Известный драматург стал молодым поэтом

Если произнесешь фамилию «Гельман», молодые сразу же отреагируют. Ну как же, известный галерист, бунтарь на ниве современного искусства, вольнодумец. Кстати, зовут его Марат. Но сейчас речь о другом Гельмане, отце Марата. Этого помнит старшее поколение. Сценарий фильма «Премия», ставшего потом спектаклем в БДТ и во МХАТе. «Мы, нижеподписавшиеся», «Скамейка»… Все это ставил МХАТ, нашедший в Александре Гельмане любимого драматурга, удовлетворявшего жажду худрука театра Олега Ефремова на социальную утопию, которая бы показывала правильный путь для замороженного (или уже отмороженного?) советского режима. А кроме МХАТа пьесы Гельмана ставила вся советская провинция и еще 30 стран мира.

Родившийся в октябре 1933 года в молдавской провинции Александр Исаакович Гельман хлебнул радостей двадцатого века, да еще и в СССР, по самое не могу. Достаточно сказать, что из четырнадцати членов его семьи, попавших во время войны в гетто, уцелели только двое — он и его отец. А трудовой путь А. Гельмана был крайне разнообразен — он и на чулочной фабрике работал, и после окончания военного училища шесть лет служил — в том числе на Камчатке, и фрезеровщиком был, и корреспондентом в провинциальных газетах. А в пятидесятые начал писать рассказы, сценарии (вот, например, один, по которому был снят популярный фильм «Ксения — любимая жена Федора») и пьесы.

Позднее Гельман был и членом КПСС (вышел из рядов в 1990 году), и народным депутатом (Межрегиональная группа), и подписантом нелюбезных власти писем — в защиту НТВ и против чеченской войны…

А вот сейчас — новый поворот в творческой биографии Александра Гельмана: он начал писать стихи. И пусть он меня простит — на старости лет. Впрочем, Гельман сам осознает неожиданность такого поворота. В этом возрасте пишут в основном мемуары, а он… Но в том-то и дело, что его стихи — в каком-то смысле честные и даже безжалостные к себе мемуары — свидетельства переживаний немолодого человека перед близким свиданием с Вечностью. Да извинит меня Александр Исаакович за, быть может, неуместный пафос, которого он в своих стихах избегает.

Его стихи — преимущественно верлибры. Я русские верлибры не люблю. За умозрительность и, как правило, отсутствие узнаваемой интонации, вообще звука. Исключение составляют блоковское «Она пришла с мороза раскрасневшаяся…», да некоторые верлибры Бурича, ну и еще немногое. Теперь в этом моем коротком списке уверенно появился Гельман. В его верлибрах есть и та «последняя прямота», и то «чувство правоты», которые и определял как суть поэзии Мандельштам. Он совершенно не лукав и абсолютно честен перед собой в каждой строчке. А еще и афористичен. Тут, наверное, сказался большой драматургический опыт Гельмана — с каждого спектакля зритель должен уносить в своей голове хотя бы две-три фразы.

Я очень рад, что Союз писателей Москвы в этом году решил вручить свою премию «Венец» Александру Гельману — в сущности, молодому поэту.