенной рукой прочерченный эскиз тех прогнозов, которые почти с математической точностью начинают нынче сбываться.
Горько, что его уже нет с нами. Но отсвет его работ еще долго будет лежать на магистральных маршрутах движения в будущее электроники, информатики, развития мировых компьютерных сетей, того нового исследовательского направления, которое мы весьма приблизительно и расширенно называем нанотехнологиями; будет инициировать новые идеи в этих областях науки и техники. А в моей личной памяти, да и в памяти многих его знавших людей, останется тепло и обаяние, излучавшиеся этим удивительным человеком.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»