И сам «Балтийский авангард русского сопротивления» (БАРС), и дело его, возбужденное ФСБ 27 мая 2017 года, выглядят литературой, мистификацией. Вот и сейчас мы публикуем документ, кажущийся прежде всего художественным, — записки из тюрьмы главного фигуранта, 30-летнего Александра Оршулевича. Но таковы обстоятельства нашего пространства, что вот эти пять страниц в клетку перевешивают 60 томов уголовного дела. Минувшей осенью обвинение Оршулевичу переквалифицировали с экстремизма на терроризм, и теперь весь этот худлит грозит пожизненным.
Александр Оршулевич
Выпускник 2011 года философского отделения истфака БФУ им. И. Канта (выпускная квалификационная работа «Образ России в социально-философской рефлексии В. Шубарта и Л. Мюллера»; сфера интересов — русская философия), отец четверых малолетних детей (от 2 до 8 лет), Оршулевич, согласно последней редакции обвинения, не позднее июня 2008 года создал БАРС, преследуя цель дестабилизации политической обстановки в Калининградской области и в конечном итоге изменения режима госвласти в регионе для его выхода из РФ. Помимо того, призывал к убийству Путина: действуя в составе организованной группы с Мамаевым и Ивановым, изготовил и в период с 26.05.2017 по 27.05.2017 (дата задержания) разместил неустановленным способом в общественном месте листовки с символикой террористического сообщества БАРС, побуждающие к убийству президента РФ.
Ранее следствие утверждало, что обвиняемый создал экстремистское сообщество, целью которого являлся насильственный захват власти в области путем совершения ряда экстремистских преступлений, направленных на выход региона из РФ и его независимое существование в составе Евросоюза.
Вот что показательно: само подполье, экстремистское оно или террористическое, — общественное движение БАРС — вовсе не признано ни тем, ни другим, в РФ оно не запрещено, страницы в соцсетях не заблокированы. А люди сидят.
#Документ
Полтораста лет назад фон Лембке заявил в Петербурге о необходимости часового у дверей губернаторского дома, а Верховенский заметил: «Пожалуй, одного-то мало, чтобы вас уважали. Вам надо непременно двух».
Оборотной стороной этих штыков всегда являются заговоры. Они непременно нужны — для удержания власти.
В Калининграде часовых не один и не два — область ими напичкана. Весной 2017-го оказалось, что и с заговорами порядок. Вскрыто подполье, то ли 9-й, то ли 11-й год вынашивавшее умысел отторгнуть область от России. Обнаружены арсеналы, приуготовленные для победы над гарнизоном: автоматы игрушечные, зато патроны — полтора десятка — самые настоящие. Правда, ржавые, времен Второй мировой. Еще найдены граната без взрывателя и гранатометный выстрел ВОГ-25 без гранатомета. А также трафареты «для нанесения надписей экстремистского содержания».
Наверное, Калининград захватить возможно и с трафаретами, и с глиняным пулеметом. Вот только будет суд, и как чекистам, ведущим следствие, доказывать заговор? Какими чудесными нелинейными связями? Все-таки криминалистика — не квантовая физика, а УПК — не Ветхий Завет.
Однако и тут есть методика. Незадолго до ареста глава заговорщиков рассказал о своих взглядах, предугадав развитие скорых событий. Ложное обвинение, сказал он, формально доказывается с помощью клеветнических показаний платных провокаторов, несовершенства законодательства, позволяющего под экстремизм подвести что угодно, и ангажированной следственной экспертизы.
Оршулевич не назвал тогда еще один ингредиент. Может, надеялся что минует его. Зато исключительно о нем — сейчас, в записках из тюрьмы. О пытках.
Нет в его записках удивления, какого-то нового знания. Но дважды Александр останавливается на диком диссонансе — за окном пыточной продолжается обычная жизнь, он слышит гудки автомобилей, голоса прохожих. Это политическая работа огромной важности — в десяти метрах от вас пытать человека, вот за этой стеной, за стеклопакетом, и чтобы вы об этом не думали, и чтобы он понимал, что до него нет никому дела.
В этих записках — один день, 28 мая 2017 года. Некоторые их особенности, начиная с заголовка, прямо указывают на идеализм автора.
«Фразеры не опасны», — говорила в «Бесах» губернаторша, жена фон Лембке. Но если провокаторы записывают разговоры при чаепитиях у священника, вот что с фразерами делает Россия дальше.
#### **«В логове железного Феликса**
**1. Вещий сон**
_На пороге они. Темные лица. Пришли за мной. Узнаю одного из них по глазам. Бежать! Выпрыгиваю из окна первого этажа. Никого. Надо торопиться. Но почему я бегу так медленно? И почему я не одет? Нет, далеко я не уйду… Будильник! Как хорошо, что это сон._
**2. Надо потерпеть**
_Стук в дверь. В глазке — они. Темные лица. Пришли за мной. «Кто там?» — «Участковый! Открывайте!» Без мыслей проворачиваю щеколду. На мгновенье узнаю одного из них по глазам._
_— Лежать, руки за голову! Лежать! Руки за спину! — холодная сталь браслетов неуклюже обжимает запястья. — Проходи давай, проходи! — на голову надевают пакет. Слышны возмущение жены, недоумение детей, шум множества враждебных голосов. Точно как во сне. Значит, так должно было случиться? Значит, надо потерпеть. Господи, помилуй!_
**3. Вещдоки**
_— Это ваше? — чекист с волосатыми руками в прорванных от спешного натягивания медицинских перчатках протягивает мне то испачканные свежей краской трафареты со странными словами, то баллоны с краской, то откуда-то вытащенные кипы листовок подозрительного содержания. Это подлог. Они далеко готовы зайти. Понятые! Ах, да… Два холодных типа со стеклянными глазами неодобрительно покачивают головами._
_— Это преступление, — обращаюсь к, по-видимому, старшему группы, матерому чекисту с наглыми повадками, — вы понимаете, что сейчас совершаете преступление?_
_Тишина в ответ, мне не смотрят в глаза._
**4. Поехали!**
_Захлопывается боковая дверь черного микроавтобуса. Я с трудом помещаюсь на полу, лежа на спине со скрученными руками поперек салона, зажатый между сидящими на диванах пятью спецназовцами и одним старшим опером ФСБ._
_— Что-то он очень удобно расселся, — указал на меня матерый чекист. Посыпались удары. Короткие, точные, больные, но сдержанные. — Ты еще не понял, что попал и что тебя ждет. Ну так я тебе сейчас расскажу._
_Но я прислушивался уже не к угрозам, а к тому, что творилось в эти минуты в моей душе: «Так вот он, момент истины? Выдержу ли, одолею ли? Я не имею права бояться». До конторы остается ехать 30 километров. Господи, дай мне сил!_
**5. Настоящий фашист**
_— Давно бы тебя грохнули, суку! Таких, как ты. Чё смотришь? — продолжал захлебываться ненавистью безымянный опер. — Слушай, что тебе говорят! — упал на мою голову справа кулак спецназовца в маске. — Ты, вот ты, самый настоящий фашист! — значительно и с расстановкой подытожил опер._
_— Я не… — прямой удар в переносицу заставил меня замолчать. Из носа потекла кровь, в ушах зазвенело, а из другого угла уже доносилось о великом подвиге дедов и необходимости самых беспощадных мер в борьбе с такими, как я. Кажется, мы уже в городе, осталось немного — крепился я, обнадеживая себя скорым окончанием пыток._
**6. Предатель родины**
_— Одень ему свитер на голову, — шерстяные рукава взятого мной из дома свитера туго затянулись на моей шее, и меня выволокли из машины во внутренний двор чекистской конторы. С заломленными за спину руками, с замотанной наглухо головой, я шел, не разбирая пути и спотыкаясь. Коридоры и лестницы казались бесконечными. — Заходи. Стой. На колени! — я почувствовал перед собой стену кабинета. — Голову! Голову опусти! Остальных привезли?_
_— Да, с ними сначала, а в конце уже Орша… — сзади ко мне кто-то подошел. — Давай рассказывай, с кем из журналистов иностранных встречался?_
_— С кем я разговариваю?_
_— Тебя это не должно… — окончание бранной фразы поглотил треск от удара линейкой по моему затылку. — Я спрашиваю, что ты говорил им о нас?_
_— Говорил, что в России при Путине нарушаются права и свободы граждан._
_— Ну теперь не будешь… — от нового удара линейкой в глазах сверкнуло, и я прижался лицом к стене. Окно кабинета выходило, очевидно, на проспект, потому что через открытую форточку отчетливо доносился гул машин и шум людского потока._
**7. ГТРК**
_В коридоре послышались новые голоса, и в кабинет кто-то вошел:_
_— Так, его вместе с Мамаевым! — меня схватили с двух сторон и поволокли по коридорам и лестницам вниз. Шум города усилился. И вот я понял, что уже нахожусь на улице. Из разговоров чекистов между собой сообразил, что меня привели для съемки кадров «задержания» оператором местного телевидения. — Руки на кузов машины! — приказали мне, сопроводив слова ударом в спину. — Ноги шире! Шире! Еще! — молодой спецназовец тщательно похлопал меня по всему телу сверху вниз._
_— Снято! — снова наручники, снова казенные сырость и холод подвалов и коридоров. — Мне нужно, чтобы вы их провели вот так, — тихо и неуверенно попросил кто-то, очевидно, оператор. От быстрой ходьбы по этажам я задыхался. Свитер на голове сбился набок. Спецназовец заправил обратно вывалившийся поверх футболки на мою грудь серебряный крестик, и началась съемка._
**8. Право выбора**
_Снова в кабинете, лицом к стене и на коленях._
_— Тебя больше не будут бить, — звук давно знакомого вкрадчивого голоса отвлек меня от тяжелых дум. — Ты знаешь, Саша, что от тебя требуется._
_— И что же? — спросил я. Собеседник недовольно и устало вздохнул, будто обидевшись на мою неучтивость: — Саша, ведь получишь по полной… Думай и решай._
_— Я не стану клеветать, — твердо произнес я давно решенное и несомненное._
_— А семья, дети, что будет с ними? А отец Николай? Ты понимаешь, что он в его возрасте живым не выйдет из тюрьмы?_
_— Я все понимаю, — медленно произнес я, колени ныли от острой боли, шея отекла от неудобного положения, а время тянулось мучительно. Удары линейкой повторялись еще много раз, неожиданно и сильно. А в коридоре в это время на меня махнули рукой: — С этим бесполезно, упертый. «Слава богу!» — подумал я._
**9. Дружба**
_Прошло несколько часов ожидания в болезненном положении тела. Свитер на голове намок от дыхания, пота и крови. Становилось все тяжелее дышать и стоять на коленях, которые, казалось, режут острыми ножами. Спина изнывала от усталости._
_— Что ты пыхтишь? — поинтересовался охранявший меня спецназовец._
_— Задыхаюсь, — ответил я озлобленно._
_— Можешь сесть на пол, — снизошел чекист и поправил мне свитер на голове, чтобы я мог дышать. Сев, я почувствовал невероятное облегчение, но уже спустя полчаса тело снова дало о себе знать ноющей болью во всех частях. — Голову вниз! — мгновенно реагирует страж на непреодолимое желание развернуть отекшую шею, подкрепляя сказанное хлестким ударом линейкой по макушке._
_Вдруг я услышал, как к двери кабинета подошли двое. Первый, явно указывая на меня, спрашивает:_
_— Видишь его теперь? Ну что, будешь с ним дружить? — после короткого колебания тоненький юношеский голосок отвечает:_
_— Нет, не буду._
_— Что?_
_— Не буду дружить, — громче повторяет запуганный парень, глядя на мое жалкое положение. Чекист удовлетворенно закрывает дверь._
**10. Ничего личного**
_Меня вели на допрос последним. Уже вечереет, в коридоре тихо, из сотрудников остаются только несколько спецназовцев и следователь в своем кабинете._
_— Садись! Снимите ему это… и наручники тоже! — на несколько секунд солнечный свет ослепляет меня после восьми часов пребывания с обвязанной головой. На руках остаются глубокие порезы от затянувшихся браслетов. — Это они тебя так по лицу? — спрашивает участливо следователь. — Ну, их можно понять, часто ездят в Чечню, — и дальше, когда последний спецназовец вышел из кабинета, добавляет уже негромко: — Я сразу бы хотел сказать вам перед началом допроса… Гм… Ничего личного, — не ответив на эти многозначительные, а в сущности, трусливые и подлые слова, я молча поднял голову и посмотрел поверх следователя. Над столом висел огромный масляный портрет Дзержинского — знамение прошлого века. А за окном продолжалась жизнь странного города в самом центре Европы. Слышались гудки автомобилей и голоса праздных прохожих, которым до меня не было никакого дела._
**Июнь 2017 г.».**
Пояснение к 9-й главке «Дружба»: 29 мая 2017-го, на следующий день, Оршулевич рассказал в суде, что его демонстрировали стоящим на коленях со свитером на голове, чтобы запугать несовершеннолетних перед дачей показаний. Среди известных (не засекреченных) свидетелей по делу — подростки.
Все присутствовавшие тогда в зале суда по мере пресечения не могли не видеть ссадину на переносице Александра.
#Дело
Марию Бонцлер, адвоката Оршулевича, по ходатайству ФСБ от дела отстранили, так как она представляла свидетелей из «Открытой России». Бонцлер также подавала жалобу в ЕСПЧ от имени Николая Сенцова, требуя его освобождения по состоянию здоровья. Вот что она рассказывает «Новой» о деле БАРСа:
— 27 мая 2017 года региональное УФСБ возбудило дела против Оршулевича, о. Николая (Александра Мамаева), Игоря Иванова по ст. 282 УК РФ. Оршулевича обвинили в создании в 2008 году экстремистской организации БАРС с целью насильственного захвата власти в области. 28 мая — обыски и задержания, 29 мая — суд, с тех пор они содержатся в СИЗО Калининграда в одиночных камерах. По словам обвиняемых, всем троим при обыске подбросили трафареты с надписями: «Смерть Путину», «Бей жидов, спасай Россию». Оршулевич при задержании избит и подвергнут пыткам и издевательствам, после чего у него возобновились приступы эпилепсии, которых не было более 7 лет. Теперь Оршулевич обречен, видимо, навсегда принимать сильнодействующие лекарственные препараты, пагубно влияющие на здоровье, а на нем — четверо малолетних детей. Также Оршулевичу инкриминируют вандализм 2011 года (кто-то изобразил свастику на мемориальной доске жертвам «Хрустальной ночи»), но его причастность — прошло 8 лет — так и не доказана.
В 2011 году Оршулевича осудили за публичный призыв к экстремистской деятельности по ст. 280 УК РФ — по провокации агента ФСБ. И в дальнейшем он был известен как активист, агитирующий за возвращение Калининграду его изначального названия Кёнигсберг. Он активно давал интервью, в т.ч. иностранным журналистам. В феврале 2017 года, после представления облпрокурора о недопустимости экстремизма, Оршулевич вышел из БАРСа. Руководителем стал Иванов. Мамаев, он же иеромонах Николай, является священником РПЦЗ, в печатном издании БАРСа постоянно ругал РПЦ и патриарха Кирилла.
БАРСом занимается следственный отдел УФСБ. Сначала пытались привязать дело к калининградскому Русско-немецкому дому. Якобы он финансировал БАРС. После резкого разговора Меркель с Путиным Русско-немецкий дом оставили в покое, а БАРС попытались «присобачить» к Калининградскому отделению «Открытой России». 26 августа 2017 года одновременно проведены обыски у всего актива «Открытки» (5 человек), в тот же день СМИ сообщили, что БАРС является «боевым крылом» «Открытой России» (ц_итата по близкому к силовикам каналу РЕН ТВ. —_ **А.Т.** ). Но и эта версия, по-видимому, не срослась, поэтому 27 сентября 2017 года задержали Николая Сенцова. Он никогда не был членом БАРСа и не мог им быть: БАРС являлся узкой группой (10 человек за все время его существования), которые были исключительно членами РПЦЗ, а Сенцов — протестант. Вся связь Сенцова с БАРСом в нескольких совместных публичных акциях, куда приглашались все желающие. Сенцов изучал историю Восточной Пруссии и собирал, легально покупая через профильные сайты, макеты оружия. Их невозможно использовать в качестве боевого. При обыске, изъяв все эти макеты, сотрудники ФСБ, по утверждению Сенцова, подбросили ему боеприпасы: один гранатометный выстрел, гранату без запала и несколько разнокалиберных патронов. На них, как и на трафаретах, нет ни отпечатков пальцев, ни биологических следов обвиняемых. Еще у девушки Сенцова при обыске изъяли несколько патронов времен Великой Отечественной. Сенцова тоже обвинили по ст. 282, написав в обвинении, что у него имеется еще несколько схронов с боевым оружием, которые ФСБ пока не может установить.
Проведено более 60 экспертиз (результаты, по словам адвокатов, подтверждают их невиновность), допрошены десятки свидетелей более чем в 10 регионах России, где следствие искало филиалы БАРСа. На самом деле, выискивали, допрашивали, обыскивали всех знакомых обвиняемых — в Москве и Санкт-Петербурге, Московской, Ленинградской, Омской, Томской областях и на Алтае. В Твери обыскали и изъяли всю технику у пожилого священника, коллеги о. Николая (Мамаева). К делу привлечены несколько засекреченных свидетелей, показания которых заключаются в том, что обвиняемые говорили им то-то и то-то. На этих голословных утверждениях засекреченных свидетелей, являющихся, возможно, агентами ФСБ, и базируется все обвинение. Кроме организации и участия в экстремистском сообществе, всем фигурантам предъявлены еще две статьи УК: 222 и 222.1 — хранение боеприпасов и взрывчатых веществ, имея в виду те несколько патронов, выстрел гранатомета без гранатомета и гранату без взрывателя, подброшенные при обыске Сенцову.
Когда того задержали, очень активно склоняли к даче ложных показаний— чтобы «склеить» обвинение. Сенцов отказался. Его жизнь под угрозой: в марте 2018 года он перенес геморрагический инсульт. В реанимации держали в наручниках.
25 октября действия всех четверых переквалифицировали на терроризм. Оршулевича обвиняют в создании террористического сообщества (ст. 205.4), прочих — в участии в этом сообществе. Остались статьи о хранении оружия и боеприпасов. По версии следствия, БАРС проводил военизированные тренировки, намереваясь захватить область путем совершения терактов. О призывах к «насильственному устранению главы государства» свидетельствуют подброшенные трафареты и листовки. Также Оршулевичу инкриминируют вандализм в 2011 (!) году и публичный призыв к экстремистской деятельности (тоже в 2011-м). Все остальные действия, по тексту обвинения, Оршулевич, Иванов, Мамаев и Сенцов совершали «в неустановленное время и в неустановленном месте».
Оршулевичу по совокупности статей может грозить пожизненное заключение, остальным — до 20 лет тюрьмы. Дело будет рассматривать коллегия из трех военных судей Московского окружного военного суда. Все обвиняемые отказываются знакомиться с материалами дела (более 60 томов), так как считают себя ни в чем не виновными. По вечерам их водят в здание ФСБ, где они подписывают протоколы об отказе знакомиться с тем, что «напекло» им следствие в течение этих полутора лет. 24 ноября облсуд продлил всем содержание под стражей до 27 марта 2019 года.
#Комментарии
Последние события: все написали заявления на ФСБ о подбросах, избиениях, пытках, принуждении взять на себя несуществующую вину. Этим занимается военное следственное управление СК по Балтийскому флоту, их уже допрашивал военный следователь. Также пишут жалобы в суды, правда, безрезультатно. Появились новости и насчет доказательной базы: провокаторы записывали разговоры при чаепитиях, которые проходили у о. Николая. Там присутствующие обсуждали власть. БФУ им. И. Канта составил заключение: все обвиняемые находятся «во внутренней эмиграции» и «проявляют нигилистическое отношение к России и ее истории». Это и закладывается в основу обвинения в терроризме.
Четверо политзаключенных (по определению правозащитного центра «Мемориал») уже скоро два года содержатся в пыточных условиях в СИЗО, потому что ФСБ дан сверху приказ выявить и обезвредить террористическую группу. В ней 19-летний (на момент ареста) мальчишка (Иванов), священник в возрасте (Мамаев), отец четырех малолетних детей, больной эпилепсией (Оршулевич) и абсолютно посторонний БАРСу Сенцов, получивший в СИЗО инсульт.
Они, используя 15 разнокалиберных патронов без оружия, гранату без запала и гранатометный выстрел без гранатомета, хотели захватить Калининградскую область и передать ее Евросоюзу. Занавес!
— Националистическая монархистская организация БАРС на фоне непрекращающейся антиукраинской кампании занимала последовательно антивоенную позицию, — комментируют это дело в правозащитном центре «Мемориал». — Насколько можно судить, российские власти особенно нетерпимо воспринимают «проукраинскую позицию» в среде националистического движения. При этом сотрудничество БАРСа с другими оппозиционными организациями, участие в антипутинских акциях, требования проведения декоммунизации и переименования города в Кёнигсберг, очевидно, раздражали региональные власти и ФСБ.
16 октября 2016 года бывшая учительница и сторонница «Открытой России» Ольга Малышева в Калининграде вышла на согласованный властями пикет, устроенный БАРСом, с плакатом «Нет войне» — против военной истерии. Ее привлекли к административной ответственности по 20.2 КоАП РФ. Малышева подала иск о компенсации морального вреда за незаконное составление протокола. И только сейчас, 21 января, спустя более двух лет, суд выиграла: иск удовлетворен, моральный вред оценен в 5 тыс. рублей.
— Никак не могут им дело состряпать, — говорит Ольга Малышева «Новой». — Требуют одного: чтобы оговорили друг друга. Вся эта кампания в СМИ во главе с местным тогда Долгачевым (_директор ГТРК «Калининград» с 31.05.2016 по 31.05.2018. —_ **А.Т.** ) ставила цель опорочить их в глазах большинства. И цели добилась. Вешали на них всех дохлых собак. Однако изначально ясно было, и я ребятам (БАРСу) говорила, их затея с возвращением городу немецкого имени в теперешнее время добром кончиться не может. А они делали все открыто и гласно. Парни со своими идеалистическими взглядами — все о Боге да о чести, идеал — белые офицеры — крепко влипли. Безумно жаль их всех. Арестован Игорь Рудников, редактор газеты «Новые колеса», депутат облдумы, сейчас он тоже в СИЗО. Уже осужден Борис Образцов, редактор газеты «Тридевятый регион». СМИ региональные разогнаны. На митинги теперь люди выходят с требованиями освободить всех этих шестерых.
Митинг в Калининграде с требованием освобождения участников БАРСа
— На грани фантастики и вымысла, — говорит о деле БАРСа адвокат Оршулевича Дмитрий Динзе. В последние дни широко обсуждается дело «Сети», в котором Динзе участвует. Так вот:
— С делом «Сети» ничего общего. Ребята не дали признательные показания, и изначально их вели как экстремистское сообщество, все поменялось к концу прошлого года, когда следователи решили: раз уж в деле есть трафареты по поводу госдеятеля и пара ржавых патронов — вменить терроризм. Но все отрицают вину полностью. На сделки со следствием никто не пошел. Никаких тренировок не было. С делом «Сети» связь прослеживается по шаблону и только.
Динзе подтвердил «Новой», что начата проверка методов работы УФСБ:
— СК по Балтике проверяет факты оказания физического воздействия при задержании всех фигурантов дела БАРСа. К моему клиенту приезжали и брали объяснение. Неделю назад вызывали жену Оршулевича и ее опрашивали. Указали, что объяснения понятых и родственников, самого Оршулевича не совпадают с заключением по телесным повреждениям: якобы он их мог получить за неделю до задержания. (Нам не дали фотографировать материалы дела — только читать, и, насколько помню, экспертиза указала, что телесные повреждения получены до задержания.) Жена настаивала на том, что его били и заставляли оговорить других фигурантов. Сейчас работают с другими обвиняемыми, берут у них объяснения. Разбираются насчет наручников. Но родственникам пояснили, что проверка результата не даст. Все равно в возбуждении уголовного дела откажут. Ждем, пока СК проведет всю работу. Если появится решение отказать — обжалую.
Следователь ФСБ, ведущий дело, в связи с конфликтом и обострением отношений с защитой и обвиняемыми отказывается дать свидание с родственниками.
Все происходит странно: следователь не дает защите материалы дела и никого не вызывает, чтобы с ними знакомиться. Вот только первый раз за месяц пригласил. Клиента две недели подряд возили к следователю, он часами стоял на лестнице с операми, после чего его увозили, и ничего не происходило.
Ванда Оршулевич со своими детьми
Жена Александра Ванда Оршулевич подтвердила «Новой», что найденные при обыске предметы не принадлежали их семье и никогда не находились у них дома. «Появились они у нас дома во время обыска. Это трафареты, баллоны с краской, листовки и мобильный телефон».
Александр был единственным кормильцем семьи. Четверо детей: 2, 4, 6, 8 лет. Младший ребенок только пошел в сад. «Нам помогают неравнодушные люди».
Политзаключенному Александру Оршулевичу — еще раз — светит пожизненное.